Статский советник - Акунин Борис - Страница 45

– Да-да, – покивал Фандорин. – Не думайте, пожалуйста, что мы с князем что-то от вас скрываем. Мы оба относимся к вам с искренним уважением и немедленно привлечем вас к аналитической работе, как только выяснятся некоторые обстоятельства. В знак д-доверия могу сообщить вам строго конфиденциально, что сегодня в десять вечера мы с Глебом Георгиевичем встречаемся в условленном месте, где и определим ту самую «линию», о которой вы сказали. Встреча произойдет наедине, но о результатах вы будете немедленно извещены. Конспиративность же объясняется тем, – статский советник чуть нагнулся, – что среди наших служащих есть предатель и мы пока не знаем, кто именно. Сегодня это как раз может выясниться.

– Предатель?! – воскликнул Зубцов. – У нас в Охранном?

– Тс-с. – Статский советник приложил палец к губам. – Кто он и где именно служит, мы с к-князем сегодня и определим, обменявшись собранными сведениями. Для того и назначена столь таинственная встреча в третьем номере «дворянского» отделения, пардон, Петросовских бань.

Весело улыбнувшись, Эраст Петрович отпил остывшего чаю.

– Кстати, где наш Евстратий Павлович?

Разговор Фандорина с Евстратием Павловичем Мыльниковым, которого статский советник обнаружил на временном наблюдательном пункте, устроенном на пыльном чердаке близ лобастовской мануфактуры, был отчасти похож на предыдущие, отчасти же от них отличался, ибо помимо Петра Ивановича еще обсудили неудачную ночную операцию, вероломного миллионщика и вопрос о пособии семьям погибших филеров. Однако закончилась беседа точно таким же образом: статский советник точно назвал собеседнику время и место своей встречи с господином вице-директором. Только номер кабинета указал иной – четвертый.

А после посещения наблюдательного пункта Фандорин больше ничего предпринимать не стал. Поехал на извозчике домой, насвистывая арийку из «Гейши», что случалось с Эрастом Петровичем крайне редко и являлось признаком необычайного оптимизма.

Во флигеле на Малой Никитской между Фандориным и его слугой состоялся долгий, обстоятельный разговор по-японски, причем говорил в основном Эраст Петрович, а Маса слушал и всё повторял: «Хай, хай».

По ходу беседы статский советник нарисовал на листке бумаги схему, которая выглядела вот так:

Потом ответил на несколько вопросов и преспокойно отправился спать, хотя шел всего лишь третий час пополудни и никаких важных дел исполнено не было.

Спал долго, до шести часов. Вставши, с аппетитом поужинал, позанимался гимнастикой и оделся в английский спортивный костюм, легкий и не стеснявший движений: короткий клетчатый пиджак, облегающий шелковый жилет, узкие брюки со штрипками.

На этом туалет Эраста Петровича не закончился. За эластичную ленту подтяжки для правого носка он засунул маленький стилет в легких ножнах из промасленной бумаги; в кобуру на спине сунул велодог – миниатюрный пистолет, изобретенный для велосипедистов, которым докучают бродячие собаки; в другую кобуру, приспособленную для ношения под мышкой, спрятал главное свое оружие – семизарядный «герсталь-баярд», новейшее изобретение льежских мастеров.

Слуга еще попытался пристроить на поясе у Фандорина зловещего вида стальную цепь с двумя тяжелыми шариками, но от этого неконвенционного орудия статский советник решительно отказался, поскольку шарики при ходьбе стукались друг об друга, и это привлекало внимание.

– Сам ничего не предпринимай, – уже не в первый раз сказал Эраст Петрович своему верному помощнику, надевая в прихожей шубу с суконным верхом. – Просто запомни, в какой. Потом стукнешь в шестой условным сигналом, и я тебя впущу. Вакатта?[4]

– Вакаттэмас, – браво ответил Маса. – Дэ мо…[5]

Не договорил, потому что в дверь затрезвонили: раз, другой, третий.

– Это ваша новая наложница, – вздохнул камердинер. – Только она звонит так нетерпеливо.

