Любовный узел, или Испытание верностью - Чедвик Элизабет - Страница 2

Гавейн нервно потянул себя за коротко подстриженную бородку, окаймлявшую подбородок.

– Она тяжело ранена?

– Не знаю. Похоже, ее сбили ударом с ног и изнасиловали. Мы не можем бросить ее здесь. Ступай, приведи лошадей.

Под пустым взором женщины Оливер чувствовал себя совершенно беспомощным. Он хорошо помнил их первую встречу, потому что это событие было неразрывно связано с воспоминаниями об Эмме. Весна 1129 года, сад графа Роберта. Именно там он и встретил – совершенно неожиданно – двух молоденьких, захихикавших от смущения девушек, двух кузин четырнадцати и пятнадцати лет от роду. Они играли в мяч. Старшая, Эмис, обладала копной золотых волос, зрелыми формами и умела кинуть сквозь ресницы такой взгляд, от которого мгновенно вскипала кровь любого мужчины. Эмма, его будущая жена, была худенькой и бледной, но улыбка, загоравшаяся на почти лишенном красок лице, превращала ее в настоящую красавицу. А сам Оливер был тогда нескладным пятнадцатилетним юнцом, который вопреки настоятельному желанию родителей вовсе не торопился жениться. Встреча с Эммой все изменила. Теперь же она лежала в могиле вместе с дочерью, которой так и не смогла дать жизни, несмотря на трое суток родовых мук.

В год их свадьбы Эмис стала одной из наложниц старого короля Генриха и родила ему крепкого, здорового сына. С тех пор Оливер изредка слышал о ней, но встречаться им больше не приходилось. До этого дня.

– Да шевелись же, Гавейн! Вот проклятье! Перестань наконец пялиться и сходи за лошадьми!

Оливер буквально прорычал эти слова, однако его спутник так и не двинулся с места. Оливер поднял голову, огляделся и только набрал в грудь побольше воздуху, собираясь закричать уже по-настоящему, как вдруг увидел молодую женщину, которая прижималась к стене основного здания с деревянной чашей в руках. Она была одета в платье из темно-золотистой шерсти, накинутое поверх сине-зеленой льняной рубахи. Контрастное сочетание ярких цветов и покрой одежды свидетельствовали о благородном происхождении. Две тяжелые черные, как вороново крыло, косы спадали ниже подола верхнего платья дюймов на двенадцать. Женщина осторожно пятилась вдоль стены, но поняв, что ее заметили, резко повернулась и кинулась бежать.

– Подожди! – крикнул Оливер. – Мы не причиним тебе вреда!

Гавейн рванулся было за ней, но успел преодолеть не больше дюжины ярдов, как воздух вспорол знакомый свист и рыцарь споткнулся на бегу. Стрела пробила кольчугу, засев в ключице.

Оливер вскочил на ноги, дико озираясь; его рука метнулась к рукояти меча.

– Брось оружие!

Голос был спокоен и холоден, как у опытного, закаленного в боях воина. Однако противостоял Оливеру долговязый мальчик девяти или десяти лет. Лук в детских руках был натянут до отказа, наконечник стрелы смотрел прямо в грудь рыцаря.

Оливер медленно опустил меч.

– Мы не грабители. Мы хотим помочь.

В ушах стучало, словно сердце бешено напоминало, насколько быстро и легко его остановить. Краем глаза Оливер видел, как Гавейн с проклятиями пытается вытащить древко из своего плеча.

Лицо мальчика было серо, как пепел.

– Отойди от нее! – буквально выплюнул он. – Отойди от моей мамы!

– От твоей мамы?

Оливер не рискнул отвести глаз от паренька, чтобы посмотреть на Эмис. Выходит, перед ним стоит сын, которого она родила королю Генриху.

– Я знаю леди Эмис, мальчик. Мы с ней старые друзья. – Оливер успокоительно поднял руку. – Я отвезу вас обоих в безопасное место, клянусь.

Рука ребенка дрогнула. В следующее мгновение он спустит тетиву и на этот раз вряд ли промахнется. Оливер воспользовался этой секундой и ринулся вперед, кидаясь на бегу из стороны в сторону. Слетевшая с тетивы стрела пропела у его уха, как рожок. Мальчишка снова натянул лук, и тут Оливер ударил. Мужчина и ребенок покатились в пыль, причем рыцарю вскоре пришлось убедиться, что он борется с противником вертким, как угорь из реки Северн. Острый локоть заехал ему в ребра, вызвав взрыв боли. В глазной впадине очутился кулак, который мгновенно разжался. Парень явно собрался выдавить ему глаз. Оливер перестал уступать ему, стукнул мальчишку кулаком и уселся сверху.

