Любовный узел, или Испытание верностью - Чедвик Элизабет - Страница 12

Глаза Ричарда были широко открыты, но ничего не видели, грудь бурно дышала. От прикосновения руки Кэтрин дыхание постепенно выровнялось, потом дрогнули веки. Мальчик повернулся на другой бок и, так и не просыпаясь, потянул в рот костяшки пальцев.

Одна из женщин зажгла новую свечу от огарка старой и высоко подняла ее. Пламя осветило копну темно-рыжих волос. Ее звали Рогеза. Она была искусной вышивальщицей с голосом и кожей мягкими, как шелк, и характером колючим, как игла.

– Что с ним такое? – требовательно осведомилась эта женщина тоном, который не оставлял сомнений в том, что она лично думает по этому поводу.

– Просто он видел, как дюжина солдат убивает людей и насилует его мать, – сердито сообщила Кэтрин – У вас после этого не было бы кошмаров?

Рогеза фыркнула и уклонилась от ответа.

– Надеюсь, это не войдет у него в привычку, – только и сказала она, затем воткнула новую свечку на железную спицу и двинулась назад к своему тюфяку.

Остальные женщины последовали ее примеру: одни с кислым видом, другие – с некоторым выражением сочувствия, но все очень недовольные тем, что их подняли среди ночи, да еще так напугали.

За эту ночь им еще дважды пришлось просыпаться от криков Ричарда. Кэтрин, которая уже знала, чего ожидать, успокаивала его гораздо быстрее, чем в первый раз, но все же недостаточно быстро: остальные успевали просыпаться. Если сначала Рогеза была просто враждебной, к рассвету она буквально сочилась ядом.

Ричард ничего не помнил о своих кошмарах, поэтому растерялся под яростными взглядами, которыми его осыпали. Кэтрин защищала его из последних сил. Вчерашняя боль до сих пор пульсировала где-то за ушами, поэтому молодая женщина чувствовала себя почти такой же измотанной, как вчера вечером.

– Он не виноват, – повторяла она, пока остальные женщины одевались и готовились спуститься к завтраку. – Ему просто нужно время, чтобы освоиться.

– Что же, во всяком случае я отказываюсь пускать его в нашу комнату еще на одну ночь.

– Решать это может только графиня.

Рогеза скользнула по Кэтрин сердитым взглядом из-под полуопущенных век.

– Вряд ли графиня станет возражать, если я расскажу, какую ночь мы все провели.

Кэтрин тоже сердито посмотрела на Рогезу, страстно желая стереть пощечиной ухмылку с ее высокомерного лица.

– Обратись к ней и послушай, что она скажет. Полагаю, ты забыла, что этот мальчик – сын старого короля и брат по отцу ее супругу.

– А матери его было место в публичном доме. Ее так и прозвали – Эмис ле Дам. Нам всем известна ее история.

Рогеза оглянулась на своих женщин, словно обращаясь к ним за подтверждением. Светловолосая девушка хихикнула, женщина постарше прищелкнула языком и кивнула.

– Известно то, что вы предпочитаете в ней видеть. Эмис вы не знали, – горячо проговорила Кэтрин, чувствуя, как уголки глаз заполняются слезами. Она едва сдерживалась, чтобы не накинуться на женщин с бранью.

Из угла раздался голос молодой веснушчатой женщины, которая расчесывала там волосы:

– Зачем вы устраиваете бурю в корыте? Неужели мы настолько мелочны, что забываем о милосердии из-за одной беспокойной ночи?

– С моей точки зрения, это не мелочь, – прошипела Рогеза, бросив на Ричарда, который как раз появился из устроенной в углу уборной, которую отделял от общей комнаты занавес, ядовитый взгляд. Однако все же замолчала и решительно вышла за дверь с высоко поднятой головой.

Молодая женщина покинула свой угол, приблизилась к Кэтрин и пробормотала, ласково положив руку на ее рукав:

– Не обращай на Рогезу внимания. Она любит разыгрывать из себя королеву, а с твоим появлением корона с ее головы слетела.

– С моим?

– Точнее, с вашим. Сын старого короля всегда выше вышивальщицы, несмотря на то, что она – дочь рыцаря. Меня зовут Эдон Фитц-Мар, мой муж входит в личную свиту графа. – Она похлопала Кэтрин по руке. – Не сердись, скоро ты почувствуешь себя здесь как дома.

