Всем оставаться на своих местах - Аливердиев Андрей - Страница 3

Парочка продолжала ехидно ухмыляться, беспардонно рассматривая мою неприкрытую наготу. Я начинал сердиться. Ну ладно, если Марине было так интересно, что у меня там, могла бы и при жизни так от меня не бегать. Яша же вообще был полным засранцем…

— Просто мы твои новые опекуны, — наконец разродилась ответом Марина. — Я — хранитель.

— А я — искуситель, — добавил Яша.

— Сукины дети! — что еще было сказать?

Я криво улыбнулся, демонстрируя довольно большие по человеческим меркам клыки.

— Кстати, как это ты ко мне попал? Я думал ты — в русско-иудейском.

— Да кто ж меня туда пустит? — Яша развел руками. — Мне уже на медосмотре, как глянули на отсутствие, а точнее излишнее присутствие, так и сказали, к иудеям — ни ногой.

— Так ты, не это?..

— Не это, и не то. Ты же знаешь, что хотя наши родители и были разных национальностей, но понятия у них было одни. И, не самые худшие. Ты же, вроде, тоже особой религиозностью не отличался?

— Об общих понятиях, согласен, а вот насчет религиозности, тут ты не прав! Подсвечником напоказ не работал, но веру-то в сердце носил. И крестился не где-то, а в Русской Православной Церкви, в добром уме и твердом здравии. — Я улыбнулся. — Просто не афишировал никогда. Да, а чего это ты сам в искусители подался?

— Ну, это Вас, Рихард Зигфридович (не знаю, как во Христе), как истинного арийца, да еще в Русской Православной Церкви крещенного, в надзиратели сразу сосватали, а куда было бедному еврею податься? — Яша деланно закартавил.

Вечно он издевался над этим моим дефектом речи! В прочем, в остальном он был весьма неплохой парень. Помню, еще в школе мы с ним ходили в один ДОСААФовский клуб, но он был чуть старше, поэтому тогда мы почти не пересекались. Зато потом мы оказались на одном курсе нашего физ. фака. Яша после Афгана, я — после школы. С тех пор и водки с ним было выпито — не счесть, и драться стенка на стенку приходилось. Вот помню в стройотряде… Эх, студенческие годы!.. Короче, как от хранителя я бы от Яши не отказался, да и как от искусителя тоже.

Но стройотряды стройотрядами, а я вдруг осознал, что уже битый час болтаю в костюме Адама с этими засранцами, и ни он, ни она даже не предположили, что я таки уже человек, и могу испытывать банальный холод.

— Но раз вы мои опекуны, так помогите. Слушай, братан, зачем чёрту смокинг?

— Да я одолжил бы, но есть проблема, — ответил Яша, все также деланно картавя. — Нас кроме тебя все равно никто не видит. Нашу одежду, что логично, тоже.

Положение было просто издевательским.

— Ну, что, опекуны хрeновы, — я подошел к своим друзьям, и крепко обнял обоих за талии. Как не странно руки не провалились в пустоту, а нащупали очень даже материальные тела. Особенно у Марины, чья, если можно так выразиться, плоть весьма хорошо прощупывалось через тонкое платье, под которым, судя по всему, никакого нижнего белья не наблюдалось. — Ну, что, опекуны хрeновы, — повторил я, — ведите меня, куда считаете нужным, но если мне не понравится, пеняйте на себя: враз остановлю себе сердце (концентрироваться я не разучился), и вы вновь разлетитесь по своим ведомствам. Разлетитесь, кстати, не солоно хлебавши оба.

Я внимательно посмотрел в глаза сначала Марине, потом Яше. Кажется, я попал в точку: разлетаться так скоро по ведомствам охоты у них не было совсем. Правда, и в то, что я так сразу и остановлю свое сердце, верилось с трудом, но помочь мне для них обоих всё равно было делом святым.

— Ладно, — заключил Яша. — Сейчас двинем на запад. — Он показал рукой. — Там шоссе. Тормознем какую машину, одолжим одежду, и поразмыслим о ночлеге. А там что-нибудь придумаем.

— А пока, уж извини, придется тебе идти так. Нечего креститься было! добавила Марина, сбрасывая мою руку со своей талии, то есть, если быть точнее, уже не совсем талии.

— Ой, кто бы говорил, небесная ты моя! — что еще было ответить на сии слова ангела о крестном знамении?

