Таинственный кот идет на дело - Гордон Милдред - Страница 5

Зик провел по лицу широкой ладонью.

– Было бы прекрасно, но не знаю, смогу ли я. Каждый из нас ведет целую уйму дел… но, может быть, в один из дней, когда…

– А вы меня не боитесь?

– А надо, мисс Хатчинсон?

И опять она попыталась выдавить из себя смешок.

– Это потому, что вы меня еще не знаете.

– Прошу вас, мисс Хатчинсон, у меня не так много времени, и… Теперь, если вас не затруднит медленно воспроизвести все, что сказал мистер Дюваль, постарайтесь как можно точнее передать его слова.

Он задавал наводящие вопросы, перепроверял сказанное и, когда был удовлетворен, сказал:

– Мне бы не хотелось понапрасну пугать вас, но не ставьте себя ради нас в критические ситуации. Бюро никогда не требует ни от кого риска, сопряженного с опасностью для жизни. Но если по ходу выполнения своих служебных обязанностей вы услышите даже ничего не значащие для вас обрывки разговоров, помните, что мы сможем привязать их к чему-то, уже известному. Потому старайтесь запоминать их до того момента, как я встречусь с вами, но ни в коем случае ничего не записывайте. И учтите, что лишь полностью отчаявшийся человек идет на убийство.

Выходя из квартиры, он произнес:

– Благодарю вас, мэм, за заказ. Надеюсь, книга вам понравится.

Он резко повернулся и чуть не столкнулся с рыжеволосой соседкой.

– С нею вы пробыли больше десяти минут, – с упреком проговорила она.

3

Зик заглянул в кабинет начальника управления Ньютона. Ньютон стоял у окна, пытаясь поднять раму.

– Заходите, Зик, – позвал он, вернулся к столу и продолжал: – Мне плевать на все, что говорят в защиту кондиционирования воздуха. Надо глотнуть хоть немного кислорода. Только не рассказывайте никому, что я открываю окно. Мне могут предъявить обвинение в нарушении остановленного процесса дыхания.

Он плюхнулся в казенное вертящееся кресло, крупный, жилистый мужчина, впрочем, уже слегка поседевший. Рубашка на нем была с короткими рукавами, узел галстука распущен. Прическа всклокочена. Зик полюбил его с самого первого раза, как увидел, и чувство оказалось взаимным.

Зик взял записи.

– Ей двадцать четыре года, живет одна, восемнадцать месяцев назад приехала из Сиэтла, где до сих пор постоянно проживают ее родители. Отец там был в свое время владельцем недорогого ювелирного магазинчика. Семнадцать месяцев она работает у человека, который ей, очевидно, импонирует. Внешне она соответствует тому типу женщин, который ассоциируется с роскошными магазинами. Высокая изящная блондинка, холодная и недоступная на работе, хотя и весьма общительная в быту. Одна из наиболее общительных женщин из числа тех, с кем мне приходилось сталкиваться.

– То есть… – начал Ньютон.

– Вовсе нет. На вид весьма мила. Только, ну, мне кажется, вы бы назвали ее преданной, как бывают спаниели.

– Ей можно доверять?

– По-моему, да.

– На вас не действует тот факт, что она – блондинка из американской мечты?

Зик улыбнулся.

– Мне бы хотелось сказать вам банальную фразу, что люди для меня – просто люди, что я не делаю различий между ними, когда я веду расследование, что даже если бы у нее было кольцо в носу… Но ведь вы мне не поверите.

– В общем, она герой не вашего романа.

– Как я уже сказал, Дюваль ей импонирует. Он платит ей сто пятьдесят долларов в неделю, отпускает ее с работы, когда ей надо. И потому она была потрясена услышанным: у нее даже возник комплекс вины в связи с обращением к нам. Но она знает, что это ее долг, и хочет его исполнить. Я договорился с нею о телефонной связи в любое время, когда у нее будет что мне сообщить. Предупредил о необходимости соблюдать осторожность, о том, что если у Дюваля возникнет хоть тень подозрения…

Ньютон сжал губы.

– Похоже, они вычислили Меморандума. А вы как думаете? О ком еще могла идти речь?

