Мама Стифлера - Раевская Лидия Вячеславовна - Страница 28

Мы с Юлей покосились на девушку. Нет, она ошиблась с выбором профессии. С такой ранимой душой она тут долго не проработает.

— Щупай! — Строго приказала мне Ершова. — Щупай так, чтоб этот хуй кончил тебе в глаз! Оцени качество немедленно!

Я подкинула хуй в руке, потом согнула его, потом втихаря плюнула на него и слегка подрочила.

— Берём. — Вынесла я вердикт. — Аньке понравится.

— Так вы не себе берёте? — Почему-то обрадовалась продавщица. — А себе ничего прикупить не желаете?

— Вы, девушка, — прищурилась Юля, — прям-таки на неоправданные траты нас толкаете. Нехорошо это, над несчастными глумиться. Показывайте свою помпу для сисек!

— А ещё у нас бабочка есть! — В ажиотаже крикнула девушка с небритыми подмышками, снимая с крючка коробку с хуем. — Бабочка для клитора.

Мы с Ершовой сделали стойку:

— Это чо такое? Покажь свою бабочку!

— Ща покажу! — Девушка кинула коробку с Анькиным подарком на стол, и полезла обратно в стеклянный шкаф: — А вот она, бабочка. Принцип действия прост: надеваете её под трусы, нажимаете вот тут — и всё!

— И чо — всё?

— И кончаете!

— Не, не поняла… — Юлька трясущимися руками взяла в руки бабочку: — Она типа лижет что ли?

— У бабочек языков нету… — Невпопад вспомнила я уроки биологии в пятом классе.

— Нет, она вибрирует… — Зажмурилась продавщица. — Вибрирует, и… И…

— Ты сама-то пробовала? — Юлька внимательно и строго посмотрела на девушку. — Вижу, что пробовала. И как? Кончаешь? Чо, прям просто вот идёшь, и кончаешь?!

— Да. У меня есть бабочка. — Продавщица прониклась чувством женской солидарности, и понизила голос: — Только я сначала того мальчика представляю, который в сериале «Солдаты» Медведева играл. И всё.

— И всё… — Как эхо повторила Юлька, и облизала губы.

— Берёте? — Не растерялась продавщица хуёв и бабочек.

— Да! — Крикнули мы с Юлькой, а я посмотрела на часы: — Юль, я прям щас домой уже пойду. У меня там посуды грязной дохуя, и собака щас обоссытся. Я тебе больше не нужна как консультант?

— Иди, дрочи. — Не отрывая взгляда от яркой упаковки с бабочкой, ответила Ершова. — У меня самой дел што песдец. До вечера не разгребу. Кстати, девушка, помпу тоже пробейте. Сиськи, знаете ли, это всегда хорошо. А они у меня не посинеют?

— Не знаю. — Ответила девушка, запихивая в чёрный пакет наши с Юлькой покупки, и покачивая сиськами пятого размера. — Не знаю, не пробовала. Спасибо за покупку, приходите к нам ещё.

— Обязательно! — Заверили мы продавщицу, и вышли на улицу.

— Домой? — Посмотрела на меня Юлька.

— Не, сначала за батарейками.

— О, точно. Я бы не вспомнила, кстати. И это… Кто такой Медведев? Президент который штоли?

— А я ебу? Пошли в магазин, диск с «Солдатами» прикупим, для полного комплекта.

— И порнуху, на всякий случай. С лесбиянками.

— А нахуя с лесбиянками?

— А если говно — Аньке подарим, вместе с хуем. Для полного комплекта, гы.

— Вот скажи, Ершова, ведь хорошо быть всё-таки бабой, да? И хуй тебе резиновый, и бабочку на клитор…

— И Медведев с лесбиянками.

— И помпа для сисек.

— И сиськи для помпы.

— И песда как Мариинская впадина…

— Да что говорить-то? Повезло нам, Лида, пиздец как повезло…

…Две женские фигуры, виляя жопами, скрылись за дверями магазина с DVD дисками…

Хранитель

09-03-2008 16:14

— Как не стыдно… Молодая баба ведь ещё. А такая свинья уже.

Голос раздался внезапно, и я вздрогнула.

И обернулась.

Никого нет. Оно и понятно: я ж одна сижу. Тогда откуда голос?

— Что, услышала что ли? Ну пиздец.

Снова обернулась. Никого.

Разозлилась.

— Ты кто такой?

— Дед Пихто. Допилась до глюков. Одно слово — свинья ты, а не баба.

Склонив набок голову, смотрю на почти пустую бутылку водки. Свинья? Ну отчего же? У всех бывает, в конце концов. Все пьют. А если б не пили — зачем тогда водку придумали?

