Роковое чувство (СИ) - Дягилева Лиса "Helcesa" - Страница 44

Катце не смог сказать, что все его поступки объясняются одним единственным словом — «любовь». Слышать насмешки Рауля не хотелось, монгрел и без того сказал лишнего.

Блонди удивить нелегко — практически невозможно, если уж быть до конца откровенным — но этому монгрелу удалось. Но не тем, что Катце признался в своих чувствах, хотя о ревности и так всё было понятно, Раулю просто было дико осознавать то, что этот эксперимент до сих пор действовал, приносил плоды. Эм с недавнего времени не стремился больше изучать мышление монгрелов-кастратов, но, видимо, интерес к ним, а точнее к Катце уже въелся в кору головного мозга и блонди продолжал эксперимент подсознательно, манипулируя чувствами и эмоциями для более близкой привязанности. Всё. Ближе некуда.

Рауль медленно нажал двумя пальцами на переносицу, пытаясь спокойно посмотреть на ситуацию, ничего при этом не упустив. Катце говорил много — не всё по делу, конечно — но возможно это один из способов выражения чувств. Кто знает? Признание одновременно доставляло раздражение и странное чувство самодовольства, к которому примешивалось ещё более странное чувство, название которого пока оставалось загадкой.

Эм вряд ли мог сказать, сколько времени прошло с тех пор, когда умолк монгрел — мысли были важнее. Нужна ли ему эта…любовь? Зачем она ему? Что это даст? На эти вопросы ответов не было, результат он получил, а вот что с ним делать не решил — высшая степень непредусмотрительности! И как это могло случиться с ним — Вторым Консулом Амои?!

Рауль нахмурился. «Так нельзя, пока это всё не зашло слишком далеко, хотя уже и так — слишком далеко».

— Ты придаёшь чувствам слишком большое значение, — произнёс он холодно, — это верный путь к гибели.

— Да? — вырвалось у монгрела само собой — насмешливо и отчаянно, и все равно голос сел и стал тихим: — Но, ты же ЭТОГО хотел. Не так ли? Ты и сейчас хочешь ЭТОГО.

У Катце было стойкое ощущение, что он спятил. Рауль либо слепой, либо наивно полагает, что у Катце есть шанс повернуть вспять? Блонди всегда остаются Блонди, и то, что Эм не понимал чувства монгрела — было лишним тому подтверждением. Он так и не узнал, к чему привел весь его эксперимент — не увидел, что Катце уже погибал: от нестерпимой боли, тоски, от этих одиноких вечеров в тщетном ожидании. Ему выть хотелось и на стены кидаться! А это спокойствие Рауля и его связь со Стоуном — лучшего способа добить свою жертву уже придумать было просто невозможно. Если Катце раньше просто любил Рауля, то теперь он осознавал, что не сможет жить без него — это чувство пугало своей масштабностью. Монгрелу показалось — будто внутри него натянута тонкая нить, и если он пошевелиться, она порвется. Он понял, чем Рауль зацепил его: умение держать его хрупкое существование на краю, лишив всех надежд, смысла жить и, тем не менее — не отпускать. Но сейчас его отпустили. Совсем. Навсегда. Что ж, было сложно не признать виртуозность Рауля Эма, как прекрасного психолога. «Не пытайся играть со мной — ты даже проиграть не сможешь, потому что игры, как таковой не будет» — эти слова с изощренной жестокостью звучали в голове Катце. Он проиграл и больше не хотел бороться. Он признал поражение.

Катце опустил взгляд на поврежденную руку и зло стиснул зубы, чтобы не закричать, или — боже упаси — не засмеяться. Несколько минут он просто молчал, собираясь с мыслями, но силы неумолимо покидали его. Дилер понимал, что не продержится долго.

— Зачем ты пришел?

Разговор уже давно из разряда «вежливых» перешёл на личности и выяснение отношений, что блонди совершенно не устраивало — это выглядело как разговор любовников после ссоры, а не блонди с монгрелом, пусть и его подопытным. У Катце сдавали нервы — это было видно невооруженным глазом.

«Похоже, эксперимент давно вышел из-под контроля, — вынужденно признавал Консул, изучающее смотря на монгрела, — и он явно повлиял на психику Катце… Неприятно, но… — подбор мысленной формулировки, — я переживу».

На лице блонди появилось почти брезгливое выражение — Да. Вот до чего доводят непродуманные до конца эксперименты! — Эм уже не собирался даже толком скрывать или подменять свои чувства перед Катце. Со всем этим нужно было срочно заканчивать — совершенно и бесповоротно! Рауль — словно нехотя самодовольно заметил:

— Как вам хорошо всё обо мне известно, — не смотря на отрицательные эмоции с небольшой долей иронии произнес он. — Может ещё что-нибудь расскажете… интересного?

