Серебряный волк - Гореликова Алла - Страница 15

— Мадам Урсула, добрый день! У нас гость — надеюсь, не будете против?

— Ну что ты, Лека, я всегда рада вашим… — Тут Карел скидывает капюшон и делает шаг вперед. Глаза мадам Урсулы расширяются: она узнала, и она уже слышала королевский указ. Мадам Урсула выпрямляется, становясь еще больше обычного похожей на норовистую лошадь, и заявляет с внезапной твердостью:

— Разумеется, я не буду против! Можете гостить в этом доме столько, сколько пожелаете, молодой человек! Я велю приготовить вам комнату. Полагаю, вы предпочтете второй этаж, рядом с друзьями?

— Да, благодарю вас, — только и успевает сказать Карел.

— Не стоит благодарности, — категорически произносит мадам Урсула. — Прошу к столу. Вы пришли удачно: обед как раз готов.

Со скудным обедом разделываемся быстро и молча. Карел пребывает не то в глубокой задумчивости, не то попросту в оторопи, говорливая мадам Урсула тоже не раскрывает рта — по всей видимости, прекрасно понимая состояние гостя.

И только на улице Яблонь, привычно потянувшись к берету и опустив руку, Карел выдавливает:

— Я боюсь идти во дворец. Я… Боже мой, я так хочу поговорить с матушкой, но… отец прав, я трус. Я боюсь встретить его.

— Тогда давай начнем визиты с маэстро, — говорит Лека. И мы возвращаемся на Веселого Ваганта, к университетской калитке, к привычной повседневной дороге.

«Объявляется лишенным чести и имени, герба и положения», — несет ветер вместе с кленовыми листьями. На площади перед Университетом, окруженный вагантами, герольд читает указ.

— Идем мимо, — цедит сквозь зубы Лека.

— Ну уж нет, — возражает вдруг Карел. — Я, Нечистый меня задери, хочу это послушать!

— Он уже заканчивает. А мы опаздываем.

— Ничего! — Карел зло усмехается и твердым шагом подходит к побледневшему герольду.

— Добрый день, сэр Эдгар. Не откажите в любезности, повторите для меня с самого начала.

— Я… да, конечно… — Герольд покрывается малиновыми пятнами. — Но я…

— Это ваш долг, не правда ли? — мягко подсказывает Карел.

— Да, р-разумеется… с-сейчас, мой… сейчас. Да. — Герольд трясущимися руками расправляет пергамент с указом. — «Сим утверждается… по слову короля и воле его… да будет нерушимо в веках. Карел, сын мой и наследный принц, лишается отныне прав на наследие мое, на имя мое и герб мой… и объявляется лишенным чести и имени, герба и положения… ибо недостоин сей высокой доли… по трусости своей и м-малодушию… и не желаю от сего дня ни видеть его, ни слышать о нем. Анри, король Таргалы».

— Благодарю вас, сэр Эдгар.

— Не за… т-то есть всегда к вашим… простите…

Кто-то позади герольда издевательски хохочет. Бог весть, кому предназначается этот смех… но Карел не опускает взгляда. Он кивает герольду, поворачивается и, расправляя плечи, идет к фехтовальному залу. Лека, криво улыбаясь, печатает шаг локоть к локтю с ним. И я вдруг понимаю — и это странно, — что готов отдать жизнь за любого из них. Маэстро встречает нас у входа в зал. Хмур он больше обычного — и, кажется, малость пьян.

— Гадал, придешь ли, — кивает он Карелу. — Уважаю. Между прочим, ка мне вчера адин хмырь падкатился. Велел тебе передать, если придешь, что в Ханджее тебя примут с пачетом и ат абещания насчет Ирулы не атказываются.

— Вот как? — бесстрастно спрашивает Карел. — Еще что?

— Этим паручение исчерпывается. Но я еще скажу — мне интересна, что ты атветишь. Лична мне.

— Хорошо. Из уважения к вам, маэстро Джоли, — и только! — я отвечу. К Нечистому в задницу Ханджею, Ирулу и неуемные аппетиты императора. Мое место — здесь. Вам ясно? Так и передайте.

— Я? Нет. Палагаю, эти типы найдут другой спосаб узнать твой атвет. — Маэстро сверкает глазами. — Я гаржусь знакомством с табой, Карел! Клянусь, ты прав. Толька так с ними и нада. Если теперь ты не можешь платить за уроки, я буду заниматься с табой проста так.

