Диалоги (июль 2003 г.) - Гордон Александр - Страница 12

А.Г. У меня вот какой вопрос. Исходя из вашей гипотезы, из уравнений, которые написаны, – какой эксперимент нужно было бы поставить, чтобы доказать существование вашего монополя?

Ж.Л. К сожалению, я этого не знаю. Я должен даже добавить, что обычно предвидение элементарной частицы вам даёт только предвидение существования некоторых её свойств. Но совсем не обязательно помогает вам предсказать рецепт…

А.Г. Как это получить.

Ж.Л. Например, если вы возьмёте известное уравнение Дирака для электрона, так из этого уравнения исходят самые замечательные свойства электрона, которые все на сегодня проверены экспериментом. Но я вам могу сказать, что если бы не наблюдали электроны до Дирака, так он совсем не помог бы понять, что надо сделать, чтобы их найти. Так что, искренне говоря, я совсем не знаю, что надо сделать. А может быть, наш собеседник это нашёл.

А.Г. Я почему задаю этот вопрос. Потому что вы, проводя ваши эксперименты, никакого монополя не искали. Судя по всему, по вашим собственным словам, вы слышали о гипотетическом существовании монополя, но не сильно занимались этой проблемой. А что вас привело к экспериментам, в чём суть этих экспериментов и что же вы всё-таки получили?

Леонид Уруцкоев: Я постараюсь кратко рассказать, как я дошёл до такой жизни. Вообще начиналось всё, честно говоря, достаточно безобидно. Шёл некий совершенно не фундаментальный, а чисто прикладной эксперимент. Исследовались некоторые возможности электровзрыва бетона. Достаточно обычный эксперимент. Правда, он хорошо диагностировался. Этот эксперимент проходил в Курчатовском институте, в бывшем отделении физики плазмы. Начинался он где-то году в 97-м, когда приватизация в стране шла полным ходом. И наука достаточно сильно развалилась. Установку мы собрали из того, что было. Поэтому когда меня спрашивают, почему у тебя восемь кабелей, ну просто потому, что был вот такой кабель, такого диаметра. Который был, и другого у меня не было. А чтобы он каждый раз не рвался, я должен был поставить восемь. Почему такая энергетика, да потому что столько нашли конденсаторов. Нашли бы больше, было бы больше. То есть, эксперимент был в некоем смысле случайный. Но от старой советской жизни у нас осталось достаточно много различной хорошей диагностической техники. И мы на простой эксперимент навесили всю ту технику, которая у нас была. В частности, у нас была очень хорошая дорогая скоростная камера, которая позволяла нам делать 300 кадров в секунду. Не было бы её, мы бы, наверное, проморгали бы всё. Когда стали снимать электровзрыв бетона, то заметили некоторые странности. Я попросил бы показать первый слайд.

А.Г. Да вот его приготовили.

Л.У. Вот исходная ситуация, сейчас прозвучит выстрел. Он-то не прозвучит, мы его не услышим, но это будет видно. Время действия очень короткое, десять в минус четвёртой секунды, а время одного кадра равняется трём тысячным секунды. То есть, три на десять в минус третьей. Ток уже кончился. Дальше у нас должен идти разлёт этого самого кирпича. Вот видно несколько кадров. Вот пошёл разлёт. Обратите внимание на свечение. Уже тока нет давно на первом кадре. Тем не менее, всё это продолжается, всё это летит. На что мы обратили внимание? Масштаб понятен, время между кадрами понятно. У нас была возможность грубо оценить скорость, с которой летят эти куски. Когда оцениваешь скорость, перемножаешь квадрат скорости на массу, берёшь половину и получаешь некоторую среднюю энергию, которая сидит в кинетической энергии. И вот что получалось. Практически вся энергия батареи сидела в этой кинетической энергии. А экспериментаторы знают, что из батареи перевести в нагрузку можно примерно половину. Формального-то нарушения закона сохранения не было, но…

А.Г. КПД был очень высок.

Л.У. Да. Откуда такой КПД? И вот это сильно возмутило и заставило внимательно посмотреть.

А.Г. На одну секунду вас прерву, потому что, на мой взгляд, вы не уточнили для дальнейшего разговора необходимую часть эксперимента. Взрыв происходил, вы испаряли, по сути дела, фольгу. Мгновенно испаряли фольгу. Причём, в водной среде.