– Ты пришел или уходишь? – спросила Эсфирь, видя, что Эраст Петрович в шубе, а цилиндр держит в руках. Обняла, прижалась щекой к его губам. – Уходишь. Нос теплый. Если бы пришел – нос был бы холодный. И мускусом почему-то пахнешь. Когда вернешься? Я буду ждать, ужасно соскучилась.

– Эсфирь, я же просил тебя телефонировать, – расстроился Фандорин. – Я д-действительно ухожу, а когда вернусь, пока не знаю. И Маса скоро уйдет.

– Терпеть не могу телефона, – отрезала черноокая красавица. – Он какой-то неживой. И куда же ты собрался?

– По одному важному д-делу, – уклончиво ответил Эраст Петрович и вдруг, поддавшись безотчетному порыву, быстро добавил. – Встречаюсь с князем Пожарским в Петросовских банях. В «дворянском» отделении… пятый номер.

Лицо статского советника тут же залилось краской, длинные ресницы виновато дрогнули.

– То есть не в п-пятом, а в шестом. Я оговорился…

– Господи, какая мне разница, в каком номере ты встречаешься с этим негодяем! Ну и компанию ты себе подобрал! В бане – это просто прелестно! – зло расхохоталась Эсфирь. – Мужские забавы, премного наслышана. Полагаю, еще и девок туда позовете. Прощайте, ваше высокородие, больше вы меня не увидите!

И прежде чем Фандорин успел открыть рот, дверь оглушительно хлопнула. По крыльцу простучали каблучки, заскрипел снег под бегущими шагами.

– Не женщина, а извержение Фудзи в пятом году эры Вечного Сокровища, – восхитился Маса. – Так вы говорите, господин, что оружия мне брать не нужно? Даже самого маленького ножика, который так удобно прятать в набедренной повязке?

Прятать нож все равно было бы негде, потому что в бассейной зале никто набедренных повязок не носил. Мужчины были совсем голые и, на Масин вкус, весьма уродливые – волосатые, будто обезьяны, с чрезмерно длинными руками и ногами. Особенно неприятно было смотреть на одного, с густой красной шерстью на животе и груди.

Маса не раз и не два с гордостью оглядел свое гладкое, красиво округленное в боках тело. Если прав английский ученый мудрец Тяруридзу Даруин и человек в самом деле произошел от обезьяны, то японцы продвинулись по этому пути гораздо дальше, чем красноволосые.

В бане Масе совсем не понравилось. Вода была недостаточно горячая, неуютные каменные стены слишком сверкали, да и вообще ожидание что-то чересчур затягивалось.

Кроме камердинера в бассейне плескались еще девять человек. Трудно сказать, сколько из них были разбойниками. Насчет одного, хмурого, черноволосого, с большим, как у каппы, носом и поджарым, мускулистым торсом никаких сомнений быть не могло – на боку и на груди у носатого краснели свежие рубцы, а левое ухо было обрезано. Опытным взглядом Маса сразу определил – след скользящих ударов острого клинка. Явный якудза, разве что без красивых цветных татуировок. К подозрительному человеку Маса старался держаться поближе. Но некоторые из купальщиков выглядели вполне мирно. Например, тоненький белокожий юноша, сидевший на бортике неподалеку. Он рассеянно поигрывал цепочкой, прикованной к бронзовому поручню, который опоясывал весь бассейн. Поручень был для того, чтобы за него держаться, а для чего к нему прицепили железное кольцо с цепочкой, Маса сообразить не смог, но ломать над этим голову не стал, потому что были дела поважнее.

На галерею, расположенную за колоннами, выходило шесть дверей, как и полагалось по схеме. Господин должен был находиться за крайней дверью справа. Туда разбойники не сунутся. Они ворвутся в одну из первых четырех дверей. Надо только запомнить, в какую именно, и бежать к господину. Проще простого.

Но как разбойники обойдутся без оружия? Красноволосые не умеют убивать голыми руками, им обязательно нужна сталь. Откуда же в бане возьмется пистолет или нож?

– Пора, – сказал вдруг человек со шрамами.

Крики и плеск разом смолкли. Четыре руки сзади крепко взяли Масу за его замечательные бока, подтолкнули к бортику, и прежде чем камердинер опомнился, миловидный юноша вытянул цепочку из воды. На конце у цепочки оказалось еще одно железное кольцо, которое немедленно защелкнулось у Масы на запястье.