Лихорадка - Герритсен Тесс - Страница 34

— Потерпите немного, — попросил Энтони. — Это проявится через минуту и десять секунд.

— Что проявится? — спросила Клэр.

Он указал на экран:

— А вот что.

На глазах у Клэр линия неожиданно выстрелила вверх, достигла пика и снова вернулась к прежнему уровню.

— Что это было?

Энтони подошел к принтеру, который уже распечатывал диаграмму странной аномалии. Он оторвал лист и выложил его перед Клэр и Линкольном.

— Вот этот пик, — указал он. — Я никак не могу его идентифицировать. Время удержания вроде бы соответствует стероидам, но точно такой же пик бывает у некоторых витаминов и эндогенного тестостерона. Чтобы определить природу этой аномалии, нужна более совершенная лаборатория.

— Вы упомянули эндогенный тестостерон, — заметила Клэр. — А есть вероятность, что это анаболический стероид? Вещество, которым мог бы злоупотреблять подросток? — Она перевела взгляд на Линкольна. — Это могло бы объяснить симптомы. Культуристы иногда используют стероиды для наращивания мышечной массы. К сожалению, у них есть побочные эффекты, и один из них — неконтролируемая агрессия. Ее еще называют «стероидной яростью».

— Не исключено, — ответил Энтони. — Вполне возможно, что это был анаболический стероид. А теперь посмотрите на это. — Он вернулся к своему столу и, покопавшись, взял другой лист диаграммной бумаги.

— Что это?

— Это хроматограмма Тейлора Дарнелла, снятая в день его госпитализации. — Он положил лист рядом с записью Скотти Брэкстона.

Схема была идентичной. Такой же одиночный и ярко выраженный пик через минуту и десять секунд.

— Это неизвестное вещество, — подытожил Энтони, — присутствовало в крови обоих мальчиков.

— Развернутый анализ крови Тейлора не подтвердил наличие наркотиков и токсинов.

— Да, я звонил в лабораторию по этому поводу. Они поставили под сомнение наши результаты. Как будто я сам придумал эту аномалию. Признаю, наш аппарат устарел, но эти результаты воспроизводятся каждый раз.

— С кем вы говорили?

— С биохимиком из «Лабораторий Энсон».

Клэр снова взглянула на диаграммы. Распечатки лежали одна поверх другой, и линии на них практически совпадали. Два мальчика с одинаковыми странностями в поведении. Одно и то же неизвестное вещество циркулировало в их крови.

— Отошлите им кровь Скотти Брэкстона, — распорядилась она. — Я хочу знать, что это за пик.

Энтони кивнул.

— У меня уже готов запрос, нужна только ваша подпись.

К двум часам пополудни Клэр пересмотрела все рентгеновские снимки, все анализы крови, но так и не приблизилась к разгадке. Усталая, опустошенная, она сидела возле кровати мальчика, разглядывая своего пациента. Все пыталась понять, что же она упустила. Поясничная пункция была в норме, так же как биохимический анализ крови и электроэнцефалограмма. Компьютерная томограмма показала лишь наличие мукоидной кисты в правой гайморовой пазухе — возможно, результат хронической аллергии. Аллергия вполне могла объяснить и еще одно отклонение в анализе крови: высокий процент эозинофилов. «Как у Тейлора Дарнелла», — вдруг вспомнила она.

Скотти очнулся от валиумного сна и открыл глаза. Поморгав, он уставился на Клэр.

Она погасила свет и собралась уходить. Но даже в темноте был заметен блеск устремленных на нее глаз.

И вдруг до нее дошло, что это блестят вовсе не глаза.

Клэр медленно вернулась к больничной койке. В темноте виднелись белая наволочка и темный контур его головы на подушке. На верхней губе мальчика ярко светилось фосфоресцирующее зеленое пятнышко.

— Садись, Ной, — велела Ферн Корнуоллис. — Нам нужно кое-что обсудить.

Ной мялся в дверях, не решаясь зайти в кабинет директора. На вражескую территорию. Он не знал, зачем его посреди урока вытащили к директору, но, судя по выражению лица мисс К., разговор не предвещал ничего хорошего.

