Прошел караван столетий (сборник) - Моисеева Клара Моисеевна - Страница 33

Ал-Бируни внимательно осмотрел больного: долго прислушивался к биению его сердца, посмотрел горло, пощупал руки и ноги. Он спросил Мухаммада, когда это случилось, давно ли юноша дышит так тяжело и прерывисто. Затем он попросил своего слугу доставить ему травы, хранящиеся в хурджине, и принялся приготовлять целебное питье. Вокруг Бируни забегали слуги и проводники из каравана Мухаммада. Вскоре над пламенем костра уже был подвешен маленький котелок, и Якуб был обложен теплыми компрессами, мехами белки и соболя, которые Мухаммад поспешно вытащил из своих тюков. Как ни трудно было Якубу глотать, он все же выпил питье, приготовленное ал-Бируни, и, устало откинувшись на мягких мехах, тепло укрытый и согретый, впервые задремал. И, хотя сон его был беспокойный, ал-Бируни знал, что этот сон принесет с собой исцеление. Ученый не покидал больного, продолжая сидеть у его изголовья, пока он спал, дожидаясь того мгновения, когда юноша проснется и сможет снова принять горячее питье.

Посланник дабира и гонцы, сопровождавшие ал-Бируни в столицу Хорезма, Гургандж, то и дело приходили к ученому и напоминали ему, что вьюки уложены и караван готов следовать ко дворцу хорезмшаха. Но ал-Бируни не торопился, он спокойно отвечал, что напрасно проводники тревожатся – он не покинет караван-сарая, пока не сделает своего дела.

– Помилуй, уважаемый господин! – говорил, обращаясь к Бируни, посланник дабира. – Как можем мы оставаться в караван-сарае, когда сам хорезмшах ждет нас в своем дворце!

Посланник дабира едва сдерживал клокотавший в нем гнев. Когда ему было поручено доставить ко дворцу знаменитого ученого Хорезма, сведущего во многих науках, он думал встретить богатого и знатного господина, который нагрузит караван всяким добром. Ведь Бируни был знаменит, и его вызывал к себе сам хорезмшах. Но посланник дабира встретил более чем скромного человека, который чуть ли не за час собрал все свое достояние и навьючил на верблюдов одни лишь книги. Где же его богатства? Где же его пышные одежды, в которых он предстанет перед хорезмшахом? Где он хранит свои драгоценности? И почему на нем такой дешевый халат?.. И вот теперь этот странный человек сразу же показал, что он не желает угождать великим мира сего: он заставляет ждать самого шаха и тратит время на безвестного юношу!

– Благодарение аллаху, – отвечал ал-Бируни, – жизнь хорезмшаха не подвергается опасности, а здоровье молодого человека, только начинающего свой путь, в опасности. Как же можно оставить юношу, не оказав ему помощи? Не следует ли подумать, что выше – гнев хорезмшаха или гнев аллаха, который обрушится на ученого, взявшегося врачевать и не выполнившего свой долг?

Посланник дабира молча удалился, и вслед за ним, опустив головы, ушли гонцы. Мухаммад ал-Хасияд стоял, словно пораженный громом. Услышанные им слова потрясли его. Так отвечать посланнику дабира мог только очень смелый человек! Но этот смелый человек может накликать беду на свою голову. А что будет, если посланник дабира в порыве гнева сообщит хорезмшаху о том, что задержало в пути знаменитого ученого? Тогда ал-Бируни неминуемо подвергнется преследованию хорезмшаха. И вдруг Мухаммад вспомнил разговор, услышанный им в Гургандже. Не об этом ли ученом говорили почтенные старцы, которых он встретил у продавца книг? Он вспомнил базар в Гургандже и кипу старинных книг под навесом. Якуб попросил у него денег, чтобы купить полюбившуюся ему книгу, и, когда Мухаммад расплачивался с продавцом, он услышал разговор незнакомых ему людей. Они говорили о каком-то ученом, который был изгнан из Хорезма прежним правителем и вынужден был скитаться по чужой земле. Не об этом ли ученом они говорили?..

Когда Абу-Райхан остался наедине с Мухаммадом, купец сказал ему о своих сомнениях и робко спросил, не подвергается ли опасности ученый, не разгневается ли грозный правитель Хорезма.

