Зимняя сказка в Венеции - Гордон Люси - Страница 19

– Можно мне войти? – нерешительно опросила женщина.

Малыш не побежал прятаться, а засмеялся, глядя на нее. Джулия вошла и села на край кровати.

– Он не боится меня? – спросила она.

– Нет, здесь не боится, – объяснила Роза, – потому что это наша комната. Утром он получил много подарков. Вон, смотрите, целая куча. Но вот эта игрушка все равно его самая любимая, хотя и очень-очень старая.

Она показала на пушистого голубого кролика, которого малыш держал в руках, такого старого и потрепанного, что на нем почти не осталось меха.

Джулия смотрела, и ее душа вдруг стала наполняться странным чувством, смесью боли и радости. Этого кролика она видела прежде, очень давно, в другой жизни, когда он был новым и ярким.

– Да, похоже, он очень старый, – медленно проговорила Джулия. – Кто ему дал его?

– Я, – гордо сказала Роза. – Его зовут Дэнни. Он был моим лучшим другом, когда я была маленькая.

Мама говорила, что, когда мы познакомились, я держала его и не хотела выпускать из рук. Папа очень сердился.

– Почему? – спросила Джулия.

– Дэнни ему не нравился. Он все время хотел его выбросить.

Конечно, он хотел его выбросить. Потому что знал: это я дала тебе эту игрушку перед расставанием, а он хотел стереть меня из твоей памяти.

– Ты говоришь, он все время хотел его выбросить…

– Он выбрасывал его несколько раз, а мама каждый раз спасала Дэнни и отдавала обратно мне.

– Похоже, твоя мама была славная, – осторожно сказала Джулия.

– Замечательная. Она сердилась на папу, потому что он не хотел написать домой и попросить, чтобы прислали фотографии моей родной мамы.

– Правда?

– Да. Она меня спрашивала, помню ли я мою родную маму, а он ее останавливал. Я слышала, как они спорили. Он говорил, что моя мама – Бьянка, а она говорила, что родную маму никто не может заменить.

Значит, у Бьянки была щедрая и добрая душа.

На мгновение Джулия почувствовала к ней благодарность, к которой примешивалась жалость: она тоже поддалась чарам Брюса.

– Мне кажется, папа не очень любил мою родную маму, – продолжала Роза. – Он не хранил никаких ее фотографий и никогда не хотел говорить о ней. Если я его спрашивала, он всегда начинал говорить о чем-нибудь другом, – Так у тебя нет ни одной ее фотографии?

– Нет, – грустно сказала Роза. – Я даже не знаю, как она выглядела.

– Ты совсем ничего не помнишь?

– Немного помню. Она крепко прижимала меня к себе, и от нее чудесно пахло. И она все время смеялась. А еще я помню ее голос… Но лица не помню. Как хорошо было бы иметь фотографию, где мы с ней вместе, – тогда все опять стало бы по-настоящему. Потому что она была настоящая, и в то же время ее не было. Прямо как привидение. Если бы я ее увидела, то не узнала бы.

– Да, я понимаю, что ты хочешь сказать, – прошептала Джулия.

Карло издал какой-то звук, требуя внимания.

Роза откликнулась и помогла ему крепче ухватить старенького кролика.

– Похоже, Дэнни – хороший друг.

– Он всегда был моим хорошим другом, – подтвердила Роза. – Но теперь он должен присматривать за Карло. Я это объяснила Дэнни, чтобы он не подумал, будто я его больше не люблю.

– Это ты правильно сделала, – сказала Джулия. Некоторые вещи надо объяснять, а то люди – или кролики – могут не правильно понять.

Теперь ей стало ясно, почему Винченцо сказал, что малыш помогает Розе сохранять присутствие духа. Она стала ему как мать, отвечая на его нужды и забыв свои, кормила его, ободряла его.

Она потеряла меня как раз в возрасте Карло, подумала Джулия. И точно знает, что ему нужно.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Возвращаясь в гостиную после ленча, Джулия услышала, как зазвонил телефон и как Винченцо говорил рассерженным и нетерпеливым голосом:

– Послушайте, не звоните мне домой, тем более на Епифанию. У вас что, нет семьи? Я ведь уже сказал вам «нет» и менять ответ не собираюсь.

