Мама Стифлера - Раевская Лидия Вячеславовна - Страница 84

Шоковая терапия

13-01-2009 06:19

Как известно, "каждому-каждому в лучшее верицца, катицца-катицца голубой вагон".

На голубом вагоне я прокатилась десять лет назад, имея в попутчиках свою сестру, мужа, и маму. Мы целый месяц в нём катались, и нам всем верилось в лучшее. За это время мы все вполне могли бы четыре раза доехать до Владивостока. Но не доехали.

***

В нашей уютной трёхкомнатной квартире, где на шестидесяти метрах не совсем дружно проживали я, мой муж, мама, папа, и младшая сестра, зазвонил телефон. Звонил он как-то по-особенному паскудно и с переливами, как всегда бывает, когда кто-то тебе звонит из ебеней, но меня это не насторожило. Я подняла трубку:

— Аллоу! — Завопил мне в ухо какой-то мужик с акцентом, навевающим воспоминания о таборе родственников из Белоруссии. — Хто это? Лидочка? Машенька? Танечка?

— А вам, собственно, кто нужен? — Я ж умная девочка. Я ж понимаю, что это может быть родственник из Белоруссии, и мне очень не улыбаецца перспектива переезжать из своей собственной комнату на кухню, и жить там месяц, пока в моей комнате сушат на подоконнике дырявые носки какие-то упыри.

— Мне нужен Слава. — Ответил дядька, а я нахмурилась. Если тебе нужен Слава — так прямо и скажи. Какая тебе в жопу разница, кто взял трубку?

Но то, что незнакомому дядьке нужен мой папа, немного меня утешило. Родственники из Белоруссии — это по маминой линии. Папа у меня сиротка. У папы никого нету, кроме сестры-близнеца. Значит, на кухню меня не выпихнут. Но осторожность всё равно не помешает.

— А кто его спрашивает?

— Это Володя с Урала. — Удивил меня дядька. Чо мой папа на Урале забыл? А дядька разошёлся: — Это Машенька или Лидочка? Я ж вас лет десять не видел.

— Лидочка это, — говорю, — только я и десять лет назад никаких Володей не видала. А на память я не жалуюсь.

— Ну как же? — Дядька, по-моему, расстроился. — Я ж тебе ещё платье подарил на день рождения. Голубое, в кружевах.

— Серое, и в дырах. И не на день рождения, а на первое мая. И это было не платье, а халат. И не подарили, а спиздили с бельевой верёвки у соседки. — Я сразу вспомнила дядю Володю с Урала. Какого-то троюродного папиного племянника. Хуй его забудешь. — А ещё я помню, как вы напоследок скрысили у моего папы фотоаппарат и дублёнку, а у моей мамы — новую лаковую сумку. И они вас не простили.

Это было правдой. После дядиволодиного отбытия восвояси, мои мама с папой ещё месяц подъёбывали друг друга. Папа говорил маме:

— Тань, не пора ли тебе сходить в театр с новой сумкой?

А мама отвечала:

— Только после того как ты напялишь дублёнку и сфотографируешься.

Видимо, дядя Володя сразу понял по моему изменившемуся тону, что сейчас его пошлют нахуй, и больше никогда не возьмут трубку, и зачастил:

— Лидочка, у меня мало времени, так что я быстренько. В общем, я щас живу в Питере, я сказочно богат, я пиздец какой олигарх, и вот я вспомнил про вас. Мою семью. — Я фыркнула. — И хочу сделать вам подарки. Вот ты что хочешь, а?

— Ничего. — Отвечаю. — У меня всё есть.

— Зачем ты меня обманываешь? — Дядя Володя хихикнул. — Нет у тебя нихуя. У тебя ж папа алкоголик.

— Зато он халаты у старушек не пиздит. — Мне стало обидно за папу. — И если сравнить тебя и моего папу — то мой папа, по крайней мере, в штаны не ссытся, когда пьяный. А щас он вообще уже пятый год как не пьёт.

— Да ладно? — Не поверил дядя Володя. — И чо, разбогател?

— Не, — говорю, — в Питер он не переехал, олигархом не стал, но в штаны по-прежнему не ссыт. И то хорошо.

— А откуда у тебя "всё есть"? — Не унимался родственник.

— Да заебал ты! — Я уже не выдержала. — Замуж я вышла. — Муж меня златом-серебром осыпает.

— А шуба у тебя есть?

— Даже две.

— Третью хочешь?

— Хочу, — говорю. Вот сука прилипчивая. Как банный лист. — Очень хочу. Привези мне шубу, я буду рада.