***

Вы только не подумайте, что в Аду в чертей вербовали всех. Во-первых, настоящих грешников, согрешивших много и конкретно, вербовать категорически воспрещалось, ибо по уставу они должны были отжариться на сковородках срок, ориентировочно уходящий в бесконечность. Конечно, ходили разговоры, что бесконечность эта не такая уж бесконечная, но точных цифр не знал никто. Во-вторых, для работы, что надзирателем, что тех. сотрудником, что искусителем необходим был определенный талант, то есть тупые отпадали. Ими Чистилище обычно и заполнялось. Вообще, подразделение именуемое Чистилищем то расформировывалось, то формировалось опять, и никто толком не знал зачем это было нужно.

Кроме того, часть душ вращались по колесу Сансары, как, кстати, вращались и души перворожденных, не успевших в срок своей потусторонней жизни дослужиться до генеральского звания или не воскрешенные, так сказать, искусственно в результате терракта. Генералы получали неопределенную отсрочку со смертью, а жертвы террактов, даже перворожденные, выбрасывались на землю в образе людей. Как им было тяжело! Но это уже особый разговор. Однако, возвращаясь к нашим баранам, то есть душам, необходимо отметить, что кое-кого таки в Рай отправляли. Но я и представить себе не мог, что и там тоже были вербовочные пункты. И, более того, такие вербовочные пункты. Ведь если Яша еще хоть как-то подходил на роль искусителя, то хранитель из Марины, насколько я знал ее при жизни земной, был как из меня — папа Римский (прости меня, Господи!). Но век живи — век учись, а практика, как известно, — лучший и, по большому счету, единственный критерий истины.

***

Машина круто остановила прямо возле меня.

Рука сидящей за рулем девушки потянулась в ящичек рядом с магнитофоном, но была остановлена рукой Яши.

— Даже не думай, — прочитал я по его губам.

Я раскрыл вторую переднюю дверь машины, и уже забравшись вовнутрь, спросил, естественно, по-английски:

— Извините, мем, вы не поможете бедному воскресшему?

Я, как только мог, обаятельно улыбнулся.

Она дико смотрела то на меня, то на Яшу, то на Марину. Не надо было быть прорицателем, чтобы понять, что она их видела не хуже меня.

— А говорили, что никто, кроме меня, вас не видит, — укоризненно произнес я в их сторону по-русски, и, опять обращаясь к дамочке, уже на английском добавил. — Премного извиняюсь, мем, но я только что воскрес, то есть, точнее, восстал из Ада. А это мои хранитель с искусителем собственными персонами. К сожалению, воскрес я немного в неподходящем месте, неподходящее время и неподходящем туалете, поэтому вынужден просить вас о помощи. Понимаете?

— Еще как, — ответила она по-русски. — Ну, ты, мужик, даешь!

Я окинул девушку взглядом. Стройная, голубоглазая, белокурая, с правильными нордическими чертами лица она была весьма красива. Чем-то похожа на Диану и Кристину… Какую Кристину? Не важно. В общем, впечатление было самое приятное.

— М-да. Куда не кинь всюду наши. Но тем лучше: не будем ломать язык. Надеюсь, муж не слишком ревнив?

— Я уже не замужем. Ладно, едем ко мне. Там на заднем сидении лежал мой плащ. Ты, это, прикройся хоть. Мне-то ничего, — она хмыкнула. — Но я живу в квартире, а народ на улице может неправильно понять.

Марина передала мне плащ, который, к счастью, действительно все еще лежал там, где его положила хозяйка, хотя и был уже изрядно помят задницами моих покровителей, и я, наконец, смог прикрыть свое бренное тело от трех пар глаз, успевших, впрочем, изучить его во всех анатомических подробностях.

Плащ был существенно маловат, но я уже не стал слишком уж привередничать, тем более, что жила она совсем недалеко и мы уже практически подъезжали.

Не успел я вылезти из машины, как дорогу к подъезду нам преградили два, как их теперь называют, афроамериканца. Оба — самого мерзкого вида. Один держал в руке пистолет.

— Ты что, гей, что ли? — спросил второй ниггер, глядя на мои босые ноги и явно женский плащ.

Всегда знал, что не люблю, когда меня оскорбляют, а учебка таки не прошла для меня даром. Через секунду их пушка была уже в моих руках, а оба негра как по команде бросились наутек, один — поддерживая сломанную руку, другой — изрыгая какие-то ругательства на непонятном мне сленге. Одно было ясно, возвращаться они не собирались.