Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Шестое действие - Резанова Наталья Владимировна - Страница 25


25
Изменить размер шрифта:

На Марию Омаль комплимент не произвел особого впечатления.

– Много больше, чем вы можете подумать, – спокойно произнесла она. – А вы, сударь, тоже писатель?

– Нет, я имею некоторое отношение к юриспруденции.

– Адвокат?

– И снова – нет. Помогаю разрешать спорные вопросы.

Госпожа Омаль задумчиво кивнула. В отличие от своих товарок, она не пренебрегала обществом судейских. И это помогало ей избегать кое-каких жизненных неурядиц.

– А по мне, так ничего хорошего нет в этом Бергамине, – вступила Белинда. – Я играла в двух его пьесах – ужасная тоска! Не подумайте дурного, я понимаю разницу между трагедией и фарсом, но актрисе на сцене нужно что-то играть, а не просто заламывать руки и восклицать «Ах!» и «Увы мне!». О прошлом годе мы ставили «Радульфа Тримейнского», так худшего провала я в жизни не видела, хотя сюжет… как это… патриотический… и возвышенный. Его светлость был очень разочарован.

– То-то я слышал, он запретил ставить новую пьесу Бергамина.

– И правильно сделал!

– Не горячись, милая, – заметила Мария. – Нужно быть снисходительной к слабостям близких… И служители муз нуждаются в покровительстве.

– Если кого-то и можно назвать покровителем капитана Бергамина, то не генерал-губернатора, а нашу дорогую Марию, – сказал эйсанский рыцарь. – Именно она выхлопотала ему место коменданта крепости в Галвине, хотя, прощая слабости Бергамина-литератора, она никогда не проявляла снисходительности к Бергамину-мужчине.

– К чему такие откровения, приор? Моему гостю это вряд ли интересно.

– Станете утверждать, что это неправда?

– Предположим, нет. Но это было так давно… и теперь у Бергамина и бедняжки Магдалины есть верный кусок хлеба, независимо от того, как распродаются книги.

– А уж пьесы его и вовсе дохода не приносят. Верный убыток! – фыркнула Белинда.

– Дамы, дамы, стоит ли все сводить к деньгам…

– Счастлив тот, кого высокий удел спасает от заботы о низменном, – чарующим голосом произнесла Мария Омаль. – Но бедные царедворцы Эвтерпы и Мельпомены находятся в прямой зависимости от заработка и милости покровителя. И мы с вами, приор, сделали все, дабы облегчить участь тех, кто достоин лучшего. Не так ли?

Себя она к нуждающимся не относит, отметил про себя Мерсер.

Приор одобрительно улыбнулся. Несомненно, ему не показалось, что шутка – дурного тона. А может, и вовсе не счел сказанное шуткой. Все-таки лицо духовного звания.

– Вы в Эрденон по делам ордена? – осведомился Мерсер.

– Сейчас нет, – ответствовал старец. – Здесь наши родовые владения, и, поскольку ныне никто из семейства Ларком, кроме меня, не живет в Эрденоне, это налагает определенную ответственность.

– Я встречал в Тримейне полковника Герхарда Ларкома. Его называют выдающимся знатоком фортификации, надеждой нашего инженерного ведомства.

– Благодарю за добрые слова. Герхард – мой племянник. А я – Антон Ларком, смиренный слуга божий.

Вероятно, он продолжил бы разговор, но Белинда коснулась веером его плеча.

– Дорогой приор, не утомляем ли мы хозяйку? – В ее тоне фамильярность мешалась с почтением.

– Да, милая, это ты верно подметила.

– Мне тоже пора откланяться, – сказал Мерсер.

– Друг мой, вы отвезете Белинду? – спросила Мария у рыцаря и, получив утвердительный ответ, заметила: – А я намеревалась посетить торговые галереи. – Она позвонила в серебряный колокольчик и распорядилась закладывать карету.

– Рад был познакомиться с вами, юноша, – сказал приор, беря актрису под руку. – Я намереваюсь задержаться в Эрденоне, так что, вероятно, еще увидимся.

Мерсер также выразил на это надежду, и эйсанский рыцарь увел даму. Возможно, слухи о том, что Мария Омаль не чужда сводничеству, имели под собой основания, подумал Мерсер. Впрочем, эйсанские рыцари, даром что считаются монахами, – люди военные и сами умеют удовлетворять свои потребности.

Горничная подала Марии Омаль накидку и перчатки.