Л.У. Совершенно справедливо. Эксперимент достаточно простой. Такие эксперименты ставили давно и много. Наш отличался только тем, что было навешено много диагностики. Я просил бы запустить слайд-фильм. Второй момент, который нас сильно удивлял, откуда такое свечение. Почему так сильно светится и вылетает вода, возникает свечение. Этой яркости вполне достаточно было, чтобы снять оптический спектр свечения. Сняли спектр, света много, спектр получился легко, но очень сложный. Поскольку объект непонятный – бетон, что там светит, это было неясно. В некоем смысле было топтание на месте. С одной стороны, мы не могли расшифровать спектр, непонятно было, какие элементы всё-таки. А с другой стороны, неясно было, что дальше делать. Выручил случай. Случай совершенно простой: кончились деньги на покупку кирпичей. Поэтому решили пострелять на воде. То есть, на льду. Сделали лёд, и фокус состоял в том, что когда получили спектр, вышло, что спектр один и тот же. Что, вообще говоря, материал здесь ни при чём, что важен электрод и вода. Тогда мы быстро переделали схему эксперимента. Взяли бак, засунули туда восемь проволочек, нажали кнопку, рванули.

А.Г. А вода дистиллированная?

Л.У. Да, конечно. У нас она достаточно хорошей чистоты. И вот что странно. Если мы посмотрим сейчас на этот рисунок, видно, что над электродом возникает не очень понятное свечение. А чтобы была видна вторая проекция, то поставили зеркало под 45 градусов, так чтобы можно было убедиться, что это действительно шарик. Это съёмка уже очень быстрая. Время экспозиции – это минус в четвёртой секунды, то есть это время порядка самого электрического импульса. Таких кадров мы делали несколько – у нас была такая возможность. Это электронно-оптические преобразователи, которые срабатывали через тысячную долю секунды. Видна динамика. Вот второй кадр. Свечение живёт, этот шарик живёт и процветает. Ток уже давно закончился, а это его не смущает – он светит и светит достаточно серьёзно.

А.Г. И какое время жизни этого шарика?

Л.У. Время жизни раз в 50 превышает время электрического импульса. Поскольку я, будучи аспирантом, занимался достаточно интенсивно транспортировкой электронных пучков – мы, простите, сэр, – учились сбивать ваши самолёты. То очень хорошо знал, что задача состояла в том, чтобы провести мощный электронный пучок через атмосферу. И пучок был очень мощный, поэтому он через нейтральный газ не шёл, а ему нужен был плазменный канал, и его надо было как-то создавать. И я с этой задачей промучился несколько лет: ну не идёт пучок. Плазма рекомбинирует быстрее. Пока я успевал послать следующий, этот уже рекомбинировал. И я твёрдо знал, что времена рекомбинации – это микросекунды, ну, десяток микросекунд, а тут такое свечение при каких-то четырех киловольтах. Вот так живёт это плазменное образование. То, что я не мог годами получить, тут вдруг получается само собой.

А.Г. Простите, перебью вас, чтобы потом не отвлекаться на тему критики ваших экспериментов, сразу вставлю пять копеек своих. Это очень похоже на шаровую молнию, которая возникает при тех же самых условиях. А если вы знакомы с кластерной теорией возникновения шаровых молний, то вот классический эксперимент по получению шаровой молнии в лабораторных условиях, который блестяще подтверждает кластерную теорию. Вода есть, линейный импульс есть – вот, получите…

Л.У. И нити-то подобные есть, по крайней мере, по двум параметрам. Во-первых, откуда берётся энергия? И совершенно не понятно, как образуется? Мне так и не удалось понять, как это образуется. Все съёмки, которые мы делали, это было сначала сплошное сверкание, потом он уже как нарисованный. Я так до сих пор и не знаю, как он образуется. Я знаю, как он разваливается. Разваливается на мелкие клочки. Но у нас и времени не было заниматься. Было понятно, что это какая-то аномалия. Но спектр мы к тому времени расшифровали. Этим занимался один из наших старых сотрудников. Он пришёл и первое что сказал: «Ты знаешь, если бы я не сам снимал этот спектр, я бы просто сказал – не морочь голову, это солнечный спектр». Они один в один: с такими же линиями самопоглощения. Приблизительно оценили температуру – солнечная. В общем, достаточно похоже. Но вот что меня сильно смущало. В спектре всего около 2000 линий, и тысяча из них принадлежит железу. Светятся даже самые слабые линии железа. Но стреляли-то мы на титане, проволока была титановой. У титана тысяча линий, а тысяча линий – железо. Это вызывало большое чувство негодования: откуда столько железа? И так мы долго-долго мучались, не могли понять, откуда мы видим столько железа. Пока мы не додумались отдать на масс-анализ фольгу и то, что остаётся. Тут было первое откровение: обнаружили это самое железо в заметных количествах.