Всего хорошего!

Он решительно положил трубку.

– Ну, здорово ты их отчитал, – заметила Джулия, входя и удобно устраиваясь на диване.

– Некто хочет купить палаццо и сделать из него отель, – проворчал Винченцо. – Они как мухи: прихлопнешь одну – и тут же налетит дюжина.

– Пьеро как-то сказал мне, что ты ни за что не согласишься.

– Это еще очень мягко сказано.

– Жаль. Получился бы изумительный отель.

– Ты в своем уме? Продать родной дом?

– Разумеется, нет. Ты сам превратишь его в отель.

– Вот как? И где я возьму деньги?

– Найдешь инвесторов. Почему бы нет? Посмотри на «Даниэли». Первоначально это был дворец, палаццо четырнадцатого века.

– А ведь верно…

– Заставь свое палаццо приносить пользу. Верни его к жизни. Ведь это же лучше, чем смотреть, как здание будет разрушаться.

– Оно уже разрушается.

– Так останови этот процесс. Странно, почему ты раньше до этого не додумался.

– Потому что я самый паршивый бизнесмен на свете. Я был способен только на то, чтобы отражать атаки акул, думавших, что в таком безвыходном положении я продам палаццо за бесценок. Содержа ресторан, я надеялся зарабатывать достаточно, чтобы оставаться на плаву, но этого не хватит на содержание дворца.

– Не хватит, так что наилучший способ разделаться с акулами – это украсть у них идею. Ты вернешь себе свой дом – хотя и не в первозданном виде, но все-таки у тебя будет больше, чем ты имеешь сейчас.

– У меня начинает опасно кружиться голова, проворчал он. – Ты подбрасываешь мне сумасшедшие идейки, которые вдруг начинают казаться разумными.

– Конечно. Я буду твоим первым спонсором.

– У тебя есть на это деньги?

– Не деньги. А вот это. – Она подняла руки. – Я бесплатно отреставрирую фрески, и это будет мой вклад. Ты должен будешь привести здание в порядок и достать подходящую мебель. Лучше, наверное, открывать здание по частям, сначала одно крыло, потом другое, и почти сразу перебазировать туда ресторан.

– А как быть с картинами, которые были проданы? Даже если получу инвестиции, выкупить их я никак не смогу. Откроемся с пробелами на стенах?

– Разумеется, нет. Ты повесишь копии – тебе все равно пришлось бы это сделать, даже если бы у тебя были оригиналы. Этого потребовала бы страховая компания.

– И ты мне быстренько набросаешь несколько копий, так?

– Конечно. У меня неплохо получается Веронезе, а Рембрандт будет даже получше. Хотя мой Микеланджело, признаться, так себе.

– Твой?..

– Но их мы повесим в темном углу, и никто ничего не заметит. И не забудь, что у тебя еще есть кое-какие картины – те, что сложены наверху. Их можно либо повесить, либо выручить за них наличные деньги.

Возбуждение от идеи охватило Джулию, и слова полились потоком. На какое-то время она превратилась в настоящего художника и планировщика. Винченцо смотрел на нее с ироничным восхищением.

– У тебя все уже было отработано, не так ли?

– Вовсе нет. Это пришло ко мне только что, из-за того телефонного звонка, но теперь все прорисовывается четко.

– Подожди, я не успеваю за тобой.

– И не надо. Просто соглашайся со всем, что я говорю, а остальное я беру на себя.

– Ну так говори мне, что мы будем делать.

– Делать мы, наверное, ничего не будем, – ответила она с сожалением, – но если бы делали, то я посоветовала бы тебе начать с разработки планов.

Скоро карнавал…

– Через несколько недель. Нам потребуется не меньше года, чтобы подготовиться к открытию…

– Я это знаю, но ты можешь организовать большой прием во время нынешнего карнавала и сделать заявление для прессы.

– Прием… – задумчиво повторил Винченцо. Когда я был мальчишкой, у нас здесь бывали грандиозные карнавальные вечера. Какие были костюмы, какие потрясающие маски! – Он неожиданно усмехнулся, вспоминая. – Знала бы ты, что мы вытворяли!

– Могу себе представить. И все под надежной защитой масок, разумеется.

– Конечно. Маски именно для этого и нужны.