Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Умирать вечно - Алейников Кирилл - Страница 4


4
Изменить размер шрифта:

Лишь много позже я осознаю, что в то время весь поезд будто бы остановился. Замер. Замерз. Люди не говорили, не двигались, не кричали вослед, когда я сшибал их. Они никак не реагировали на мое бегство, на мои крики о помощи, на мои стенания и проклятия. Не в силах заставить себя обернуться, я все бежал и бежал к концу электрички, пока не достиг последней дверцы. «Хода нет», краснела на ней табличка.

Хода дальше нет!..

Я обернулся. Незнакомец с абсолютно черными глазами стоял совсем рядом. Его волосы на голове шевелились, извивались, как змеи извивались на голове горгоны Медузы. Волосы существа, никак не могущего быть человеком, тянулись ко мне, почти шипели, почти касались моего лица…

И тут он ударил. Ударил двумя руками прямо в мою грудь. Хрустнули ребра, сердце будто бы вылетело из глотки вместе с воздушной пробкой — остатками воздуха в легких. А я вылетел из поезда вместе с выбитой дверью вагона и рухнул прямо на пути. Боль, жуткая, адская, всеобъемлющая разорвалась ослепительной вспышкой в глазах. Кажется, несколько раз ударился об рельсы, о бетонные шпалы. Возможно даже — о силовой кабель. Фонтан искр, во всяком случае, я видел отчетливо. Наверное, этот фонтан выбила металлическая дверь последнего вагона. В ушах гремел рокот удаляющегося поезда, в груди цвела кровавая рана, а в сознании пульсировала лишь одна мысль.

Я умираю… я умираю… я умираю…

ГЛАВА 2

В призрачной мгле крикнул тревожный гудок электропоезда. По туннелю взад-вперед пронеслись шорохи, встречные воздушные потоки спели в вентиляционном ходе короткий куплет о безысходности и обреченности. Или эти слова — синонимы?

Гудок повторился. Кажется, теперь звук его донесся с другой стороны. Оттуда, откуда я приехал. Вновь воздушные потоки зашуршали по неровным стенам туннеля, по влажным, покрытым росой рельсам, по липкой земле. Где я, что я, как я — все эти вопросы пронеслись и мигом потухли в голове. Я помнил, где я, что я и как я. К сожалению, помнил.

Крик электропоезда раздался уже гораздо ближе. Поднялся ветер. Я сообразил, что валяюсь посреди путей в опасной близости как от рельсов, так и от силового кабеля. В нескольких метрах от меня искореженной железкой покачивалась почерневшая от электроразряда дверь вагона. К счастью, туннель метро не встретил меня непроглядной темнотой: где-то наверху еле светилась тусклая лампочка; точно такая же висела метрах в пятидесяти дальше по туннелю. Я поднялся, скривился от боли в груди, от боли в ногах, от боли в голове. Все тело, казалось, было одним сплошным очагом боли. С неимоверным усилием я сделал шаг, другой, третий. Я пытался убежать от надвигающегося из недр подземного лабиринта состава и не сразу сообразил, что вряд ли удастся это сделать. Тогда я приник к стенке в надежде отыскать какой-то парапет, безопасное укрытие, вентиляционную или технологическую шахту. Странно, но страха я не испытывал. Совершенно. Наверное, слишком сильно болело тело, чтобы оставались хоть какие-то силы на эмоции. Чисто инстинктивно, повинуясь древнему механизму поиска выхода из опасной для существования ситуации, я брел вдоль стены как можно быстрее, пока не наткнулся на какое-то отверстие. Это был люк, скорее всего, технологический. Я упал на колени, сорвал решетку, кое-как прикрученную к люку, и протиснулся внутрь.

Гудок раздался почти за спиной. Я пополз вперед по темному проходу, мало соображая, что делаю. Ни куда может привести меня этот сомнительный путь, ни насколько он длинен, я не думал. Просто полз вперед, подальше от места трагедии, подальше от ужасных антрацитовых глаз незнакомца, выкинувшего меня из поезда. Подальше из этой чертовой преисподней метрополитена. Говорят, в периоды особых нервных потрясений человек способен на всякие вещи, недоступные для исполнения в нормальном состоянии. Я говорю о случаях вроде того, когда женщина переворачивает тяжеленный автомобиль, чтобы освободить своего ребенка. Не остается во всем мире ничего кроме проблемы и самого простого, самого очевидного ее решения. Женщина не ждет эвакуатор, спасателей, кран или что-то еще; она самостоятельно освобождает дитя, хотя то кажется нереальным для очевидцев. А я всего лишь полз и полз вперед, прочь от демона со страшными глазами и от туннеля, где чудом выжил.

