Мурка-моряк - Смуул Юхан Ю. - Страница 8

И вот наш траулер плывёт по морю. До квадрата, где следует вести лов, осталось ещё несколько десятков миль, а на экране моноскопа где-то между 15 и 20 метрами уже расплываются шляпки светящихся грибов, да и на круглой шкале эхолота вспыхивают у тех же цифр красные молнии — сигналы о косяках сельди под нами. За ними напряжённо следят: надо узнать, то ли это разрозненные стайки, то ли крупный косяк. Но яркие шляпки продолжают появляться и пропадать, а эхолот по-прежнему озаряется красными молниями. Корабль замедляет ход и начинает кружить по волнам, пока с мостика в машинное отделение не отдаётся команда:

— Стоп!

Сети подготовлены к спуску в воду, и траулер идёт «малым вперёд». За борт летит концевой буй, привязанный к сети, а затем весь порядок начинает тихо скользить через поручни. Одна за другой погружаются в море сто сетей, за кормой вытягиваются в ряд тёмные покачивающиеся буйки. Перед тем как сбрасывается последний буёк, корабль поворачивается кругом, канат скользит по борту от кормы к носу, а затем натягивается, словно скрипичная струна. Трёхкилометровый порядок сетей тянется за кораблём, который плывёт кормой вперёд, носом назад. Потом мотор умолкает и винт перестаёт крутиться. Начинается дрейф, длящийся до утра. При сильном ветре или быстром течении дрейфующий корабль может пройти за ночь до 30 миль.

Затем команда сгружает в трюм дневной улов, достаёт бочки и соль для засола будущего улова и моет палубу. Корабль должен быть чистым.

Поздний вечер. На горизонте покачиваются чёрные корпуса сельдяных траулеров, мелькают там и сям судовые огни. Прислушиваешься к свисту ветра и задумываешься о своём доме, о милых тебе людях, о друзьях. У ног твоих сворачивается клубком неизбежный спутник каждого моряка — тоска по земле. Она мурлычет, словно кошка, ластится к тебе, а потом вдруг больно вонзается когтями в душу. Не годится подпускать её слишком близко.

Это час отдыха на траулере. Люди собираются в кают-компании, достают шахматы и карты, играют в них с большим азартом. Затеваются споры, которые порой доходят до ссор, но всегда кончаются примирением. Многие читают. Вообще надо сказать, что моряки очень начитанный народ. Они знакомы не только с математикой и астрономией, но и со многими вещами, не имеющими никакого отношения к мореплаванию. Кроме прочитанных всеми книг Пушкина и Гоголя, Вильде и Таммсааре, Маяковского и Горького, тут есть литература и по истории, и по философии, и по воспитанию детей, и по садоводству, и по травосеянию. Есть «Книга о вкусной и здоровой пище», справочник автолюбителя, пособия по собаководству, по изучению тракторов и комбайнов. Всё это прочитывается в часы дрейфа или во время шторма, когда лов прекращается. Моряки получают из этих книг обширные и основательные сведения.

По времени уже ночь. Но по-прежнему светло, поскольку сейчас июнь и мы находимся примерно на шестьдесят пятой широте. Смеркается всего на полчаса. К этому свету, к этому длинному дню поначалу никак не удаётся привыкнуть.

Постепенно кают-компания пустеет и на судне становится тихо. На сумеречных волнах за кормой спят бесчисленные чайки из той породы, что называются клушами. Это ленивые и жирные птицы, питающиеся выбрасываемыми в море потрохами сельди. Они ждут утра.

Нередко всего в нескольких метрах от корабля из воды показывается широкая и тёмная спина финвала — сельдяного кита. Плавник на нём — высотой в метр.

Команда спит. Лишь вахтенный штурман стоит на мостике и следит за сетями.

А под серой гладью воды плывёт сельдь. Должна плыть, если верить данным радиоразведки и показаниям моноскопа. Штурман смотрит, какова осадка буёв. Если совсем мелкая и если буи кружатся — значит, рыбы мало, а то и вовсе нет. Если же буи сидят глубоко в воде, то можно быть уверенным, что тысячи и тысячи рыб тычутся своими серебристыми носами в ячеи сетей. И тогда утром рыбачья душа порадуется. Но, может быть, моноскоп нас обманул. Ведь, несмотря на всю свою мудрость и точность, он только прибор. Звук с равным успехом отражается и от косяка сельди, и от стаи очень противных, студнеобразных рыжих медуз, которых так много в Северной Атлантике. А там, где есть медузы, там нет сельди. Рыбаки ненавидят медуз, потому что их слизь очень ядовита. От неё на руках и запястьях, даже несмотря на целлофановые нарукавники и брезентовые рукавицы, появляются болезненные кровоточащие язвы. Они долго не проходят и мешают работать.