Меморандумом был Кэлвин Оскар Тэрмен, тридцати восьми лет, рост пять футов семь дюймов, вес сто семьдесят фунтов, семейное положение – холост, род занятий – гранильщик драгоценных камней в одной нью-йоркской оптовой ювелирной фирме. В деле фигурировали особые приметы: усы, ямочка на подбородке и почти незаметный шрам под правым глазом. Прозвище «Меморандум» возникло из того факта, что при реализации драгоценных камней он просто фиксировал переданное количество в меморандуме – памятной записке, не требуя ни цента в качестве материальной гарантии, что, в общем-то, обычно среди ювелиров. Бывали случаи, когда он передавал по меморандуму «на доверие» партии на сумму до четверти миллиона долларов.

За месяц до этого разговора, 9 мая, в десять часов семь минут утра, как гласит регистрационная запись в журнале, он со всеми предосторожностями пробрался в нью-йоркское городское управление ФБР и «предложил информацию».

В маленьких, бегающих глазках читался страх. Фирма, сказал он, командирует его в Лос-Анджелес для огранки коллекции драгоценных камней стоимостью в триста тысяч долларов до ее отправки в Нью-Йорк. Владелец сообщил ему, что ювелир из Беверли-Хиллз Филипп Дюваль приобрел коллекцию Готорна и обратился к его нью-йоркской фирме с просьбой эту коллекцию реализовать. Оправа у камней старая, и у Меморандума возникло подозрение, что камни краденые. «Я никогда в жизни не брал в руки товара сомнительного происхождения и никогда не возьму. Поэтому я пришел к вам за советом, джентльмены».

Четырнадцать месяцев нью-йоркские агенты проверяли руководство фирмы, где работал Меморандум. Оказалось, что эти люди в одно и то же время занимались и вполне респектабельными сделками, и «пограничными» ювелирными операциями. В ту или иную вполне законную продажу фирма то и дело вводила небольшие партии краденых камней.

Через некоторое время агенты пришли к выводу, что главный гранильщик фирмы Меморандум не мог не знать, когда к нему в руки попадал краденый товар. Он не был ни глуп, ни наивен. Более того: его выдавал банковский счет. Конечно, он знал обо всем, ибо вносил гораздо больше, чем официально зарабатывал.

Почему же он обратился в ФБР? Быть может, боссы надули его на каком-то деле или пренебрежительно отнеслись к нему, и он возжаждал мести. Быть может, он пришел потому, что сильно испугался. Одно дело работать в Нью-Йорке, другое – лететь в отдаленный город. В Нью-Йорке он смог бы оправдаться тем, что будто бы ничего не знал о происхождении камней, полученных им в процессе выполнения своих обычных обязанностей. Но даже самый неопытный гранильщик знает, что если его направляют в Лос-Анджелес вынуть камни из легко идентифицируемой оправы, то цель может быть единственной: избежать многочасового риска транспортировки партии в Нью-Йорк в первоначальном виде.

Был рассмотрен еще один вариант. Меморандум мог прослышать о ведущемся Бюро расследовании и решил заработать хорошую репутацию в ФБР, пока не поздно.

Ему дали рекомендации следовать указаниям фирмы. И сообщили, что в Лос-Анджелесе с ним время от времени будут беседовать агенты ФБР.

Но это оказалось невозможным, так как его руководство запланировало поездку таким образом, что он фактически оказался на положении пленника. Под предлогом охраны коллекции с ним послали наемного убийцу, некоего Арти Ричфилда. Их свел вместе в международном аэропорту Лос-Анджелеса Филипп Дюваль, и он же отвез их прямо оттуда на территорию заброшенной шинной фабрики на пересечении Бальбоа– и Виктори-бульваров, граничившую с одним из немногих неосвоенных участков в долине Сан-Фернандо. Вскоре Дюваль уехал, но с этого мгновения ни Меморандум, ни наемный убийца за пределы территории не выходили. Сторож Тимоти Зайберт, семидесяти одного года, рост пять футов девять дюймов, вес сто сорок фунтов, время от времени уходил с территории фабрики за продуктами и другими покупками. Расследование показало наличие у него уголовного прошлого.