Затворники Альтоны - Сартр Жан-Поль Шарль Эмар - Страница 19

Лени. Не сомневайтесь. (Приближаясь к нему.) Если кто-нибудь тронет его... вы отправитесь раньше всех и один.

Отец. Хорошо.

Молчание.

Это все, что ты хотела мне сказать?

Она кивает головой.

(Властно, не меняя дружелюбного тона.) Ступай!

Лени минуту глядит на него, затем, склонив голову, выходит из комнаты. Отец встает, приоткрывает дверь, проверяя, ушла ли Лени; затем запирает дверь; поверх ключа вешает носовой платок, чтобы закрыть замочную скважину. Поворачивается, пересекает комнату, подходит к дверям в глубине.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Отец, затем Иоганна.

Отец (громко). Иоганна!

Голос его срывается — он снова кашляет. Теперь, оставшись один, он более не сдерживается, и видно, что страдает. Подойдя к бюро, он наливает воду из графина и пьет. Когда из глубины входит Иоганна, он стоит спиной к ней.

Иоганна. Кто здесь?

Отец поворачивается.

Это вы?

Отец (еще слабым, сдавленным голосом). Да, я. (Целует ей руку. Более окрепшим голосом.) Вы не ждали меня?

Иоганна. Совсем забыла о вас. (Смеясь.) Довольны поездкой?

Отец. Весьма. (Замечая ее взгляд, устремленный на ключ, прикрытый платком.) На всякий случай — повязка на глаза. (Пауза. Устремив на нее пристальный взгляд.) Вы не нарумянены.

Иоганна. Нет.

Отец. Вы не идете к Францу?

Иоганна. Я никуда не иду. Я жду мужа.

Отец. Но вы видели его?

Иоганна. Кого?

Отец. Моего сына.

Иоганна. У вас их двое — не знаю, кого вы имеете в виду.

Отец. Старшего. (Молчание.) Итак, дитя мое?

Иоганна (надменно). Отец?

Отeц. А наш уговор?

Иоганна (с видом шутливого изумления). Ах, правда, вы вправе спрашивать! Какая комедия (Почти искренне.) До чего все смешны на этой земле, даже вы, приговоренный к смерти. И как только вам удается сохранять эту рассудочность? (Пауза.) Да, я видела его. (Снова пауза.) И уверена, что вы ничего не поймете.

Отец (ждал этого признания и все же охвачен волнением). Вы видели Франца? (Пауза.) Когда? В понедельник?

Иоганна. В понедельник и все остальные дни.

Отец. Все остальные дни! (Потрясен.) Пять дней подряд!

Иоганна. Вероятно. Я не считала.

Отец. Пять раз. (Пауза.) Да, это же чудо! (Потирает руки.)

Иоганна (значительно, не повышая голоса). Пожалуй.

Отец засовывает руки в карманы.

Вы напрасно радуетесь.

Отец. Я должен покаяться и принести мои извинения, Иоганна. На обратном пути домой я обливался холодным потом в самолете: думал, все потеряно.

Иоганна. А сейчас?

Отец. Узнаю, что вы виделись с ним ежедневно.

Иоганна. И тем не менее для меня все потеряно.

Отец. Почему?

Иоганна пожимает плечами.

Дитя мое, если он впускает вас к себе, значит, вы оба отлично понимаете друг друга.

Иоганна. Стараемся понять. (Цинично и жестко.) Как плуты на ярмарке.

Отец (недоумевая). Что?

Молчание.

Во всяком случае, вы друзья?

Иоганна. Все, но только не друзья.

Отец. Все? (Пауза.) Вы хотите сказать...

Иоганна (опешив). Что? (Хохочет.) Влюбленные? Представьте себе, об этом мы не подумали. А это тоже входило в ваши планы?

Отец (шутливо). Простите, невестка, но вы сами виноваты: вы себе внушили, что я ничего не пойму, и ничего не объяснили.

Иоганна. Нечего объяснять.

Отец (с беспокойством). Он не болен... по крайней мере?

Иоганна. Болен? (Понимает. С неподдельным презрением.) Помешан? (Пожав плечами.) Откуда мне знать?

Отец. Вы же видели его.

Иоганна. Если он безумен, то и я безумна. Вполне возможно, что это так.

Отец. Во всяком случае, скажите мне хотя бы одно: он очень несчастен?

Иоганна (слегка забавляясь). Так вот. (Искренне.) Там, наверху, слова имеют другой смысл.

