Лихорадка - Герритсен Тесс - Страница 53

Клэр глубоко вздохнула. Лобовое стекло уже покрылось толстым слоем снега, и она чувствовала себя заживо погребенной, замурованной рядом с этим мужчиной.

— А потом, — продолжила она, — мы посетили Транквиль.

— Когда?

— Как-то осенью, в выходные. Чуть больше года назад. Отдыхающие почти разъехались, но погода еще стояла чудесная. Бабье лето. Мы с Ноем сняли коттедж на озере. Каждое утро, просыпаясь, я слышала крики гагар. И больше ничего. Только гагары и тишина. Вот чем мне запомнились те выходные — ощущением полного покоя. Мы вдруг перестали ссориться. Нам было хорошо вдвоем. И именно тогда я поняла, что хочу уехать из Балтимора… — Она покачала головой. — Думаю, вы правильно классифицировали меня, Линкольн. Я, так же как и все другие приезжие, пыталась убежать от прошлой жизни, от проблем. Но не знала, куда мне ехать. Знала только, что больше не могу оставаться там, где жила.

— А сейчас?

— И здесь я тоже не смогу остаться, — нервно произнесла она.

— Не принимайте поспешных решений, Клэр. Вы провели здесь не так уж много времени и еще не успели наладить полноценную практику.

— Прошло девять месяцев. Все лето и осень я просидела в своем офисе в ожидании пациентов. Но в основном ко мне обращались туристы. С вывихами или расстройством желудка. Лето прошло, и они разъехались по домам. И я вдруг осознала, как мало у меня местных пациентов. Я надеялась, что продержусь и смогу завоевать их доверие. Это могло бы произойти в ближайшие год-два. Но после того, что случилось сегодня, у меня нет шансов. На собрании я сказала то, что должна была сказать, но местным это не понравилось. Теперь у меня один выход — собраться и уехать. С надеждой на то, что еще не поздно вернуться в Балтимор.

— Вы так легко сдадитесь?

Он нарочно решил спровоцировать ее. Разозлившись, Клэр повернулась к Линкольну.

— Легко? А что же тогда трудно?

— Против вас настроены далеко не все горожане. Речь идет о нескольких излишне нервозных личностях. Вас поддерживает гораздо больше людей, чем вы думаете.

— И где же они? Почему никто не принял мою сторону? Вы были единственным.

— Некоторые просто растерялись. Или побоялись выступить.

— Неудивительно. Им бы тоже изрезали шины, — саркастически заметила она.

— Это очень маленький городок, Клэр. Люди здесь думают, что знают друг друга, но, когда доходит до дела, оказывается, что они ошибаются. Каждый держит секреты при себе. Мы огораживаем свою частную территорию и никому не позволяем пересекать ограждение. Выступить на городском собрании — значит выставиться на всеобщее обозрение. Большинство предпочитает молчать, пусть даже они согласны с вами.

— Да, только эта молчаливая поддержка не поможет мне заработать на жизнь.

— Нет, не поможет.

— И нет никакой гарантии, что теперь хотя бы один пациент переступит порог моего кабинета.

— Да, риск есть.

— Тогда зачем мне оставаться? Назовите хотя бы одну причину, по которой мне следует остаться в этом городе.

— Я не хочу, чтобы вы уезжали.

Такого ответа она не ожидала. Она уставилась на Линкольна, силясь в темноте понять что-нибудь по его лицу.

— Этому городу нужен такой человек, как вы, — пояснил он. — Чтобы немного встряхнуть нас. Чтобы заставить нас задуматься о вопросах, которые мы раньше не осмеливались себе задать. Ваш отъезд станет большой потерей, Клэр. Потерей для всех нас.

— Вы что же, заявляете это от имени всех горожан?

— Да. — Он запнулся. И тихо добавил: — И от себя.

— Я что-то не совсем понимаю, о чем вы.

— Я и сам не понимаю. Даже не знаю, зачем я это говорю. Ни вам, ни мне от этого лучше не будет. — Он вдруг резко схватился за ручку на дверце и собрался было нажать на нее, но Клэр, протянув руку, остановила Линкольна. Он замер, по-прежнему сжимая ручку, уже готовый выйти на холод.

— Я всегда думала, что вы меня недолюбливаете, — призналась она.

Линкольн взглянул на Клэр с удивлением.

— Как же я давал вам это понять?