– Если вам, господин Мерсер, по пути со мной, могу вас подвезти, – деловито промолвила дама.

– Благодарю за любезное предложение, но мне удобнее пешком.

– В таком случае проводите меня до кареты…

У парадного входа дожидалась легкая карета в карнионском стиле, запряженная парой светло-серых лошадей. Кучер уже занял свое место, и лакей приоткрывал застекленную дверцу.

– Если вы еще раз захотите посетить меня, господин Мерсер, то учтите: я живу по давно заведенному порядку. Утренние визиты мне наносят в это же время, затем я отправляюсь на прогулку или в торговые галереи. Если кто-то из друзей желает составить мне компанию – в добрый час. Затем я возвращаюсь, обедаю и сплю. Вечерние посетители прибывают не ранее семи часов пополудни. В воскресные и праздничные дни я посещаю мессу. Таков образ жизни, которого я придерживаюсь много лет. Ибо лишь следование твердым правилам, а не румяна и белила помогают сохранить нам, бедным женщинам, молодость и привлекательность.

Мерсер мог бы поклясться, что в этом монологе нет ни грана кокетства. Она говорила так, будто диктовала кулинарный рецепт. Эта дама пока что не знает, как квалифицировать нового знакомого и чем он будет ей полезен.

– Благодарю вас, сударыня, за любезный прием. Надеюсь, что и в будущем вы уделите мне толику вашего драгоценного внимания.

Этот стиль Мерсер усвоил в Тримейне и мог изъясняться так без особого труда.

Он помог даме сесть в карету, дверца захлопнулась, кучер хлестнул лошадей, и Мерсер остался стоять у старинного особняка, украшенного фигурами играющих обезьян. Да, уж эта карета не растворится в воздухе за ближайшим поворотом, в отличие от той, в которой удалилась из Аллевы Анкрен…

Анкрен… Она не ведет размеренное существование в спокойствии и довольстве, подобно Марии Омаль, а мечется по всей империи, скрывается, выслеживает, спит где придется и ест что попало. Такая жизнь неминуемо должна была состарить ее прежде времени. Однако она выглядит молодо, хотя давно уж не юна. Впрочем, и Мерсер – не юноша, несмотря на то что Антон Ларком назвал его так. Но женщины старятся быстрей. Что это – следствие Дара… или нечто иное?

И все же – не стоит отвлекаться.

Остаток дня он посвятил «Торговому дому Сигурдарсона» и его партнерам, но мыслями возвращался в Обезьяний дом.

Во время непринужденной и малозначительной беседы в гостиной Марии Омаль он услышал кое-какие имена и названия, заставившие его призадуматься.

По возвращении в дом Китцеринга услышал от Миккеля, что господин уже вернулся со службы и просил гостя зайти к нему отужинать.

– А госпожа? – спросил Мерсер.

Миккель пожал плечами.

На сей раз обстановка у Китцеринга была не парадная. Скатерть на столе отсутствовала, посуда была простая, равно как и еда в этой посуде – жареная рыба и омлет. Ни вина, ни кофе, но в изобилии охлажденного светлого пива.

О том, что стоило пригласить к столу и Анкрен, Мерсер напоминать хозяину не стал. Не хочет – и не надо. Возможно, она сама предпочитает лишний раз не встречаться с Китцерингом. Да и неизвестно, дома ли она.

Мерсер с охотой принялся за рыбу. У Марии Омаль его не угостили ничем, кроме кофе, а потом он не удосужился перекусить. Так что теперь ел не менее жадно, чем Анкрен.

– Я размышлял о том, о чем мы говорили вчера.

Китцеринг уже отужинал и неспешно потягивал пиво.

– Мы вчера много о чем говорили.

– О преступлениях, корни которых уходят в гражданскую войну, и событиях, предшествующих ей. Мы тогда как-то перешли к бедствиям войны и большой политике и позабыли о сути разговора. А сегодня я задумался: что имелось в виду под событиями, предшествующими смуте? И ответил себе: тогдашние заговоры и череда самозванцев.

– И далее ход ваших мыслей был таков: что, если кто-то из них остался жив и мстит за себя? И если не они сами, то их потомки? – Мерсер вытер руки полотняной салфеткой.

– Вы угадали, – Китцеринг ничуть не был удивлен. – Но посмотрим, что получается. Кто сразу приходит на ум? Сверре Дагнальд. Умер в октябре 1629 года, возможно, отравлен.