Кэтрин сильно в этом сомневалась: ее давили сами стены. Она, разумеется, знала, что таков образ жизни многих женщин благородного происхождения – сидеть взаперти в верхних покоях замка, занимая свои дни спицами, прялкой и иголкой. Это был замкнутый мир с подспудными течениями и конфликтами, почти не предоставлявший выхода кипевшим в нем страстям. Его обитательницы грызли друг друга, как пауки в банке. Эмис часто заговаривала о такой жизни, но ни разу с восхищением или тоской по ней. Однако, поскольку Эдон Фитц-Мар протянула руку дружбы, Кэтрин подавила дурные предчувствия и ответила ей слабой улыбкой и невнятными выражениями признательности.

Эдон пошла в своей благотворительности еще дальше: она постаралась включить в разговор Ричарда:

– Думаю, что тебя примут в число пажей. Так поступают с большинством живущих здесь мальчиков.

Ричард кивнул и пробормотал, глядя на свои ноги:

– Я был бы рад этому.

– Лорд Роберт – хороший учитель. Джеффри – мой муж – говорит, что лучшего начала для любого оруженосца и быть не может.

Ричард снова что-то пробормотал. Его взгляд скользнул по полу и остановился на довольно заметном животике молодой женщины. Заметив это, Эдон довольно усмехнулась и положила на живот руку.

– Мой первенец, – сказала она Кэтрин. – Жду к осени. Джеффри горд, как петух: ходит среди всех остальных, расправив плечи, выпятив грудь, и ни о чем другом говорить не может. Надоел уже до тошноты.

– Моя мать тоже носила ребенка, – проговорил Ричард. – Аймери тоже ходил, как петух, только он теперь мертв… как и она.

Эдон оторопела. Мальчик круто повернулся и вылетел из комнаты, громко хлопнув дверью.

– Мне жаль, я не подумала… – ошеломленно произнесла молодая женщина. – Да еще после такой ночи… Мне следовало сообразить…

– Вам не в чем винить себя, – поспешно сказала Кэтрин. Ей совершенно не хотелось терять едва предложенную дружбу. – Сейчас он способен взвиться из-за любой мелочи. Мне нужно бежать за ним. Скажите это графине, если она меня спросит.

С этими словами Кэтрин подобрала юбки и выскочила из покоев вслед за Ричардом. Оставшиеся в комнате женщины переглянулись со смесью осуждения, неудовольствия и сочувствия к несправедливо обиженной подруге во взглядах.

Сбегать по крутой лестнице в длинном одеянии было неудобно. Когда Кэтрин добралась до нижней ступеньки, Ричард уже исчез. Она ругнулась про себя и стала всех расспрашивать, однако никто мальчика не видел. Бегущий ребенок – слишком незначительное событие для большого хозяйства графа Глостера, а вот бегущая женщина – уже повод поднять брови и высказать неодобрение по поводу нарушения приличий.

Кэтрин обыскала зал, затем поспешила наружу. Во дворе она наткнулась на молодого оруженосца, Томаса Фитц-Рейнальда, который завтракал большой ячменной лепешкой, намазанной медом, и одновременно полировал мягкой тканью наручь, однако с превеликим удовольствием бросил это занятие, чтобы помочь найти Ричарда. Кэтрин направилась на внешний двор, а Томас пошел осматривать собачьи конуры и клетки охотничьих птиц.

На внешнем дворе готовился к выезду отряд всадников. Среди них был священник верхом на муле, к седлу которого был приторочен дорожный сундук и небольшой ларец из твердой кожи для митры. Отряд возглавлял Оливер верхом на своем сером. Его лицо выглядело свежим после ночного отдыха, а на губах играла улыбка: его развеселило что-то сказанное Гавейном.

Несмотря на свою тревогу, Кэтрин мгновенно вспомнила, насколько неряшливо выглядит она сама. Ей так и не довелось переодеться, потому что у нее не было ничего, кроме этого грязного, пропахшего дымом и покрытого дорожными пятнами платья. Она ни за что не смогла бы улыбнуться в эту минуту, даже если бы и попыталась.

Оливер обернулся в седле, чтобы проверить, надежно ли прикреплен щит, заметил Кэтрин, и улыбка мгновенно исчезла с его губ.

– Госпожа Кэтрин? Что случилось?

– Ричард убежал.

Она коротко передала рыцарю, что случилось в женских покоях.