Случай из практики - Измайлова Кира Алиевна - Страница 48

Как ни странно, этот невинный вопрос поставил почтенного Морица в явный тупик.

- Ну так… - промычал он, отчаянно вцепившись в собственную бороду, которую только что важно поглаживал. - Не было постояльцев, как есть никого, госпожа… Тут по осени обозы идут, а в начале лета как есть пусто…

- С чего же вы устали-то, почтенный? - спросила я.

- Так того… - начал было Мориц, сжав бороду в кулаке. Похоже, его осенило, и он радостно выпалил: - Так колодец мы чистили, уж работенка так работенка, госпожа, сперва вычерпай, потом вычисти, да еще сруб подновляли…

Я промолчала, хотя память услужливо подсунула мне картинку с колодезным срубом. Бревна выглядели прочными, но отнюдь не новыми, если сруб и подновляли, то в лучшем случае в бытность почтенного Морица голопузым мальчишкой.

- Значит, ничего вы не слышали той ночью? - задала я еще один вопрос.

- Как есть ничего! - выпалил почтенный Мориц. - Утром только проснулся от того, что кухарка завизжала, выскочил как есть в одних подштанниках… кхе… простите, госпожа… Выскочил, а он под лестницей лежит, а кровищи - ну как есть, когда свиней режут!

- И как по-вашему, давно он был мертв? - спросила я скучным голосом.

- Так… - Мориц призадумался. - Так изрядно, поди. Кровь-то уж присохнуть успела, еле отодрали потом.

- Выходит, он был единственным постояльцем на тот момент? - уточнила я.

- Как есть один был, - закивал Мориц, почему-то просветлев лицом. - Говорю же, госпожа, в наших краях только по осени людно, а весной да летом - как есть никого!

Поняв, что больше от Морица я ничего не добьюсь, я отпустила его и отправила Лауриня за следующей жертвой, а сама призадумалась. Итак, похоже, хозяин что-то скрывает, но что именно? Нет, сборщик податей не был единственным постояльцем, это точно. И вот этого другого Мориц выдавать отчаянно не хочет. Вот бы знать, почему? Боится? Вполне возможно. Может быть, в здешних краях свили гнездо какие-нибудь разбойники? Если по осени тут идут груженые обозы, должно быть, поживиться есть чем. С другой стороны, ни единого упоминания о том, что в здешних краях "шалят", я не слышала. Напротив, эти места считались на редкость спокойными. Да и что взять с этих обозов? Ну, допустим, зерно, овощи какие-нибудь, домотканую материю, глиняную утварь, сбрую, быть может, - все, с чем едут крестьяне на ближайшую ярмарку. Разве это добыча? Нет, разбойники предпочитают орудовать на больших дорогах, где можно сорвать большой куш: там купцы возят и дорогие ткани, и заморские диковины, и меха, и даже драгоценности. Тут что-то иное…

Додумать я не успела, в комнату вошла дебелая девица и не без испуга уставилась на меня коровьими глазами. Это была дочка почтенного Морица, Вела. Конечно, она с порога принялась уверять меня, что ничего не слышала, не видела, и вообще спала, как убитая, уж больно умаялась за день.

- Помогала отцу колодец чистить? - поинтересовалась я, не отрывая взгляда от серой бумаги, на которой делала пометки. Никакого смысла они в себе не несли, да и не нужны были, по большому счету, - на память я не жалуюсь, - но я давно заметила, что на простой люд исписанный лист действует гипнотически.

- Какой колодец? - удивилась девица. - Его ж еще по весне чистили, как снег сошел…

Я едва сдержала улыбку. Лгать тут совсем не умели. Ладно, попробуем иначе.

- Вот что, милая, - сказала я сурово. - Сдается мне, ты врешь и не краснеешь. Давай сначала: что ты видела или слышала той ночью? Не бойся, уж тебе-то за это ничего не будет.

Вела порозовела, потом пошла красными пятнами, но в конце концов не выдержала моего взгляда и принялась рассказывать. Той ночью она и правда не спала, потому как ждала гостя, а именно молодого конюха, и кое-что слышала. Слышала, как единственный по той поре постоялец, тот самый сборщик податей, тихо спустился вниз со второго этажа, где была его комната, слышала, как заговорил с кем-то внизу, а потом услышала стук, как от падения тела, а еще хрип. И все, стало тихо. Вела продрожала под одеялом до утра, до тех пор, пока визг кухарки всех не перебудил. А вот конюх к ней так и не пришел…

- Так то не он, госпожа! - взмолилась Вела под конец. - Не мог он! Да и на что ему? Мы ж пожениться хотим, братьев у меня нету, так он папашиным наследником будет!… Ладно бы деньги забрал, да ведь их нашли!

