Бриллианты для куклы - Дробина Анастасия - Страница 14

– Здравствуйте, – ответила Сова тихим, чуть дребезжащим голосом. – Вы ко мне? Что вам, девочки?

Натэла посмотрела на потерявшую дар речи Белку. Шагнула вперед, протянула руку с куклой и отважно спросила:

– Извините, это не ваша? Мы… я нашла ее на клумбе, и теперь мы… – Натэла запнулась и на глазах у Белки стремительно начала краснеть.

Но врать дальше подружкам не пришлось: Сова схватила куклу, прижала к груди и, приведя девчонок в панику, вдруг тихо заплакала.

Минут через десять страшно смущенные подруги сидели на краешке дивана в комнате Совы перед чашками чая. Хозяйка чем-то гремела на кухне, оттуда доносился ее голос:

– Сейчас, мои милые, печенья принесу. Свеженькое, час назад в булочной взяла! И варенье у меня вкусное есть!

– Ой, господи… – пробормотала Белка. – Ну и вляпались же! Может, сбежим, пока не поздно?

Натэла, не отвечая, внимательно осматривалась. В конце концов Белка умолкла и начала делать то же самое.

Это была большая комната с тяжелой старой мебелью и выцветшими от времени обоями. На полу лежал красный протертый ковер, за стеклами серванта виднелись синие фарфоровые чашки, две такие же стояли сейчас перед девчонками. У стены – старое пианино, на нем – ваза с пионами. Все было очень старое, но нигде не виднелось ни пылинки, ни соринки. «Вот чистота-то у бабули!» – с уважением подумала Белка, у которой никогда не хватало ни времени, ни сил даже привести в порядок ноты на рояле, – всегда находились более важные занятия. На подоконниках стояли цветы в горшках. Обычная герань, но всех оттенков – от снежно-белого до багрово-малинового, почти черного.

– Надо будет отросток попросить для Сони, – прошептала она, ткнув локтем в бок Натэлу. – Сестра с ума сходит по гераням…

– Ты лучше туда посмотри, – так же шепотом сказала Натэла.

Белка проследила за ее взглядом… и подпрыгнула на диване, чуть не опрокинув на себя чашку.

– Господи! Опять рыжая?!

Рядом с пианино на стене висел портрет. Довольно большой, в овальной, местами потрескавшейся золоченой раме. С портрета на девчонок, слегка улыбаясь, смотрела молодая женщина невероятной красоты. Рыжие густые волосы были распущены по плечам, в зеленоватых полузакрытых глазах странно сочетались грусть и насмешка. Было очевидно, что портрет не старинный: дама была одета то ли в черный свитер, то ли в водолазку с высоким горлом. А затем Белка увидела такое, от чего у нее мгновенно стало холодно в животе, как перед выходом на концерте. В ушах у дамы были те самые серьги, которые они достали из куклы. Ошибиться она не могла, потому что хорошо их разглядела на крыше гаража.

– Натэлка, видишь серьги?

– Да. И кольцо на руке тоже, – тихо ответила Натэла.

Подруги переглянулись… но в это время в комнату вошла Сова с подносом, на котором стояли вазочки с печеньем и вареньем.

– Вот, дорогие мои, угощайтесь на здоровье. Бэллочка, Натэлочка, пожалуйста. И я с вами посижу. Меня зовут Маргарита Владимировна…

Сова уселась с чашкой за стол и пристально посмотрела в лицо Натэлы. Та ответила изумленным взглядом. Белка задрожала. Худшие ее опасения мгновенно подтвердились.

– Деточка, можно узнать твою фамилию? – вдруг спросила бабка.

Натэла побледнела, запнулась было, но все-таки мужественно ответила:

– Мтварадзе. Натэла Мтварадзе.

– Я так и подумала. – Сова улыбнулась. – Ты, видишь ли, очень похожа на свою бабушку. Ведь Нино Мтварадзе – твоя бабушка, не так ли? Мы с ней работали сразу после войны в ленинградском театре. У нее был тогда псевдоним Лунная, Нина Лунная. Она уверяла, что это – русский вариант ее фамилии…

– Да, правда, – растерянно прошептала Натэла. – «Мтвари» по-грузински – «луна»…

Дальше они с Белкой заговорили разом. Белка заголосила, глядя на подругу:

– Так твоя бабушка – актриса?!

А Натэла прошептала, не сводя глаз с Совы:

– Вы – актриса?!

– Была когда-то, – грустно улыбнулась та.

И Белка неожиданно поняла, что Сова… очень красива. Да, совсем старая бабка, но… но все равно почему-то красивая.