– Господи! – выдохнул он. – Единственное безопасное место для тебя – крепкая клетка!

Ребенок лежал под ним неподвижно. Оливер осторожно ослабил хватку, однако был готов в любое мгновение снова сжать руки.

– Я сказал правду, – заговорил он по-прежнему задыхаясь, но стараясь, чтобы голос звучал не менее убедительно, чем раньше. – Я знаю твою мать и могу помочь.

Напряжение длилось еще несколько секунд, затем боевой свет угас в глазах мальчика. Они наполнились слезами. На его виске, в том месте, куда угодил кулак Оливера, медленно вспухал синяк.

– Я охотился на белок с луком, – проговорил, всхлипывая, мальчик, – увидел, как отсюда едут всадники с окровавленными мечами. Побежал домой и обнаружил… обнаружил…

Слова застряли в содрогающемся от сдерживаемого плача горле.

– Тише, тише, мальчик. Не надо.

Оливер встал, чувствуя себя весьма неловко. Ничего удивительного, что ребенок повел себя так. Гораздо поразительнее, что он вообще не спрятался в каком-нибудь уголке незаметным комком.

Гавейн подошел к ним, сжимая в руке стрелу. Оливер коротко глянул в его побелевшее лицо.

– Ты ранен?

– Не столько ранен, сколько ушиблен. Спасибо хорошей кольчуге, – проговорил Гавейн с болезненной гримасой. – Слава Богу, лук детский, не то лежать бы мне мертвым. Однако приятного мало. Да и починка встанет больше чем в полмарки.

Рыцарь прижал к ране край гамбезона,[1] чтобы остановить кровь, и кинул на мальчика желчный взгляд.

– Говорил же, что незачем было сюда сворачивать.

– Первой должна говорить совесть, – оборвал его Оливер и кивком головы указал на лежащую в пыли женщину. Она еще дышала, но выглядела, как мертвая. – Это его мать. Оглядись вокруг. Сам бы ты что сделал на его месте?

Прежде чем Гавейн успел ответить, мальчик вскочил на ноги и опрометью кинулся к другой, более молодой женщине, которая пыталась убежать, но остановилась, когда ребенок напал на рыцарей.

– Кэтрин! – всхлипнул он.

Женщина обвила его руками и прижалась щекой к волосам.

– А я с твоих слов понял, что его мать – вот эта, – озадаченно пробормотал Гавейн.

– Правильно.

Оливер вернулся к Эмис, снял плащ и заботливо укрыл ее. Глаза женщины уже прояснились и слегка расширились, потому что она узнала подошедшего к ней человека.

– Ты пропустил много пиров, Оливер, – шепнула она с горькой полуулыбкой.

– Я пропустил их больше десяти лет назад, Эмис. Послушай, у нас есть лошади. Мы отвезем тебя в безопасное место, где за тобой будут ухаживать.

Женщина захрипела, подтянула колени к животу, обхватила их прямыми, негнущимися руками и с трудом выдохнула:

– Поздно!

Другая женщина поспешно подошла и склонилась над Эмис. Следом приблизился мальчик.

– Я знала, что это случится! – мрачно пробормотала она, быстро опустившись рядом. – Это грозило уже несколько дней, а после того, что они с ней сделали…

– Что именно случится? – жестко перебил ее Оливер.

– Она беременна, а носит тяжело. В последний месяц открылось слабое кровотечение. Отец там, у ворот. Аймери де Сенс. Они зарезали его, как борова на день Святого Мартина, а ее изнасиловали, когда он умер. Один за другим, по очереди. Ричард, принеси мне воды.

Женщина дала мальчику деревянную чашу и взглянула на Оливера ясными зелеными глазами.

– Я приняла вас за мародеров, пришедших поживиться на костях.

Мальчик рысцой кинулся к колодцу. Оливер посмотрел ему вслед, затем покачал головой.

– Мы направлялись к переправе через Северн, но свернули с дороги из-за донесшегося туда дыма.

Он окинул женщину любопытным взглядом. Какой странный звонкий акцент у ее французского. Мальчик назвал ее Кэтрин. Наверное, уроженка Уэльса.

– Как вам удалось уцелеть среди этой бойни? – спросил рыцарь, неопределенно махнув рукой в сторону двора.