И бросила трубку. И папе даже говорить не стала, что нам звонил олигарх из Питера. Папа у меня мужик серьёзный, ему обидно будет, если он узнает, что имеет в родственниках шизофреника.

Тут бы и сказке конец, но хуй. На следующий день, когда я вернулась с работы домой, ко мне с порога кинулась четырнадцатилетняя сестра, вся покрытая нервными красными пятнами, и зашептала возбуждённо:

— Лидка, щас нам звонил дядя Володя с Урала, он мне компьютер пообещал подарить!

— А шубу не обещал? — Спрашиваю серьёзно.

— Не, я шубу не просила. Он сказал, можно всё что хочешь просить! Как думаешь, привезёт?

— Ага. И шубу, и компьютер, и автомобиль с магнитофоном.

Машка насупилась.

— А я ему верю. Он наш родственник.

— В том-то и проблема. — Я расстегнула сапоги. — Ты в какой семье живёшь? Ты хоть раз в жизни видела в нашем доме родственника, которому можно верить? Мамина родня из Могилёва в последний свой приезд спиздила у нас смеситель из ванной, а папина сестра из Электростали потеряла тебя на кладбище, и ты наебнулась в могилу. Забыла?

— Я сама потерялась… — Попробовала заступиться за свою тётю Машка.

— Конечно. — Я сняла второй сапог. — Только она тебя и не искала. А нашёл тебя какой-то некрофил, который пришёл на кладбище, чтоб поебаться со свежим трупом, обнаружил в могиле тебя, пересрал, и вызвал милицию. Может, напомнить чо у нас спёр олигарх дядя Володя?

— Я хочу компьютер… — Заныла Машка. — Дядя Володя не из Белоруссии, и я ему верю! В конце концов, ну ведь может быть в нашей семье хоть один нормальный олигарх?!

— Нет. — Я лишила сестру надежды. — В нашей семье все уроды. Включая тебя и меня. Прекрати разговаривать по телефону с дядей Володей, а то маме нажалуюсь.

Машка хихикнула:

— Не нажалуешься. Мама тоже уже разговаривала с дядей Володей, и попросила у него стиральную машину.

Я уставилась в потолок.

— Господи, с кем я живу… Больше ничего не попросили?

— Вовка твой колонки большие попросил. — Вдруг неожиданно сказала Машка, а я икнула.

— Какие колонки?! Ладно, вы с мамой… Мама от природы такая, у неё родня в Могилёве, ладно ты — ты маленькая, и у тебя тоже родственники в Могилёве. Но Вовка-то не из нашей породы! Он-то не дебил!

— У него в Виннице родня. — Напомнила Машка. — И Вовин папа, когда у него кот помер, кота в церковь таскал отпевать, на даче его похоронил, и памятник из мрамора поставил. Двухметровый. А потом с кадилом неделю по соседям ходил, и церковные песни пел.

Возразить было нечего. То что Вовкин папа наглухо ебанутый — это все знают. Он, когда кот помер, все зеркала в доме завесил, сорок дней со свечкой по дому ходил, выл как Кентрвильское привидение, и рисовал маслом портрет покойного. Причём, с натуры. Дохлый кот лежал у него в коробке на столе две недели, пока соседи не вызвали санэпидемстанцию. Вонь на четырнадцать этажей стояла.

Круг замкнулся. Стало понятно, что противостоять вирусу "дядя Юра" придёцца именно мне. Папу я жалела.

Через три дня я поняла, что с вирусом мне так легко не справиться. Телефон паскудно тренькал по шесть раз в день, и к нему наперегонки кидались мама, Машка, и, прости Господи, мой муж.

— Колонки! Сабвуфер! — Доносилось из комнаты. — Тостер! Микроволновка! Видеомагнитофон! Шубу Лидке!

Я вздрагивала, и зажимала уши руками. Потом, правда, интересовалась: а нахуя нам ещё один тостер, ещё одна микроволновка, и видеомагнитофон, которых и так два?

Мне ответили, что всё пригодиться. Пусть будет. А видеомагнитофон можно тёте Тане из Могилёва подарить. Как раз она скоро к нам в гости приедет.

Хотелось умереть.

Через неделю я уже сама стала верить, что дядя Володя — олигарх. Он звонил каждый день, каждый час, и ещё по два часа песдел с моей мамой по телефону. Это ж скока денег надо иметь, чтоб по межгороду часами песдеть?

Через две недели я стала ждать шубу.

Через три сама первой рванула к телефону, услышав междугородний звонок.

— Лида? — Удивился дядя Володя. — А где Маша?