Что правда, то правда, сумка с деньгами оказалась в целости и сохранности. Сборщик оказался на редкость педантичным человеком, и все сборы тщательно записывал. Другое дело, что записей было две - одна с истинными суммами сборов, вторая - с явно заниженными. Видно, сборщик намеревался положить кое-что себе в карман. Но сделать этого он еще не успел, и в найденных в сумке деньгах недостачи не обнаружилось.

Я отослала Велу и задумалась. Ладно, она покрывает своего женишка, который, вполне вероятно, вовсе ни при чем. Но кого покрывает ее папаша? Ладно, посмотрим…

Следующим ко мне привели конюха, симпатичного парня с открытым приятным лицом. Он тоже начал было рассказывать мне, как умаялся в тот день, да так, что заснул без задних ног прямо на конюшне, да только я сразу его прервала:

- Вот что голубчик, ты ври, да не завирайся. Твоя подружка сказала, что в ту ночь ты должен был к ней прийти, но отчего-то не пришел. И почему, позволь узнать?

Конюх так ошалел, что пару минут не мог ничего выговорить. Потом повесил буйно кудрявую голову и принялся каяться:

- Так, госпожа… хотел я пойти, кто б не хотел, Вела девка справная, да и приданое за ней папаша дает… А только по пути на конюшню завернул, что-то гостева вороная больно шугалась, я и решил присмотреть на всякий случай… - Конюх тяжко вздохнул и продолжил. - Лошадку успокоил, в дом вхожу… тихенько вхожу, чтобы пол не скрипел, смотрю - лежит! И кровищи вокруг - ну просто целый пруд!… Так я деру оттуда дал, на сеновал забрался, так и сидел до утра… Не я это, госпожа! - Конюх жалобно уставился на меня круглыми глазами. - Не я!…

- Да не бойся, - досадливо сказала я. - Знаю, что не ты…

А вот кто?… Конюх сказал "гостева вороная". Но у сборщика податей был старый мерин, серый в яблоках, а никак не вороной. Похоже, все-таки был тут еще один постоялец, и вот его-то, надо думать, и покрывает почтенный Мориц.

Я переговорила со всей челядью, с соседями, да чуть не со всей деревней, и все упорно стояли на своем: кроме сборщика податей никого постороннего в деревне не было. Но он был! Не могло его не быть! Но вот куда же он потом подевался? Отправился дальше по дороге? Вполне возможно… Пожалуй, надо прижать почтенного Морица к стенке, авось удастся выжать из него что-то, но это завтра, а пока мне надо было подумать.

Думать я отправилась за околицу, на опушку леса. И, конечно, за мной увязался Лауринь, надо думать, в качестве охраны, на случай, если из кустов на меня волк бросится. Это его ревностное следование указу Его величества "сопровождать госпожу Нарен" меня то злило, то смешило. А поскольку злиться было совершенно бесполезно, то я решила по мере сил не обращать на Лауриня внимания. Увы, это было не так-то просто…

- Госпожа Нарен, - окликнул он неуверенно. - Позвольте вопрос?

- Ну? - спросила я, не выпуская трубки из зубов.

- Вы не знаете, почему местные в лес не ходят?

- Ну вы нашли, у кого спросить, Лауринь, - хмыкнула я. - У местных бы и поинтересовались.

- Я спрашивал, - признался он. - Только они не отвечают, говорят, мол, в лесу опасно, и все тут. И сами дальше опушки не заходят. А еще, когда о лесе говорят, делают вот так…

Лауринь изобразил правой рукой замысловатый жест. Получилось у него не очень хорошо, но я узнала охранительный знак, бывший в ходу у приверженцев Матери Ноанн, одной из многочисленных богинь нашего королевства.

Ничего необычного в этом не было. Я уже говорила, что Его величество Арнелий отличался редкостной веротерпимостью и никаких религий и культов не запрещал, за исключением разве что тех, которые требовали кровавых жертв. Вот такие секты он уничтожал на корню, до последнего человека. Все те же члены королевского совета не раз намекали Арнелию, что неплохо бы уже обозначить какую-то одну религию в качестве государственной и привести к ней большинство подданных, но Арнелий только отмахивался. Правда, будучи человеком практичным, ввел необременительный налог. Со стороны это выглядело довольно забавно: поклоняйся, кому хочешь, только в казну исправно плати. И платили, как ни странно. Видно, наслышаны были о том, что происходило в одной южной стране, когда тамошний правитель взялся вводить пресловутую "государственную религию". Приближенные, правда, намекали, что у сильного культа и храмы большие, а не просто лесные святилища, стало быть, и народные приношения больше, значит, и в казну можно бы было сдирать куда как приличные суммы. Но в данном случае у Арнелия наследственный здравый смысл брал верх над наследственной же скупостью, и все оставалось, как шло многие века до него.