Сын Альбиона (Жена-дитя), (Жена-девочка) - Рид Томас Майн - Страница 44

Джентльмены были оживленны и веселы, леди сверкали улыбками, простолюдины подзадоривали друг друга.

Все в ожидании сигнала охотничьего рога казались счастливыми.

Но один человек из всех собравшихся не разделял общего веселья. Это всадник, находящийся недалеко от ландо[126] Бланш Вернон, — капитан Мейнард.

Почему же он не участвовал во всеобщем веселье?

Причину можно было увидеть на противоположной стороне ландо в виде молодого человека, тоже верхом, называвшего себя кузеном Бланш Вернон.

Как и Мейнард, он тоже гостил в Вернон Парке, и этому гостю позволялась гораздо большая близость.

Это был молодой человек — Фрэнк Скадамор, еще безбородый и совсем юный. И тем не менее именно из-за него мужчина более зрелого возраста испытывал тревогу. Ведь юноша красив, светловолос, с румянцем на щеках, нечто вроде сакского Эндимиона или Адониса.[127]

А Бланш почти одного с ним возраста, разве она может не восхищаться им?

В том, что он восхищается ею, усомниться было невозможно. Мейнард понял это в первый же день, когда они все трое оказались вместе.

Он и впоследствии часто наблюдал это, но никогда больше, чем сейчас, когда юноша, склонившись в седле, занимал внимание кузины.

И, казалось, ему сопутствует успех. Она не смотрела ни на кого больше и ни с кем не говорила. Не обращала внимания на лай собак, не думала о лисе, слушала только восторженные слова молодого Скадамора.

Все это Мейнард наблюдал с горьким чувством. Горечь напоминала ему, как мало у него шансов ожидать чего-нибудь иного.

Конечно, он оказал Бланш Вернон услугу. Он считал, что ему отплатили, ведь именно благодаря ее вмешательству его спасли от зуавов. Но действия с ее стороны были простой благодарностью ребенка!

Как он хотел бы, чтобы на него были обращены чувства, которые сейчас направлены на молодого Скадамора, когда Бланш что-то говорит ему шепотом на ухо.

Раздраженно ерзая в седле, экс-капитан подумал: «У меня слишком много волос на лице. Она предпочитает безбородого».

Должно быть, раздражение передалось шпорам, ударив ими по бокам лошади, он отъехал от экипажа.

Вероятно, всю охоту раздражение преследовало его, потому что он, пришпоривая животное, держался сразу за сворой и был первым рядом с добычей.

Лошадь вернулась в конюшни сэра Джорджа Вернона загнанная и с окровавленными боками.

Гость, севший за обеденный стол, — чужак среди одетых в алое охотников, — завоевал всеобщее уважение тем, что не отстал от своры.

Глава ХLV

В ЗАРОСЛЯХ

На следующий день состоялась охота на фазанов.

Утро выдалось лучшее, какое только может быть в английском климате: яркое голубое небо и теплое октябрьское солнце.

— Леди будут сопровождать нас в зарослях, — сказал сэр Джордж, обрадовав своих джентльменов-гостей. — Поэтому, джентльмены, — добавил он, — будьте внимательней во время стрельбы.

Поход предстоял недалекий. Фазаний заказник Вернон-парка находился вблизи дома, между благоустроенным парком и «домашней фермой». Заказник представляет собой кустарник; кое-где большие деревья возвышаются над зарослями орешника, падуба, березы, утесника, кизила и шиповника. Занимает он свыше квадратной мили холмистой территории, пересеченной глубокими долинами и мягкими затененными лощинами, по которым текут извилистые, прозрачные ручьи.

Заказник известен обилием вальдшнепов, но для них еще слишком рано, и поэтому день отводился охоте на фазанов.

После завтрака выступили. Многие леди остались в доме, это были жены, сестры и дочери джентльменов, гостей сэра Джорджа. Но некоторые пошли с охотниками.

Все держались вместе и шли под руководством егерей в сопровождении спаниелей.

Когда добрались до заказника, началась забава. Слышались гулкие выстрелы, лай собак.