Любой путь рано или поздно имеет конец. Это логично. Иначе невозможно. Ведь нет и не может быть во вселенной чего-то бесконечного, не имеющего своего логического завершения. Даже сама вселенная — и та конечна как в пространстве, так и во времени. Неважно, что человеку не дано узреть конечность вселенной. Важно, что так оно есть на самом деле. Вот и узкий, грязный, пропахший крысами и гнилью проход в толще земли, по которому я с кряхтением полз, все-таки кончился. Пришлось потрудиться, прежде чем очередная решетка поддалась моим стараниям и со звоном вылетела наружу. За ней последовал и я. Вывалился в холодную вонючую лужу, рухнул всем своим изнемогшим, обессилевшим телом. Охнул и на миг потерял связь с реальностью. Когда, наконец, поднялся на колени, то разглядел на ладонях кровавые подтеки из ран, оставленных крысиными зубами. Созерцая алую жидкость, я выбрался из лужи на более или менее сухое пространство, уперся спиной в шершавую бетонную стену. В мыслях я все еще полз по проходу, все еще слышал вой сигнала электропоезда, ощущал ногами холодный ветер. Долго пришлось вот так вот сидеть, разглядывать кисти рук и приходить в себя.

Потом я стал оглядывать место, в котором очутился.

Это была какая-то не то улица, не то переулок, перекрытый сверху бесформенными нагромождениями стальных конструкций и бетоном. Неподалеку в мусорном баке полыхал огонь, крупные искры метались над раскаленным жерлом бака и устремлялись под хаотический свод переулка. Пламя отбрасывало языки света и тени на стены, на грязный асфальтобетон, на отвратительные мусорные кучи. В нише противоположной стены тоже полыхал огонь, но уже не в недрах мусорного бака, а прямо на асфальте. Территория огня была огорожена порожними жестяными банками из-под пива.

Где я, черт возьми? Что это за район?

Не сразу я заметил, что нахожусь в переулке не один. То тут, то там из мусорных куч высовывались грязные головы людей. Посмотрев на меня секунду, головы вновь укрывались в мерзкой грязи. У мусорного бака стоял наполовину сокрытый пламенем бомж, греющий над огнем ладони в рваных перчатках. Дальше под сводами непонятных конструкций тоже были люди. Они все в основном сидели на картоне или газетных кипах так же, как сидел я. Кто-то бесцельно ходил взад-вперед, кто-то подъедал остатки в консервных банках.

Должно быть, меня отнесло в какое-то гетто. В место, где обитают исключительно бомжи. И крысы, полчища крыс, совершенно не боящиеся людей. Снующие везде и всюду. Противно пищащие, семенящие мелкими лапками по лужам, шуршащие в мусоре.

Крысы и бомжи.

Я сделал огромное усилие над собой и поднялся на ноги. В груди ныло, однако, ощупав ее, я пришел к выводу, что ребра все же целы. Зудели раны от грызунов, болели синяки от падения на пути, дрожь от ноябрьского холода овладела телом. Я как мог быстрее зашагал прочь из грязного переулка, сам грязный и рваный, вряд ли отличающийся от прочих обитателей этого забытого богом места. Гревший руки бомж осклабился, когда я проходил мимо. В глазах его сверкнуло безумие. Или, быть может, то был лишь отсвет пламени?

— Добро пожаловать в ад! — крикнул бомж хриплым голосом, после чего рассмеялся так, как смеются голодные гиены в африканских прериях.

Я судорожно повел плечами, стараясь никого и ничего более не замечать. Ноги, ватные, уставшие после «марш-ползка», несли меня неизвестно куда, но это уже хорошо, что несли. Я свернул за угол, в другой переулок, но тут меня ждала та же мрачная картина грязной обители отбросов. За новым углом — то же самое. Пронеслась мысль, намекнувшая, что я из подземного лабиринта метрополитена попал в наземный лабиринт какого-то нереального царствия грязи и упадка. Совершенно не понимая, что за район города передо мною, я шел и шел по лужам, по старым газетам, по остаткам крысиных тел, по консервным банкам. Шел, пока не выдохся, пока силы вновь не стали уходить в далекое далеко. А гетто все не кончалось, даже крупных улиц, мостовых, проспектов не встретилось. Ничуть, хотя я прошел, должно быть, с километр.