Любовный узел, или Испытание верностью - Чедвик Элизабет - Страница 30

Этель протолкнулась поближе. Она еще не отдышалась после быстрой ходьбы, но уже оправилась настолько, чтобы начать распоряжаться. Прежде всего старая повитуха вытащила горсть серебра, которое дал мыловар, и отсчитала в ладонь матери несколько монеток.

– На свечи и дрова, если найдешь, кто продаст их тебе в этот час ночи, – бросила она.

Мгновение женщина тупо смотрела на серебряные монетки в своей руке, потом встряхнулась:

– В «Звезде» есть. Там работает – или работала – Адела. Но, – тут она перевела взгляд на Этель, – вернуть это я не смогу.

– Неважно. Ступай. – Этель нетерпеливо махнула рукой. – Чтобы спасти твою дочь, нужны тепло и свет. Кстати, если идешь в таверну, прихвати кувшин вина. Тоже пригодится.

Женщина исчезла, а Кэтрин и Этель принялись за работу, хотя мало что могли сделать: обтереть больную, сунуть ей меж бедер сложенную толстым слоем мягкую тряпку из льна и облегчить боль питьем, приготовленным с помощью тепловатой воды из котелка. Ребенок – хорошая маленькая девочка, единственным недостатком которой была полная неспособность существовать вне чрева, – родился на самом рассвете. В комнате теперь стало потеплее, в очаге горело несколько вязанок с хворостом. В утреннем свете Кэтрин разглядела, что больная очень молода. Мать сказала, что ей шестнадцать, но она выглядела еще моложе: наверное, из-за плохого питания в течение нескольких лет. Кем бы ни были владевшие ее телом мужчины, им явно нужна была не женщина, а ребенок. А последний удовлетворил свою похоть просто со звериной жестокостью. Девочка ничего не говорила о нем. В ее глазах мелькал дикий ужас даже при самых осторожных расспросах. Единственное, что удалось выяснить, да и то от служанки из «Звезды», которая принесла бутылку вина и ломоть хлеба на завтрак, что это был солдат из замка, один из наемников графа. Служанка тоже явно боялась сказать лишнее.

– Даже если мы пожалуемся, граф спишет все на горячую кровь. Солдатам надо остужать ее, когда они не в поле. Он даже не станет слушать таких, как мы. Скажет, что она знала, на что шла, когда стала девкой.

Кэтрин горестно согласилась. Только Бог находит время заботиться даже о выпавшем из гнезда воробье. Граф Роберт был добр к ней и Ричарду, но это не значит, что он столь же радушно примет любую сироту и заблудшую душу.

По крайней мере, девочка будет жить, хотя еще неизвестно, очень ли ей повезло. Ее мать – вдова, которая зарабатывает в прямом смысле слова на хлеб, продавая пекарям капустные листья в обмен на их продукцию. Адела весь прошлый год торговала своим телом для того, чтобы достать немного дров и какую-нибудь обувь.

Мучимая виной и состраданием, Кэтрин отдала матери этой девочки восемнадцать пенни из своих двадцати четырех. Этель видела, но ничего не сказала. Она ведь сама дала деньги на свечи, тепло и вино.

К тому времени, когда обе женщины оставили хижину и побрели по грязи к замку, тусклый, серый ноябрьский день окончательно прогнал ночь.

– Хорошо, что она потеряла ребенка, – сказала Этель, тяжело опираясь на палку, кончик которой тонул в слякоти на добрых три дюйма. – Ее бедра слишком узки для девятимесячного младенца. Умерла бы наверняка.

Кэтрин так жгло глаза, что ей едва удавалось держать их открытыми: явно подступал очередной приступ головной боли. Молодая женщина чувствовала, как боль уже скапливается в затылке подобно клубящейся грозовой туче.

– Она еще может умереть, если начнется лихорадка.

– Да, может, – согласилась Этель, приостановившись на минутку, чтобы передохнуть.

Бурная ночь сказалась и на ней тоже: кожа вокруг губ старой повитухи посинела.

Кэтрин с горечью вспомнила о молодой девке, которая храпела в соломе рядом с Оливером летом. Как просто мужчинам подхватить одну из голодных девчонок, чтобы удовлетворить с ними свою потребность. Настолько просто, что они совершенно не задумываются. Для шлюх тоже все просто: продавайся или подыхай.