Вопрос монгрела Советник просто не удостоил вниманием. «Ещё только разве я ему мотивы своих действий не объяснял». Но не смотря на раздражение и почти злость блонди понимал — ситуация ему не нравится, очень сильно не нравится, и далеко не из-за поведения Катце.

Дилер и не ждал сочувствия или понимания.

— Так вот в чем дело! Любопытство, да? — монгрел спрятал лицо в ладонь и невесело засмеялся. Это уже здорово начинало походить на безумие. — Ты поиздеваться пришел, Рауль? Тебе мало того, что ты уже сделал. Доводить, так до конца, верно? Или… — Монгрел исподлобья взглянул на блонди, губы дрожали, улыбка сползла с лица, уступая место злой иронии перед жизнью: — Или ты ждешь, что я тебе дам повод для того, чтобы свернуть мне шею? — Катце неотрывно смотрел в холодные глаза Второго Консула. — Сделай одолжение, Рауль, в следующий раз, когда мне захочется съездить тебе по морде, найди в себе хоть каплю, милосердия и придуши меня.

«Вот и проявилась истинная монгрельская сущность…» В этом состоянии Катце был вылитый Рики, особенно в первое время своего пребывания у Ясона. Таким он Консулу совершенно не нравился — налёт цивилизации слетел под порывом лёгкого ветра, и это было существенным недостатком. Вся тирада монгрела на повышенных тонах не возымела должного действия. Х хорошо хоть Эм запер дверь — монгрел, высказывающий своё отношение к Блонди в таком тоне… это уже слишком!

— Придержи свои эмоции, — холодно потребовал Рауль, — сделай одолжение…

Эм начинал уставать. От этих разговоров, от попыток трезво осмыслить происходящее и не поддаться под влияние собственных противоречивых чувств к этому монгрелу. Да, чувства были — разные, почти противоположные, но сильные как никогда и ни к кому. Это настораживало и почти пугало.

— Я сам решу, что с тобой делать, — пожал он плечами через некоторое время, — и обойдусь при этом без твоих желаний или предпочтений, — почти злая усмешка прошла по нервам дилера волной электрического тока.

— И что же это будет? Снова сошлешь меня в Раная-Уго? Изобьешь? Изнасилуешь? Или, как в прошлый раз — прикинешься мягким и ласковым? — Катце нервно хихикнул. — Ты не оригинален, Рауль… Мне надоели твои игры в «кошки-мышки». В конце концов, делай что хочешь. Я устал разговаривать с пустотой.

Катце отвернулся. Больше всего на свете ему хотелось остаться наедине со своей болью, и удержать под контролем свою злость, горечь. Может быть, при других обстоятельствах он и сказал бы Раулю, что любит, но не теперь. Нет никакого смысла говорить о чувствах там, где никогда не будет взаимности.

Это переходило все границы. «Я что, дал повод разговаривать с собой в этаком панибратском тоне?!»

— Твои слова очень похожи на ревностные истерики жены монгрела, — почти устало заключил Эм. — Не забывай, с кем ты разговариваешь, — эта фраза прозвучала на удивление равнодушно. — Моё терпение тоже не безгранично, да будет тебе известно…

Эм медленно поднялся из кресла и склонился над дилером, но не коснулся его даже краем своего сьюта.

— Ты разочаровал меня, Катце. Я думал ты всё же смог чему-то научиться, но твоё упрямство оказалось сильнее здравого смысла, мне почти жаль тебя, — эти слова можно было бы принять за издевательство, если бы не тон, которым они были произнесены. Рауль не жалел о своих словах, может быть хотя бы они помогут монгрелу придти в себя до того момента, когда он окончательно погибнет.

— Ты думаешь, это «упрямство»? — монгрел поднял взгляд на блонди, но в нем не было страха — лишь какое-то обреченное безразличие. Сердце в груди рвалось на части — Катце не знал, что больно будет настолько. Ему почти хотелось свести счеты с жизнью. Он понимал, что Рауль в любой момент может вспылить и схватить его за горло, или ударить с такой силой, что перелом руки покажется пустячком. Он должен был испугаться, но душевная боль перекрывала все, даже — инстинкт самосохранения. — Что ж, в таком случае действительно есть о чем жалеть. Я всегда тебя разочаровывал. Ты, по крайней мере, мог бы уже привыкнуть к этому, Рауль. Ты хотел, чтобы я тебе объяснил причину своего поведения… Тебе не понравилось то, что ты услышал? — Катце усмехнулся: — Господи, какой же я дурак…