Роковое чувство (СИ) - Дягилева Лиса "Helcesa" - Страница 57

Мир за закрытыми веками закружился, и останавливаться не хотелось.

Катце не выдержал первым — это вызвало у Рауля едва заметную улыбку сквозь поцелуй, которая по известным причинам вскоре пропала.

Перехватывая утраченную инициативу, блонди слабо прикусил нижнюю губу монгрела и продолжил ласки языком, едва заметными и довольно болезненными укусами, словно навёрстывая упущенное из-за стольких недоразумений время. Через несколько мгновений поняв, что выдержка начинает ему изменять и Катце вот-вот окажется лежащим на песке, он прервал контакт, отстраняясь от монгрела и переводя дыхание.

— Я не считаю, что это самое лучшее место, — с едва заметной усмешкой сказал он, — ты согласен?

Руки, не останавливаясь, скользили по спине Катце, даря тепло и пробуждая чувственность, заставляя сердце биться сильнее в надежде на более откровенные ласки.

— У меня есть машина… мы можем поехать в Сазан, — монгрел кивнул, соглашаясь с блонди. — Не далеко и там есть неплохое место…

Катце с трудом заставил себя оторваться от Рауля и сосредоточится на поездке. Машина дилера была припаркована недалеко, и до восьмого района они со Вторым Консулом добрались всего за десять минут. Остановившись у весьма дорогой гостиницы, Катце вышел из машины — он снял обычный номер и поднялся по лестнице.

«Дом свиданий, — тихо смог усмехнуться про себя блонди. — В конце концов, почему бы и нет? Терять мне уже мало что осталось…»

Подождав некоторое время после того как Катце покинул машину, Рауль быстро прошёл через гостиничный холл и зашёл в лифт, закрыв его перед самым носом изрядно подвыпивших любителей хорошо провести время.

Оставшись, наконец, один на один с самим собой, Эм развязал шейный платок и почти устало прислонился к стеклянной стене, прикрыв глаза. «Последняя слабость и всё…» Задумчивое состояние Советника прервал звук открывающейся двери и через несколько секунд блонди оказался наедине с тем, кого так желал и одновременно сторонился. Чувственная жизнь Элиты не существует, её попросту нет, но если она вдруг заводится, то приносит своим владельцам много радости и ещё больше горя. Сейчас Рауль ясно убедился в этом глуповатом изречении.

Комната оказалась весьма простой по меркам блонди, но явно не по карману бедным жителям Мидаса. Уютная, почти домашняя атмосфера, бело-голубые тона, вечерний полумрак, стол, на котором стоит ваза с алыми цветами, не в меру большая кровать, покрытая шкурами из серебристого меха, просторная ванная, электрический камин. Окна пятьдесят седьмого этажа выходят на центральную улицу, залитую огнями рекламных щитов и мчащихся по дорогам машин.

Не обратив должного внимания ни на обстановку, ни на вид из окна, Эм подошёл к стоящему на середине комнаты монгрелу и остановился.

Катце спокойно смотрел в глаза Рауля, а потом сделал довольно смелый шаг вперед — совсем близко, касаясь грудью груди блонди, заглядывая в лицо, приближаясь дыханием к губам.

— Можно? — тихий вопрос — совсем такой же, как тогда — в квартире Катце.

Глаза в глаза — странное напряжение и ожидание, готовность вот-вот сорваться и творить самые большие глупости на свете. «Как же я люблю его! Я совсем обезумел, если снова лезу во все это. Он бросит меня… Обязательно бросит, но это будет завтра. Черт с ним! Пусть! Сегодня ты мой, Рауль, и я счастлив!»

Катце выжидал и боялся, что Эм передумает.

На губах Рауля появилась уже знакомая полу усмешка, но глаза были на удивление тёплыми.

— Можно, — просто сказал он, не приближаясь ни на дюйм.

«Осмелится ли?» — эта мысль уже стала странным образом веселить блонди и он, не особо отдавая себе отчёта в действиях, спокойно стал расстёгивать одежду монгрела, не отрывая при этом взгляда от его лица.

Пальцы быстро прошлись по пуговицам рубашки, но так и не коснулись тёплой кожи, заставляя кусать губы в ожидании более близкого контакта. Расправившись с последней пуговицей, Рауль медленно снял ненужную одежду, подставляя тело Катце свежему ночному воздуху, проникавшему в номер через распахнутое настежь окно.