Ее мысли были внезапно прерваны появлением двух мужчин, которые выскользнули из какого-то зловонного прохода и преградили им путь. Они размахивали дубинками с гвоздями, а грязная, драная одежда явно была собрана с разных плеч. Голову одного прикрывала дорогая фетровая шляпа, отделанная горностаем. Этель покрепче сжала свою палку и выпрямилась. Кэтрин попятилась, прикрывая Этель своим телом.

Разбойник в шляпе усмехнулся, показав гнилые зубы.

– Два толстеньких поросеночка, готовые на забой. А ну-ка, давайте кошелечки! – он требовательно протянул свободную руку.

Кэтрин часто задышала.

– У нас нет денег. Мы честные повитухи, занимающиеся своим делом. Дайте нам спокойно уйти своей дорогой.

– Не бывает такого зверя, как честная повитуха, – фыркнул другой и грозно подступил на шаг. – Деньги на бочку, а не то познакомитесь с моей дубинкой.

– Только дотроньтесь до кого-нибудь из нас и будете прокляты! – выкрикнула Этель, вытягивая вперед руку, как когти. – Вы знаете, что я могу проклясть вас, и, клянусь Гекатой, я сделаю это!

Разбойники заколебались, нервно облизывая губы и неуверенно переглядываясь. Кэтрин старалась незаметно нащупать за своим поясом маленький ножик и набирала в легкие побольше воздуха, чтобы как можно громче позвать на помощь.

– Мы уже прокляты, – сказал тот, что в шляпе, – так что твои проклятия, старуха, всего лишь отправят тебя в ад раньше нас!

Он кинулся к Этель, а другой разбойник прыгнул на Кэтрин. Она громко закричала, буквально разорвав утренний воздух своим криком, и одновременно выставила свой ножик вертикально вверх. Разбойник сложился пополам, схватившись за пах. Молодая женщина воспользовалась этим моментом, чтобы снять с ножа чехол, хотя прекрасно понимала, что это всего лишь бравада. Она умела перерезать пуповины и измельчать травы, но никогда не пользовалась этим оружием для нападения или даже для самозащиты.

Кэтрин удалось увернуться от удара дубины, но недостаточно быстро. Палица больно задела ее руку, но, к счастью, кости остались целы. Второй разбойник уже швырнул Этель на землю, и тут Кэтрин снова заорала, отчаянно надеясь, что откроются двери и появятся люди.

Оливер провел беспокойную ночь. Он входил в число телохранителей графа, поэтому должен был спать у огня в большом зале, завернувшись в плащ. Ему не давали заснуть не только храп и кашель других рыцарей, но и тревога за Этель и Кэтрин, которые ушли в город. Он знал, что их провожают, однако беспокойство полностью не исчезло: слишком уж беззащитны обе женщины. И все же он не посмел настаивать на более тщательной охране, чтобы его не обвинили в том, что он вмешивается не в свое дело.

– Женщины, – пробормотал он вполголоса и уже в который раз перевернулся на другой бок.

– Благослови их Бог! – сонно откликнулся Джеффри Фитц-Мар и тоже перевернулся.

Оливер невольно хохотнул.

– Да благослови их Бог! – повторил он и закрыл глаза. Некоторое время он спал и видел яркие сны. Вот он в саду, ищет Эмму, но не может найти ее. Эмис тоже здесь. Она указывает на яблоневую рощу. Он входит в рощу в поисках жены, но видит только зеленый холм, похожий на огромную могилу. Он поворачивается к нему спиной, оглядывается, но на вершине холма уже сидит совершенно нагая Кэтрин. Ее прикрывают лишь длинные черные волосы, а на ногах – красные чулки. Они доходят только до колен и ярко горят на фоне белой кожи бедер.

Оливер подскочил и обнаружил, что лежит, завернутый в свой плащ. Голова горела, тело было покрыто липким потом. Это был не первый эротический сон, который приснился ему, но на этот раз сновидение слишком уж походило на кошмар. Человек, лежавший рядом с ним, еще крепко спал, остальные потихоньку шевелились. Огонь в камине пылал во всю мощь, над кухонным котлом поднимался пар. Одного взгляда на высокие окна было достаточно, чтобы понять, что уже рассвело.

Выпутавшись из плаща, Оливер вышел во двор, чтобы справить нужду и умыться в корыте у колодца. Стояло хмурое ноябрьское утро, слегка моросило. Погода быстро остудила жар его тела и прогнала все остатки сна. Хотя было еще очень рано, уже началось обычное хождение между замком и городом: въезжали повозки с припасами, выходили солдаты.