– Да, все это – в прошлом, в прошлом, в прошлом… Как причудливо переплетаются судьбы, однако! Значит, ваша семья переехала в наш дом месяц назад?

– Да… У мамы – ангажемент в Театре драмы.

– А бабушка больше не играет?

– Только в антрепризах, раз в месяц. Ее приглашал на характерные роли Театр имени Мейерхольда, но она говорит, что ее остеохондроз ничего и слышать об этом не хочет.

– Узнаю Нино, – улыбнулась Маргарита Владимировна. – Она всегда была очень остра на язык.

Натэла заметно ободрилась, порозовела, и они с Совой пустились в длительное обсуждение театра и актрис. Белка слушала и не верила собственным ушам. Сова – угрюмая старуха в черном, не разговаривающая ни с кем во дворе, не имеющая ни подруг, ни родственников, ни даже телефона, – актриса? Красавица? Так радушно принимающая их в своей красивой, чистой квартире? Нет, что-то в мире не то делается, как говорит сестра Соня…

– Какая ваша кукла симпотная! – выпалила Белка неожиданно для самой себя.

Натэла и Сова разом умолкли и удивленно взглянули на нее.

– Ах да, Владилена… – Маргарита Владимировна повернулась к вновь водворенной на сервант красотке в голубом. – Какое счастье невыразимое, что вы ее нашли! Она мне очень дорога, как память о матери… Вы обратили внимание, что кукла очень старая? Сейчас таких давно не делают, это начало прошлого века. И то, что вы не… не присвоили ее, делает вам честь. А как аккуратно постирали! Я сама собиралась много раз и все время боялась что-нибудь испортить. Да… Признаться, я хуже думала о нынешней молодежи. Особенно о наших бандитах, которые постоянно торчат вон там, на гараже, со своими магнитофонами и кошмарными песнями под гитару…

Белка прыснула, Натэла удержалась. Не сводя глаз с куклы, спросила:

– Как же она могла выпасть на улицу? Сервант так далеко от окна…

– Я, по чести сказать, сама не знаю, – ответила Сова, и Белка впилась глазами в ее лицо, убежденная, что старуха врет. Но Сова была спокойна и, кажется, удивлена не меньше подруг. – Я ведь даже и не знала, что она… м-м… выпала. Просто вчера вдруг заметила, что ее нет. Обыскала квартиру, все вверх дном перевернула, нашла кучу нужных вещей… Не поверите, даже очки, которые пропали при последней смене власти! А Владилену так и не нашла. У меня даже с сердцем плохо стало!

– А почему она – Владилена?

– Так ее мама звала. Знаете, в двадцатых годах была мода на подобные имена – Владилена, Октябрина, Конармина…

– А женщина на портрете – ваша родственница? – вдруг спросила Натэла. – Очень похожа на вас.

Лицо Маргариты Владимировны как-то разом потухло. Тут же на нем проявились все морщины очень старой женщины. И таким же потускневшим голосом, отвернувшись к окну, она ответила:

– Это моя дочь. Моя Светочка. Но… ее давно нет со мной.

– Она умер… – начала было Белка. Но тут каблук Натэлы припечатал под столом ее ногу, и она, ойкнув, умолкла.

– Извините, Маргарита Владимировна, – кинув на подругу испепеляющий взгляд, Натэла встала из-за стола, и Белке оставалось тоже встать вслед за ней. – Нам уже пора. Спасибо за чай. Варенье просто замечательное. Что передать бабушке?

– Передай, Натэлочка, что, если она меня вспомнит, я с удовольствием с ней повидаюсь. В память о былых временах. Скажи – Маргарита Владимировна Коктебельская… Кто бы мог подумать, что через шестьдесят лет мы встретимся в московском дворе! – Сова слабо улыбнулась. – И вы тоже заходите ко мне, если вам это не… скучно. Еще раз благодарю. Приходите, девочки.

– Спасибо… До свидания… будьте здоровы… – Подруги поспешно выскочили на лестничную клетку и, забыв о лифте, помчались вниз по ступенькам.

– Ты поняла что-нибудь? – ошарашенно спросила Белка, когда они выбежали на солнечный свет.

– Поняла, – сухо сказала Натэла. – Белка, нельзя задавать старым людям такие вопросы. Моя бабушка говорит…

– Да ну тебя вместе с бабушкой! – рассердилась Белка. – Ой, прости… В общем, Натэла, ты поняла, что она про брюлики даже не спросила ничего?! В куклу старую вцепилась как в родную, а про изумруды, про бриллианты – вообще ни слова! Как будто их и не было вовсе!