Отец. Хорошо. Какие же слова говорят там, наверху, если там страдают?

Иоганна. Там не страдают.

Отец. Ах вон как?

Иоганна. Там заняты.

Отец. Франц занят?

Иоганна кивает.

Чем?

Иоганна. Чем? Вы хотите сказать: кем?

Отец. Да, именно это меня интересует.

Иоганна. Меня это не касается.

Отец (мягко). Вы не хотите со мной говорить о нем?

Иоганна (совершенно усталым голосом). На каком языке? Пришлось бы все время переводить: это очень утомительно. (Пауза.) Я отступаю, отец.

Отец. Вы отступитесь от него?

Иоганна. Ему никто не нужен.

Отец. Разумеется, вы вольны поступать, как вам заблагорассудится. (Пауза.) Вы дали мне слово.

Иоганна. Я сдержала его.

Отец. Он знает?... (Значительно взглянув на Иоганну.) Что он сказал?

Иоганна. Что вы слишком много курите.

Отец. И что еще?

Иоганна. Больше ничего.

Отец (глубоко оскорбленный). Я так и знал. Она ему лжет на каждом шагу — дрянь! Могу себе представить, что она наплела за все эти тринадцать лет...

Иоганна тихо посмеивается. Отец останавливается и глядит на нее в упор.

Иоганна. Я ведь предупреждала, что вы ничего не поймете!

Взгляд отца становится жестче.

А как, вы думаете, я веду себя с Францем? Тоже лгу.

Отец. Вы?

Иоганна. Не раскрываю рта, чтобы не солгать.

Отец (поражен; почти обескуражен). Но вы... вы ненавидите ложь.

Иоганна. Всегда ненавидела.

Отец. Тогда — зачем же...

Иоганна. Вот так: все время лгу. Вернеру — молча; Францу — словами.

Отец (очень сухо). Мы договаривались о другом.

Иоганна. Да, о другом.

Отец. Вы были правы: я ничего не понимаю. Вы действуете против своих интересов.

Иоганна. Против интересов Вернера.

Отец. Они же и ваши.

Иоганна. Я уже запуталась. (Молчание.)

Отец (в смятении, затем приходит в себя). Вы перешли в другой лагерь?

Иоганна. Нет никакого лагеря.

Отец. Хорошо. Слушайте меня: Францу можно сочувствовать, и мне понятно ваше желание пощадить его. Но вы должны прекратить это!.. Если вы не сумеете подавить жалость, которую испытываете к нему.

Иоганна. Мы безжалостны.

Отец. Кто это — мы?

Иоганна. Я и Лени.

Отец. Лени — совсем другое дело. Вы же, моя невестка, можете называть ваше чувство каким угодно словом, но прекратите лгать моему сыну, иначе вы погубите его.

Иоганна улыбается.

(Более резко.) У него одно стремление — бежать от всего. Когда вы напичкаете его вашей ложью, он не вынесет и погибнет.

Иоганна. У меня нет времени губить его. Я уезжаю.

Отец. Когда и куда?

Иоганна. Завтра; все равно куда.

Отец. Вместе с Вернером?

Иоганна. Не знаю.

Отец. Что же, бегство?

Иоганна. Да.

Отец. Но почему?

Иоганна. Два языка, две жизни, две истины, вы не находите, что это слишком много для одного человека? (Смеется.) Сироты Дюссельдорфа... я не в силах заставить себя забыть о них.

Отец. Что это? Еще одна ложь?

Иоганна. Для того, кто там, наверху, — это правда. Обездоленные дети, умирающие в лагере с голоду. Они должны во что бы то ни стало существовать, и они преследуют меня. Вчера вечером я чуть было не спросила Вернера, возможно ли их спасти. (Смеясь.) Здесь это ничего не меняет, но там наверху...

Отец. Что наверху?

Иоганна. Я себе самый злейший враг. Мой голос лжет, мое лицо выдает меня. Я рассказываю, как наша семья голодает, чуть ли не при смерти. А поглядите — неужто я произвожу впечатление истощенного человека? Если бы Франц замечал это...

Отец. Но ведь он видит вас?

Иоганна. Он меня еще не разглядел. (Будто про себя.) Предатель. Вдохновенный. Убежденный. Говорит, его слушают. Вдруг он замечает свое отражение в зеркале; через всю его грудь — надпись, единственное слово, которое огласят, если он замолчит: предательство. Вот кошмар, подстерегающий меня ежедневно в комнате вашего сына.