— Вы не любите своих, маэстро Джоли?

— Я не люблю императара. Иначе… А, к Нечистаму их всех! Время идет, и его нельзя упускать. В пазицию!

— Зайдем в «Ваганта»? — спрашивает Лека.

— Нет. Я не хочу никого видеть.

Калитка скрипит, мы выходим в укрытый сумерками переулок, внезапный ветер швыряет в лицо пригоршню осиновых листьев…

— Вам передали приглашение, принц?

Перед нами стоит… наверное, тот самый «хмырь», что «подкатился» вчера к маэстро. Лица не разобрать в тени широкополой шляпы. Неброский, но добротный дорожный плащ поверх черной куртки, штаны заправлены в высокие сапоги, и пояс оттянут, похоже, не только кошельком, но и парой кинжалов. Тонкие пальцы ласкают эфес шпаги, взблескивают камни в перстнях.

— Я не принц. — Карел отступает вбок, уходя от калитки к стене.

— Не будем играть словами. Кем бы ни были вы сегодня, передо мною — будущий король Таргалы.

— Под рукой великого императора? — Карел зло щурится.

— Да, — кивает имперец. — Мы окажем помощь принцу в обмен на лояльность короля. Или это хуже, чем нынешние разор и запустение? Или принц предпочтет забыть о великом будущем и безропотно отправиться в изгнание? Шататься по дорогам, голодать и безвестно сложить голову? Оставив свою страну на растерзание подземной нечисти?

— Я предпочту остаться здесь, — голос Карела звенит металлом, — и не советую вам становиться на моем пути.

— Горе лишило вас рассудка, принц, — вкрадчиво говорит имперец. — Я помогу вам, пусть против вашей воли, но ради вашей же грядущей славы.

Кончик шпаги Карела, почти невидимый в сумерках, целится имперцу в горло:

— Проваливайте!

Имперец отступает на шаг и коротко свистит. Из дверей «Веселого ваганта» выскакивают трое. Еще пятеро возникают из укрывшей стену Университета густой тени. Неприметные, неброско одетые типы со шпагами в руках.

— Живыми, — приказывает имперец. — Всех.

Карел скалится. Свет Господень, думаю некстати, как похож он на отца! Одно лицо… и кто бы подумал, что настолько разнятся души! Любимая шпага Карела, оружие бретера или авантюриста, сливается с сумерками и превращается в ветер. За нею мелькает серая молния Лекиного клинка. Я иду вперед и встречаю атаку… и время замедляется, и мир исчезает за звоном клинков, за злым дыханием, за росчерками шпаг…

Вот оно, думаю я, вертя в пальцах Серегин амулет. Верно говорят — рано или поздно, так или иначе, но правда явится на свет. Карел хочет мира — и отец отрекается от него. И что же? Тут же, невероятно быстро можно сказать, сразу же — приглашение в империю, напоминание о свадьбе, намеки на будущее могущество под рукой тестя-императора. Так надо ли теперь гадать, кто стоял за Смутными временами?! По мне — все понятно. Имперец не счел нужным даже выждать время, чтобы хоть казалось, что известие дошло до императора, что приглашение стало ответом. Нет, он действовал бесстыдно и нахраписто — все равно что заявить открыто: твои беды, Карел, — наших рук дело, и мы добьемся твоей покорности, не добром, так силой. И что было бы с Карелом, не окажись рядом Валерия и Сереги?! Поистине сам Господь свел их вместе…

Вот они, доподлинные корни Смутных времен…

…— Все целы? Не зря я вас учил! Маладцы, какие маладцы!

— Лека, что у тебя с рукой?

— Пустяки, царапина.

— Дай стяну пока.

— Если бы не вы, маэстро… Свет Господень, вовремя же вы подоспели!

— На звон шпаг, ребята… на звон шпаг. Примите савет бывалаго ваяки, парни, — исчезните. Аставаться в сталице теперь — самая что ни на есть дремучая глупасть.

— Да… вы правы, маэстро Джоли. Спасибо вами за этот урок, и за все прежние. Прощайте… надеюсь, не навсегда!

— Пращай, Карел. Удачи тебе, принц…