– Страх забрался в мое сердце, – признался ал-Хасияд. – Я бы не хотел стать причиной твоих невзгод, благородный человек. Ты сделал доброе дело. Оно уже записано аллахом в книге благодеяний, а мне вовек не забыть тебя. Поверь, среди моих богатств нет сокровища, которое я не сложил бы сейчас к твоим ногам. Я слышу ровное дыхание моего сына. Это счастье. Признаюсь тебе: были минуты, когда я не надеялся на это. Если человек теряет дар, без которого не существует даже букашка, когда он лишен дыхания… О чем тут говорить!.. Ты спас мне сына. Так, может быть, мы сами теперь продолжим начатое тобою дело исцеления, а тебе дадим возможность двинуться в путь, чтобы скорее предстать перед великим правителем Хорезма?

– Я не боюсь гнева Мамуна, – ответил ал-Бируни. – Если он призвал меня ко двору, значит, он надеется извлечь пользу из моих знаний. А если я ему нужен, то он встретит меня благосклонно. Ведь я не напрашивался, хоть мне и лестно встретиться с достойными учеными, собранными при его дворе. И какая может быть беда от того, что я прибуду на сутки позднее? Решительно никакой беды не будет. Только на сутки позднее мы начнем свои ученые споры. Я не покину твоего сына, пока нам не удастся побороть злой недуг. Опасность миновала, но тяжелая болезнь еще не прошла. У твоего сына были нарывы в горле, и они могли лишить его жизни. Мы вовремя ему помогли. Питье, которое я ему дал, поможет снять жар и уменьшить опухоль в горле. Я хотел бы покинуть караван-сарай с мыслью, что выполнил свой долг перед молодым человеком, только начинающим свой путь в жизни. Много ли он видел и узнал? Много ли успел сделать? А земля так велика и прекрасна, надо ее познать. Сколько она ставит нам загадок! Каждый человек должен стремиться постичь неведомое, познать загадочное и по мере сил своих передать свои знания другим.

Ал-Бируни говорил тихо, внимательно глядя в глаза ал-Хасияда и стараясь разгадать, все ли понял этот богатый, избалованный удачами мусульманский купец.

Ученый видел, что перед ним богатый человек. Иначе откуда столько дорогих пушистых мехов, которыми укрыли юношу? Откуда перстни с горящими рубинами и редкой красоты изумрудами, которыми были унизаны пальцы Мухаммада?

А в это время Якуб, проснувшись уже в полном сознании и даже с какой-то бодростью, полуоткрыв глаза, внимательно слушал неизвестного ему человека.

Юноша старался понять, почему тот сидит у его изголовья. Зачем?.. Потом он вспомнил, как ему было трудно глотать, как его мучил жар и страшные видения. Он вспомнил, что, когда наступали минуты прояснения, он видел перед собой этого человека в белоснежной чалме, вспомнил, как тот подавал ему чашу с горячим питьем и тихим голосом говорил: «Пей, юноша. Это питье исцелит тебя, и дыхание твое станет легким и приятным».

Человек с добрыми, задумчивыми глазами гладил ему руку и, ласково касаясь лба, очень убежденно повторял: «Ты вернешься к здоровью и благополучию. Ты будешь жить».

И Якуб почувствовал, как горькое горячее питье разливается в жилах приятной прохладой. Да, он будет жить! Куда-то ушел страх перед неизвестностью!..

Откуда он, этот добрый человек? В самом деле, дыхание стало легким и приятным. В горле почти исчез ком, который душил его. Даже есть захотелось! И еще – хочется услышать его голос. Что-то он сказал сейчас очень важное… «Человек должен постичь неведомое!..» Мудрый человек. Кто он?

– Ты проснулся, юноша! – радостно воскликнул Бируни, когда встретил устремленный на него взгляд Якуба. – У тебя совсем ясные глаза. Скоро, очень скоро недуг покинет тебя.

– Слава аллаху, я совсем здоров, – ответил Якуб, приподымаясь на локте и стараясь кивком головы приветствовать неизвестного друга. – Я слышал твои слова, мудрый человек, и в душе моей родилось желание услышать из уст твоих еще несколько слов.

– Не утруждай великого ученого Абу-Райхана ал-Бируни, – поспешил вмешаться отец. – Мы и так потревожили его, отвлекли от главного дела. Благородный ученый, краса и гордость мусульманского мира, призван ко двору шаха Мамуна.