— Пить будешь? — Спрашиваю куда-то в сторону, не оборачиваясь.

— Не буду.

— Ну и иди нахуй тогда.

Выжимаю бутылку в стакан, и ставлю пустую тару под стол.

Толкнула её ногой. Зазвенело. Прислушалась.

— Самой-то не противно?

— Нет.

— И зря.

Голос доносился откуда-то из-за правого плеча. Повернула голову вправо, и спросила:

— Ты зачем пришёл? Пить ты не хочешь, уходить не хочешь… Давай я в тебя плюну?

— А смысл?

— Вдруг обидишься — и уйдёшь?

— Куда уж больше-то?

Зажимаю двумя пальцами нос, зажмуриваюсь, и пью.

— Хорошо пошла?

Интересуется, зараза.

— Нормально пошла.

— Ну, значит, нормально и выйдет.

Прижимаю пальцы к глазам, надавливаю несильно, и тру-тру… Пальцы уже чёрные от туши.

— А у меня сегодня день рождения…

Просто так сказала. Не ему даже. А просто так.

— Знаю.

— Тогда поздравляй меня, раз припёрся.

— Перебьёшся. Тебя не поздравлять, тебя драть надо. Ремнём солдатским, с пряжкой. Чтобы жопа две недели красная была.

Расплываюсь в улыбке:

— Дедушка, это ты?

За плечом фыркнули:

— Вот ещё. Дедушка твой на тебя даже смотреть не может. Растили тебя, растили, сколько вложили в тебя, дуру. И всё по пизде пошло, Господи прости.

— Не поминай Бога всуе, привидение. Где мой дедушка?

— А я откуда знаю? Наверное, с бабушкой.

— Ты их видел?

Молчание.

— Ты ушёл уже что ли?

Шорох за плечом:

— Куда ж я уйду от тебя… Тут я.

Отламываю твёрдую корочку от засохшего куска Бородинского, и сую в рот:

— Эх, жизнь — говно… Тебе не понять, ты привидение. У тебя нет дней рождения. И нет друзей, которые о нём забывают… У меня красивое платье, скажи?

— Красивое.

— А… Значит, у тебя глаза есть. А туфли мои видишь?

— Это тапочки. Золушка, блин.

Хохочу:

— Проверка связи! А что ты ещё видишь?

— Тебя вижу. Пьяную. Страшную. Омерзительную. Глаза б мои на тебя не смотрели.

Сморкаюсь в кухонное полотенце:

— Нет, ты не дедушка. Дедушка меня любил. Дедушка называл меня Принцессой. Знаешь, когда-то давным-давно у меня в ванной… Вернее, тогда ещё у дедушки в ванной, крючочек на стене висел. Низко так… И рядом пластырь наклеен был, сверху. И ручкой на нём написано: «Лидушкино». Там моё полотенце висело, когда я маленькая была… Ты видел крючок?

— Видел. Он и щас есть, дура.

— А, точно. Он и щас есть… О чём я, кстати? Так вот: ты точно не дедушка.

— Само собой. Я б удавился с такой внучкой.

Бросаю полотенце на пол:

— А что ты всё время мне грубишь, привидение? Я тебя звала разве? Приглашала?

— Ты ревела.

— Ревела. И что дальше?

Вздох протяжный:

— И ничего. Нельзя реветь в свой день рождения, нельзя.

— А если хочется?

— Потом пореви.

— А если…

— Что ты торгуешься, а? Сказал же: не реви. Не реви в день рождения.

Наклоняюсь, поднимаю с пола полотенце, и смотрю за своё правое плечо:

— А руки у тебя есть? Машинку стиральную открыть сможешь?

— Ну ты обнаглела, девка. Сама открывай. Нашла себе мальчика на побегушках.

— Да и чёрт с тобой, привидение.

Бросаю полотенце обратно на пол.

— Чёрт всегда со мной. С тобой, кстати, тоже.

Смеюсь:

— Да со мной рядом вечно черти какие-то. Постоянно. Их только зовут почему-то по-разному: Миша, Петя, Коля, вот, ещё.

— Особенно, Коля, да.

— Он меня бросил, привидение… — Говорю вдруг, и соплю носом втягиваю протяжно.

— Горе какое. Я тебе с самого начала говорил: шли ты его нахуй, ничего путного не будет… Разве ж ты послушалась?

— Не говорил ты мне ничего!

— Говорил. Другое дело, что ты слышать не хотела.

— А почему сейчас слышу? Потому что водка палёная?

— Потому что день рождения. Ты меня утомила уже своими вопросами. Потому что день рождения у тебя. А ты ревёшь.