На уроке музыки ребята с интересом уставились на него, когда по школьному интеркому прозвучал строгий голос: «Ной Эллиот, мисс Корнуоллис хочет видеть тебя в своем кабинете. Срочно». Чувствуя на себе взгляды, он отложил свой саксофон и пробрался сквозь ряды стульев и пюпитров к двери. Он знал — одноклассники недоумевают, что же такое он натворил. Он и сам понятия не имел.

— Ной! — Мисс Корнуоллис указала на стул.

Мальчик сел. Он не смотрел на директрису, он разглядывал ее неестественно чистый стол. Слишком чистый для человека.

— Сегодня я кое-что получила по почте, — сказала она. — Мне необходимо задать тебе вопрос. Я не знаю, кто это прислал. Но рада, что получила это письмо, потому что мне необходимо знать, кому из моих подопечных требуется повышенное внимание.

— Не понимаю, о чем вы говорите, мисс Корнуоллис.

В ответ она протянула ему ксерокопию вырезки из газеты. Едва взглянув на листок, Ной тут же почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Это была статья из «Балтимор сан»:

«Юноша в критическом состоянии после столкновения с угнанной машиной. Четверо молодых людей задержаны».

«Кто это разнюхал? — подумал он. — И самое главное: зачем им все это?»

— Ты ведь переехал сюда из Балтимора, верно? — уточнила мисс Корнуоллис.

Ной сглотнул.

— Да, мэм, — прошептал он.

— В этой заметке не упоминается никаких имен. Но к ней была приколота записка, в которой мне рекомендовали поговорить с тобой. — Она пристально посмотрела на мальчика. — Речь ведь идет о тебе?

— Кто это прислал?

— Сейчас это не важно.

— Это кто-то из репортеров. — Его подбородок гневно вздернулся. — Они ходили за мной по пятам, приставали с вопросами. А теперь пытаются отомстить мне!

— За что?

— За то, что не стал с ними разговаривать.

Она вздохнула.

— Ной, вчера в машинах трех учителей были разбиты стекла. Тебе что-нибудь известно об этом?

— Вы ищете, кого обвинить в этом. Верно?

— Я просто спрашиваю, знаешь ли ты что-нибудь об этих машинах. Ной посмотрел ей в глаза.

— Нет, неизвестно, — сказал он и поднялся. — Теперь я могу идти?

Директриса ему не поверила; он видел это по ее лицу. Но больше ей было нечего сказать. Она кивнула.

— Иди в класс.

Ной вышел из кабинета и, пройдя мимо стола вездесущей секретарши, выскочил в коридор. Вместо того чтобы вернуться на урок музыки, он выбежал на улицу и уселся на ступеньки, дрожа от волнения. Он был без куртки, но не замечал холода, изо всех сил сдерживая подступающие слезы.

«Я больше не могу жить здесь, — думал он. — Я не могу жить нигде. Куда бы я ни переехал, все равно все станет известно. О том, что я натворил». Он подтянул колени к груди и принялся раскачиваться взад-вперед. Ему отчаянно хотелось домой, но идти пешком было слишком далеко, а мама не могла за ним приехать.

Он услышал, как хлопнула дверь спортзала и, обернувшись, увидел светловолосую женщину, которая вышла из здания. Он узнал ее; это была та самая журналистка, Дамарис Хорн. Она пересекла улицу и села в машину. Темно-зеленую.

«Это она во всем виновата».

Он перебежал улицу.

— Эй! — закричал он и яростно забарабанил в дверцу машины. — Оставьте меня в покое, черт возьми!

Она опустила стекло и посмотрела на него с хищным интересом.

— Здравствуй, Ной. Ты хочешь поговорить?

— Я просто хочу, чтобы вы перестали портить мне жизнь!

— И как же я порчу твою жизнь?

— Преследуете меня! Рассказываете всем про Балтимор!

— А при чем здесь Балтимор?

Он уставился на нее, вдруг осознав, что она совершенно не понимает, о чем он говорит. Ной попятился назад.

— Все, проехали.

— Ной, я и не собиралась преследовать тебя.

— Это неправда. Я видел вашу машину. Вчера вы проезжали мимо моего дома. И позавчера тоже.

— Нет, не проезжала.

— Вы следили за мной и моей мамой в городе!

— Хорошо, в тот раз это действительно была я. Ну и что с того? Ты хоть знаешь, сколько сейчас в городе репортеров? Сколько вокруг зеленых автомобилей?

Он отступил еще на несколько шагов назад.