Сын Альбиона (Жена-дитя), (Жена-девочка) - Рид Томас Майн - Страница 52

Глава LIV

ЖЕЛАЕМОЕ СОСЕДСТВО

К западу от Риджент-парка, отделенная от него Парк Роуд, находится полоска земли, а на ней особняки, которые лондонцы именуют «виллами».

Каждый особняк располагается на собственном участке размером в пол-акра[141] и окружен кустами сирени, ракитника и лавра.

Дома всех архитектурных стилей, от древних до современных. И всех размеров, хотя как недвижимость даже самые большие из них не стоят и десятой части цены участка.

Отсюда можно заключить, что они сдаются в аренду, а земля остается неотъемлемой собственностью владельца.

Это объясняет в целом запущенное состояние участков.

Несколько лет назад было по-другому. Тогда арендная плата была выше, и выгодно было содержать дома и участки в хорошем состоянии. Если и не фешенебельные, эти дома считались вполне респектабельными. Особняки в районе Сент Джонз Вуд были мечтой ушедших на пенсию торговцев. Здесь они получали свой участок, свои кусты, свои дорожки для прогулок и даже рыбий садок размером в шесть футов. Здесь они могли сидеть в халате и колпаке на открытом воздухе или прогуливаться по пантеону гипсовых статуй, воображая, что они в Микенах.[142]

Представления о мире жителей этого района были настолько классическими, что одна из главных его улиц называется Альфа Роуд, а другая — Омега Роуд.[143]

Сент Джонз Вуд был также любимым районом «профессионалов»: актеров, художников и не очень известных писателей. Особняки здесь по большей части маленькие, и рента соответственно умеренная.

Но лишенные своих спокойных радостей, виллы Сент Джонз Вуд скоро исчезнут с карты Лондона. Район уже окружен улицами и скоро будет тесно застроен кварталами современных зданий.

Арендная плата с каждым годом растет, и на некогда зеленых и тщательно подстриженных газонах, среди кустарников роз и рододендронов уже встают многоэтажные дома.

Через этот район идет Риджентс-канал, его берега с обеих сторон высоко поднимаются над водой, поскольку по каналу проходит высокая волна. Канал идет под Парк Роуд, затем через Риджентс-парк и через всю восточную часть Сити.

По его берегам, которые именуются соответственно Северный и Южный, расположен двойной ряд особняков, перед каждым освещенная лампами подъездная дорога.

Виллы различны внешне: многие очень живописны, и большинство окружено кустарниками.

У тех, что выходят на канал, сады спускаются к самой воде, особенно на стороне фарватера,[144] который проходит у южного берега.

Декоративные вечнозеленые деревья, склоняющие свои ветви к самой воде, делают эти сады особенно привлекательными. Стоя на мосту Парк Роуд и глядя на канал в западном направлении, вы с трудом поверите, что находитесь в центре Лондона и что вокруг на многие мили тянутся ряды каменных зданий.

В одной из вилл на Южном берегу, с участком, спускающимся к самой воде, проживал шотландец по имени Мак-Тавиш.

Он служил клерком в одном из городских банков. Будучи шотландцем, он мог рассчитывать со временем стать главой фирмы.

Возможно, в предвидении такого времени он и снял этот особняк, обставив его в соответствии со своими желаниями.

Вилла была одной из самых красивых, вполне достойная того, чтобы в ней жил и умер банкир. Мак-Тавиш намеревался добиться первого. Что касается второго, то лишь в том случае, если это произойдет в срок его аренды, а виллу он снял на двадцать один год.

Предусмотрительный в других отношениях, шотландец поторопился с выбором жилища. Не успел он прожить и трех дней, как обнаружил, что справа от него живет известная куртизанка, слева — не менее известная личность той же породы, а дом напротив, через дорогу, занят известным революционером и часто посещается политическими изгнанниками с разных концов мира.

Будь он холостяком, это не имело бы такого значения. Но он был женат, и у него почти взрослые дочери. Вдобавок, он был пресвитерианцем[145] самого строгого направления, а жена его еще более чопорна, чем он сам. К тому же оба были самыми преданными лоялистами.[146]

С точки зрения морали он считал своих соседей слева и справа совершенно непереносимыми, а политические взгляды заставляли его так же относиться к соседу напротив.

Мак-Тавиш был в отчаянии. Мало того, что соседями оказались совсем не те люди, в обществе которых он хотел бы находиться. Он снял особняк на двадцать один год на условиях полной выплаты годовой ренты, а рента оказалась очень высокой.

Казалось, из этой дилеммы нет иного выхода, как отказаться от приобретенной за такую дорогую плату виллы или утопиться в канале, который проходит за ней.

Поскольку утопление не соответствовало желаниям миссис Мак-Тавиш, она убедила мужа не делать этого, а подумать об отказе от ренты.

Увы! К отчаянию неразумного банковского клерка, никто не хотел перекупать ее — только при таком уменьшении платы, которое разорило бы его. Но он был шотландцем и не мог этого вынести.

Ужасная альтернатива, но ничего другого не было.

Супруги как раз обсуждали этот вопрос в поисках выхода, когда их прервал звон дверного колокольчика.

Был уже вечер, и поэтому поздний визит удивил хозяев.

Кто может прийти в такой час? Может быть, какой-нибудь бесцеремонный знакомый из Страны лепешек[147] явился выкурить трубку и выпить стаканчик виски.

— К вам пришли, хозяин.

В гостиную заглянула служанка. Ее акцент свидетельствовал, что она соплеменница самого мистера Мак-Тавиша.

— Кто это, Мэгги?

— Не знаю. Совсем незнакомый человек, хорошо одет, с пышными баками и усами. Он по делу, думаю. Сказал, что хочет поговорить о доме.

— О доме?

— Да, хозяин. Он сказал, что слышал, будто егс хотят сдать.

— Пригласи его!

Мак-Тавиш вскочил, опрокинув при этом стул, на котором сидел. Миссис М. и три дочери торопливо удалились в заднюю гостиную, словно в передней должен был появиться тигр.

Однако они были не настолько испуганы, чтобы не прижаться к разделяющей гостиные двери и не рассмотреть гостя в замочную скважину.

— Какой он красивый! — воскликнула Элспи, старшая из девочек.

— Очень похож на военного! — сказала вторая, Джейн, завершив осмотр. — Интересно, женат ли он?

— Уходите отсюда, дети! — прошептала мать. — Он может вас услышать, и папа рассердится. Идемте, говорю вам!

Девушки отошли от двери и сели на диван.

Но мать тоже должна была удовлетворить свое любопытство; и, вопреки собственным словам, она опустилась на колени и вначале прижала к замочной скважине глаз, а потом ухо. Она хотела услышать каждое слово, которым обменивались ее муж и этот незнакомец с баками и усами.