— Не словами.

— Тогда чем же?

— Вы никогда не говорили со мной ни о чем личном. Как будто не хотели, чтобы я что-то знала о вас. Меня это не задевало. Я поняла, что здесь так принято. Люди живут замкнуто, так же, как и вы. Но через некоторое время, когда мы узнали друг друга лучше, а эта незримая стена все равно стояла между нами, я подумала: может, это не только оттого, что я приезжая. Может, все дело во мне самой. Ему что-то не нравится во мне.

— Все дело в вас, Клэр.

Она помолчала.

— Понимаю.

— Я знал, что произойдет, если рухнет эта стена между нами. — Его плечи поникли, как будто на них давил груз его печали. — Человек привыкает ко всему, даже к несчастьям, если они продолжаются слишком долго. Я был женат на Дорин много лет и принимал этот брак как данность. Я сделал неправильный выбор, взял на себя ответственность и потом старался для нее изо всех сил.

— Нельзя из-за одной ошибки губить свою жизнь.

— Когда речь идет о другом человеке, которому ты можешь причинить боль, не так легко быть эгоистом и думать только о себе. Гораздо проще оставить все как есть и смириться. Стать толстокожим.

Порыв ветра сдул покрывало с лобового стекла, оставив на нем лишь потеки от растаявших снежинок. Теперь свежий снег, кружась, ложился на стекло, застилая белым мимолетный образ ночи.

— Клэр, если вам показалось, что я не проникся к вам симпатией, — заключил он, — так это только потому, что я изо всех сил старался не делать этого.

Линкольн снова потянулся к двери, собираясь открыть ее. И снова Клэр удержала его прикосновением, накрыв ладонью его пальцы.

Он обернулся к ней. На этот раз их глаза встретились, и никто не стал отводить взгляд.

Линкольн обхватил ее лицо ладонями и поцеловал. И, прежде чем успел отстраниться, пожалеть о своем внезапном порыве, Клэр прижалась к нему, отвечая на его поцелуй.

Его губы, их вкус казались новыми и незнакомыми. Поцелуй чужака. Мужчины, чья тоска по ней, которая так долго скрывалась, наконец выплеснулась со всем жаром. Линкольн притянул ее к себе, и она тоже заразилась этой лихорадкой, почувствовала, как запылали ее щеки и тело. Он произнес ее имя один раз, потом другой, словно вполголоса удивляясь тому, что Клэр оказалась-таки в его объятиях.

Свет фар внезапно проник сквозь заснеженное лобовое стекло. Они шарахнулись друг от друга и виновато смолкли, прислушиваясь к звуку приближающихся шагов. Кто-то постучал по пассажирской дверце. Линкольн опустил стекло, и в салон ворвалась стайка снежинок.

В окно смотрел полицейский Марк Долан. Увидев Линкольна и Клэр, он произнес лишь короткое «О!». Один звук — и целый океан смысла.

— Я… э-э… я заметил, что двигатель у дока включен, и решил проверить, все ли в порядке, — объяснил Долан. — Знаете, все эти отравления угарным газом…

— Все нормально, — заверил его Келли.

— Да. Хорошо. — Долан отстранился. — Доброй ночи, Линкольн.

— Доброй ночи.

Долан уже ушел, а они все молчали. Наконец Линкольн проговорил:

— Завтра весь город будет знать об этом.

— Я в этом не сомневаюсь. Мне очень жаль.

— А мне нет. — Выходя из машины, он небрежно усмехнулся. — По правде говоря, Клэр, мне плевать. Все, что было в моей жизни плохого, тут же становилось предметом обсуждения в городе. Теперь, когда мне впервые хорошо, пусть поговорят и об этом.

Она включила дворники. Через расчищенную часть стекла Клэр увидела, как Линкольн, махнув ей на прощание, направился к своей машине. Долан еще не уехал, и начальник полиции остановился поговорить с ним.

По дороге домой Клэр вдруг вспомнила, что говорил Митчелл Грум о тайном осведомителе Дамарис Хорн.

«Темноволосый, среднего роста. Работает в ночную смену». Марк Долан, догадалась она.

На следующее утро Линкольн отправился на юг, в Ороно. Выспаться ему не удалось, из головы все не выходили события прошлого вечера. Городское собрание. Разговор с Айрис Китинг. Налет на офис Клэр. И сама Клэр.