Зайдя в заросли, охотники вскоре разбрелись. Маленькими группами — две-три леди в сопровождении такого же количества джентльменов — пробирались сквозь кустарники, как вела их местность или егеря.

С одной из таких групп шел и Мейнард, хотя сам он не ее избрал бы себе в спутники. Чужак, он не имел возможности выбирать, и пошел с первой же группой, какую ему предложили, — с парой деревенских сквайров, которые гораздо больше интересовались фазанами, чем прекрасными существами, которые пошли взглянуть на их добычу.

С тремя стрелками теперь не было ни одной леди. Вначале с ними пошли две. Но сквайры, будучи заядлыми охотниками, скоро оставили позади спутниц в длинных юбках, а Мейнард вынужден был либо держаться наравне с ними и собаками, либо вообще отказаться от охоты.

Идя вперед с охотниками, он вскоре потерял из виду леди, которые остались далеко позади. Он не сожалел об этом. Ни одна из них не была молода и привлекательна, и их сопровождал слуга. Мейнард попросил у них извинения, сославшись на страсть к охоте, которой совсем не испытывал. Если бы одна из этих леди была дочерью сэра Джорджа Вернона, он вел бы себя совсем по-иному.

Далеко не в лучшем настроении брел он по зарослям. Его тревожили неприятные воспоминания об одном эпизоде, свидетелем которого он случайно стал. Он видел, что дочь баронета отправилась на охоту в паре с молодым Скадамором. И поскольку сделала это без приглашения, должно быть, предпочла его общество всем остальным.

Экс-офицер в стрельбе по фазанам проявил себя совсем не так хорошо, как во время первой охоты. Несколько раз он промахнулся. Два или три раза тяжелые птицы взлетали прямо перед ним, а он даже не попытался поднять ружье или спустить курок!

Сквайры, которые накануне были свидетелями его подвигов в седле, удивлялись тому, какой он плохой стрелок.

Они не знали, чем объясняется его неудачная стрельба. Заметили только, что он рассеян, но не знали причины этой рассеянности.

Через какое-то время он с ними разошелся. Они думали только о фазанах, он — о гораздо более прекрасной птице.

Может быть, она сейчас одна в какой-нибудь укромной долине рядом с молодым Скадамором. Он шепчет ей на ухо уверения в своей братской любви!

Эта мысль печалила Мейнарда.

Можно было ожидать, что она его рассердит, но он знал, что у него нет права на гнев. Они с дочерью сэра Джорджа Вернона обменялись всего несколькими словами, обычными вежливыми выражениями. Он не имел возможности поговорить с ней о тех происшествиях, которые привели к их нынешним отношениям.

Он стремился увидеться с ней, и в то же время боялся этой встречи! Предчувствие, в котором он вначале был так уверен, оказалось обманом.

Сейчас, стоя в одиночестве в молчаливых зарослях, он чувствовал себя совсем по-другому. С уст его сорвались машинально произнесенные слова:

— Она никогда не будет моей!

— Вы обещаете, Бланш? Обещаете? — прозвучали другие слова, донесшись из-за густых зарослей падуба.

Слова эти произнес молодой Скадамор, и в тоне его звучала умоляющая нежность.

Ответа не было, и он повторил:

— Обещаете, Бланш?

Затаив дыхание, сдерживая дикое биение сердца, Мейнард ждал ответа. По тону спрашивавшего он понял, что молодые люди наедине.

Скоро он их увидел, идущих бок о бок по лесной тропе.

Потом остановились. Он опять не мог видеть их из-за колючих пучков листвы падуба, нависавших совсем низко. Но это не мешало ему слышать каждое слово разговора.

И каким сладким показался ему ответ девушки:

— Нет, Фрэнк. Не могу!

Он не знал ни смысла, ни природы обещания, которое у нее просили. Но объяснение было близко, и оно принесло ему еще большее удовлетворение.

— Ну, конечно, — укоризненно сказал Скадамор. — Я знаю, почему вы не можете мне пообещать. Да, знаю.

— Что вы знаете, Фрэнк?

— То, что все видят: вам нравится этот капитан Мейнард, который настолько стар, что мог бы быть вашим отцом или дедом! Ах! Если об этом узнает ваш отец… Ну, я не стану говорить, что…