Катце поддался вперед, касаясь губ блонди нежным поцелуем. Затем еще, и еще раз — словно прося об ответных чувствах. Эта напускная осторожность была похожа на хождение по лезвию ножа — остро и немного страшно. Каждое прикосновение — дрожь, каждый сбивающийся вздох — ожидание, каждый удар сердца — мольба.

Едва касаясь кончиками пальцев сьюта блонди на груди, Катце целовал Рауля так нежно, что не поверить в его любовь мог только камень.

Замерев на некоторое время, и лишь принимая ласки Катце, Рауль просто ждал своей реакции на то, что обычно блонди считают отвратительным. Неприятных чувств не было, никаких, тело и разум всеми силами старались сократить и без того малое расстояние до нуля, вжать монгрела в себя и уже не отпустить, по крайней мере до утра. Эм пресёк свои попытки перехватить инициативу и заставил себя стоять спокойно, позволяя лёгкое поощрение действий монгрела ответными движениями губ. Всё-таки не выдержав, ладони блонди легли на пояс брюк Катце, давая почувствовать своё тепло, но ничего более не предпринимая. Советнику было очень интересно узнать, сколько монгрел сможет продержаться вот так, без прикосновений.

Монгрел не знал, что заставляет блонди сдерживаться — на пляже Рауль был более открытым. Катце прислушался к голосу собственного сердца. «Умирать, так хоть будет за что», — подумал он и, обвил шею Рауля обеими руками, обнимая более пламенно. Поцелуи Катце стали приобретать опасный оттенок страсти.

— Возьми меня, — на миг оторвавшись и задыхаясь, выпалил монгрел, намереваясь либо окончательно свести Рауля с ума, либо таким образом покончить жизнь самоубийством.

«Не сдержан, как и положено монгрелу». Подобные мысли заставили усмехнуться — сквозь поцелуй, скользнуть горячими ладонями по талии дилера, лаская жадными прикосновениями нежную кожу. Позволив несколько секунд целовать себя, Рауль почти болезненно прикусил губы Катце, вынуждая поумерить пыл и подчиниться новому, неспешно-мучительному темпу, чередующего в себе нежные укусы и почти саднящие страстные поцелуи. Руки монгрела на его плечах почти не вызывали беспокойства, возможно, он сегодня окончательно сойдёт с ума и позволит прикоснуться к себе. В эту ночь можно.

Катце казалось, что так не бывает — они целовались, словно безумные, намерено щекоча друг другу нервы ожиданием. А может быть, все было проще и банальнее — желание остановить время здесь — в этой комнате. Шум машин за окном, прохлада ночи, они, вместе — маленькое счастье, которое Катце будет беречь по возможности.

Монгрел любовно вплел пальцы в золотые локоны Рауля, мягкими движениями лаская шею. Прижимаясь всем телом ко Второму консулу Амои, Катце терял и голову, и контроль, и последние остатки стыда, и самого себя. Ну и черт с ним!

С губ стали срываться тихие стоны. Одна рука соскользнула с шеи блонди — Катце провел пальцами по груди, по животу, по бедру — и неожиданно остановился. Отдаваясь во власть поцелуев, и пьянея от слишком сильных эмоций, он ждал последующей реакции Рауля.

Прикосновения вызвали уже привычную саднящую боль в висках, заставившую на мгновение остановиться, справиться с желанием пресечь контакт и снова продолжить ласки.

Пальцы блонди осторожно касались кожи спины Катце, прослеживали едва заметные шрамы, появившиеся, видимо, после Раная-Уго. Рауль не любил вспоминать то время, ту свою ошибку и, как он уже сейчас понимал, самую настоящую ревность. С трудом заставив себя оторваться от монгрела, Эм перевёл дыхание, смотря в блестящие в полумраке глаза Катце и, будто решив что-то для себя, склонился к его плечу, согревая кожу сначала свои дыханием, а затем и прикосновением губ, зубов, языка. Он позволит дилеру в эту ночь многое, но не возможность самому решать «что и когда».

Катце прикрыл глаза от удовольствия. Ладонь, касавшаяся бедра блонди так и не скользнула дальше — на пах. Монгрел плохо контролировал себя, но доставлять Раулю дискомфорт — даже таким приятным способом — Катце не решился. Он так многого боялся — недопонимать, потерять, ошибиться. Вот и сейчас струсил в самый последний момент.