Утро вечера мудренее. В шесть часов утра звонит сигнал аврала. Подъём. Палуба гудит от тяжёлых морских сапог. В половине седьмого — завтрак. Начинает работать главный мотор, корабль пронизывает лёгкая дрожь. Люди занимают на палубе свои места. Мощная лебёдка крутится и наматывает канат. И вот в прозрачной воде, озарённой лучами ещё низкого солнца, показывается первая сеть. И когда становится отчётливо видно, что в верхней части сети висят в ячеях одинокие сельди, а средняя вся бела от рыбы, — в этот момент словно какой-то толчок проходит по толпе на палубе. Все напрягаются: рыбмастер и его помощник подкатывают поближе бочки, потрошильщики подходят к рыборазделочному столу, а остальные рыбаки берутся за сеть и вытрясают на палубу первых рыб. Да, чёрт возьми, это переживание!

В этот самый миг с кормы на палубу врывается серовато-бурый пёс и приветствует нас с добрым утром. Затем он обегает всех своих друзей и добрых знакомых, после чего усаживается, словно адмирал, на своём повседневном рабочем месте — на якорной лебёдке, покрытой брезентом.

Мурка вышел на работу.

Соль в глазах

Начались трудовые будни рыбаков.

Будни эти однообразные и тяжёлые. Если лов удачный, они длятся по двадцать четыре часа без передышки. Но если рыбы нет, то всё равно приходится выбирать из воды сети, а на это уходит семь-восемь часов напряжённой работы.

Как легко вытягивать на борт сеть, в которой много рыбы! Тогда, правда, работа становится намного тяжелее, приходится напрягать все силы. Волны качают корабль, палубу нередко заливает водой, и от рыбьей чешуи она делается скользкой. Люди падают, сталкиваются друг с другом, ударяются о поручни. Они ругаются и шутят, но всё это идёт на пользу делу. Когда палуба становится слишком уж скользкой, её посыпают солью, которая заменяет тут песок. Но в любую погоду — и в полный штиль, и в самую противную мёртвую зыбь, и в семибалльный ветер — день хорошего улова для рыбаков всегда праздник! Крутящийся вал медленно втягивает на палубу голубоватую сеть. Она перекрутилась во многих местах и кажется узкой, отчего сперва чудится, будто она битком набита рыбой. Но когда люди расправляют её руками во всю её десятиметровую ширь, то выясняется, что сельди не так уж много. Опытный мастер лова определит на глаз, сколько тут рыбы. Четверо матросов стоят у рыборазделочного стола по колени в рыбе и ножами отрезают сельдям головы. Рыбмастер едва успевает засаливать свежий улов. Бочки солёной сельди тут же заколачивают и откатывают в сторону. Словом, знай лови да не спеши радоваться!

А чайки рядом с кораблём дерутся из-за селёдочных голов и потрохов. Их слетается столько, что за бортом всё белым-бело; от пронзительного крика птиц закладывает уши. До чего же они жадные! Могут ссориться и воровать друг у друга добычу, но других птиц и близко не подпустят.

Вот, например, кружит поодаль странная птица: тёмно-бурого цвета с длинными изящными крыльями, украшенными двумя светлыми полосами. Она намного крупнее чайки. Судя по сложению — хорошо летает. И наверняка сумела бы отнять голову или потроха у одинокой чайки. Матросы называют эту птицу «солдат». У чаек очень своеобразная тактика защиты от «солдата»: едва тот, прежде чем опуститься за добычей, сделает круг над стаей чаек, как они все сплываются друг к другу, и оказывается, что «солдату» некуда сесть. Он всё кружит, но только высмотрит новое местечко, как повторяется та же история. Чайки прямо-таки бегают по воде и ужас как кричат! Они всегда успевают занять местечко, облюбованное «солдатом», и тот в конце концов опускается в стороне от корабля, где ему не перепадает ни кусочка. В этом необычном и занятном морском бою чайки благодаря многочисленности всегда одерживают верх над бесстрашием и упорством «солдата».