Африка грёз и действительности (Том 2) - Ганзелка Иржи - Страница 14

Ландшафт меняется каждую минуту. Редеют кустарники, все чаще появляется открытая, поросшая высокой травой степь. Вечереет. Вечер чудесный, красочный, каких не бывает нигде, кроме тропической Африки. Животные выходят на свои пастбища. Одинокие парочки карликовых антилоп дикдик и несколько больших желтых газелей Томсона со светлыми полосами на боках, огромные серебристо-серые антилопы с коричневыми полосами, большие павианы, которые с мальчишеским озорством швыряют в машину все, что попадается под руку. В редкой листве акаций — стаи прекраснейших птиц, которых природа раскрасила в самые разнообразные цвета.

Степь захватила дорогу до самой середины; от проезжей части остаются лишь две колеи; высокая цветущая трава стирает пыль под машиной. В сетку масляного радиатора уже через несколько минут набилась целая коллекция сухих цветов и семян. А потом уж не видно ничего, кроме двух конусов света от фар, и так до самой цели дневного пробега — железнодорожной станции Аваш. За день мы спустились еще на 1000 метров ниже. Стрелке высотомера осталось всего только 850 метров до нуля.

В Аваше мы остановились в запущенной гостинице уже знакомого нам типа. Голый пыльный пол, две железные койки с остатками циновок, осколок мутного зеркала, лохмотья противомоскитных сеток на окнах и в то же время под грубой некрашеной дверью, из досок которой уже давно вывалились все сучки, щель в пять сантиметров шириной. Надоедливые комары жужжат вокруг головы. Мы снова применяем единственную меру защиты от малярии: двойную дозу атебрина.

В Аваше мы впервые познакомились с французскими служащими на железной дороге в Джибути. Внешне они ничем не отличаются от застрявших здесь итальянцев. Обнищавшие, плохо одетые, разочарованные люди. Много лет назад они покинули родину, стремясь вдали от родного дома найти лучшие условия существования. А теперь они настолько истощены физически и духовно и настолько бедны, что уже не могут вернуться. Такая же печальная судьба отражается во взгляде состарившейся, озабоченной хозяйки гостиницы. Горсточка европейцев, которые уже не в состоянии представить себе очарование сверкающих витрин большого города, которые уже больше не могут тосковать по хорошей книге, по театру, по хорошей музыке, по общей работе с людьми одного с ними языка и одинаковых привычек. Они прозябают изо дня в день в глухом городишке Эфиопии, заморенном малярией, и ничего не ждут от завтрашнего дня, кроме куска хлеба.

С какой радостью разделяли бы они все заботы, надежды и борьбу своей далекой родины! Но они уже не могут. Для них уже слишком поздно…

Железнодорожная колея в воздухе

В нескольких километрах от Аваша к шоссе неожиданно для нас примыкает одноколейный железнодорожный путь, ведущий из Аддис-Абебы в Джибути — французский порт на Красном море.

Крутые откосы спускаются с краев пути в долину реки Аваш. Мы много раз встречались с доказательствами запущенности дорог Эфиопии, но не хотелось верить, что ведомство железнодорожного транспорта оставит в столь отчаянном состоянии единственную в стране постоянно эксплуатируемую дорогу.

Останавливаемся, чтобы поближе рассмотреть висящие в воздухе шпалы. Один рельс плотно сидит в основании, а другой местами свободно висит в воздухе, кажется, что он здесь лежит только для того, чтобы не рассыпались шпалы, из-под которых вода смыла под откос не только песок, но и каменное основание. По этой линии ежедневно ходит поезд от Красного моря до столицы Эфиопии. И это — единственная железная дорога в стране!

Наш дорожный дневник на участке между Авашем и Диредавой, на протяжении 240 километров, напоминает разведывательные донесения передовой части, следующей за потерпевшей поражение армией, которая, отступая, уничтожает все за собой. Почти ни один километр пути не проходил гладко. Количество сорванных мостов росло с чрезвычайной быстротой. Проезжая часть шоссе была в таком состоянии, что не выдерживала сравнения ни с одной самой скверной дорогой в Европе.

Переезжаем через глубокий каньон по железному мосту, последнему, по которому еще можно проехать. На глубине 15–20 метров под нами течет широкая река. Въезжая на мост, мы вынуждены сразу резко затормозить, потому что посредине проезжей части навалена груда камней. Осторожно проходим вперед, чтобы проверить, в чем дело. Камни, несомненно, повредили бы низ машины. Внимательно осматриваем препятствие и убеждаемся в том, что оно устроено сознательно, чтобы предупредить водителей о нескольких гнилых досках в настиле моста. И никому не придет в голову скинуть эти доски в реку и заменить несколькими обтесанными стволами деревьев, тысячами гниющих вдоль дороги.

На длинных участках пути мы встречаем десятки печальных свидетельств полной безответственности дорожного ведомства Эфиопии — если, конечно, такое ведомство вообще существует. Подъезжаем к мосту, вся стальная конструкция которого полностью сохранилась. Никаких следов повреждения не видно ни на устоях, ни на береговых опорах. Но вместо проезжей части перед нами зияет пустота и где-то на дне плещет полувысохшая речушка. Бревна настила, по которому когда-то проезжали автомобили, исчезли.

«Кое-где небольшой брод»

В 20 километрах за Авашем встречаем на шоссе грузовой «фиат». Водитель, завидя нас, останавливается, пораженный, и с выражением удивления на лице спрашивает, куда мы направляемся и как мы вообще сюда попали. Он никак не может понять, что наша цель — сначала Диредава, а затем Харар.

— Дальше Миессо вы не проедете, — убежденно говорит он. — Посмотрите, какие высокие оси и кузов у моего «фиата». Эта марка строилась специально для самых труднопроходимых местностей и глубоких бродов, а вам предстоит их немало на пути, всюду, где снесены мосты. Вы уже сами, верно, убедились в этом. А из глубоких мест вам не выбраться.

Мы не сомневаемся в правоте водителя, не раз проезжавшего по этим местам, но у нас нет другого выбора, кроме пути вперед. Мы утешаем себя словами другого итальянского шофера, который на наш вопрос, какова дорога до Диредавы, ответил с усмешкой:

— Vi troverete qualche vadino piccolino.[11]

Да, кое-какой «небольшой брод» нам еще предстоит…

Сорванный мост на 370-м километре. За ним глубокий переезд и несколько небольших вади[12] одно за другим.

«371-й километр — переезд через путь.

375-й — сорванный мост, глубокое высохшее русло.

376-й — два глубоких русла с сорванными мостами. Направо — железнодорожная станция Муллу.

377-й — объезд обрушившегося моста, русло.

378-й — переезд через путь на юг.

382-й — глубокое русло, влево — обрушившееся бетонное полотно проезжей части взорванного моста. Делаем несколько фотографий.

388-й — на протяжении последних шести километров целый ряд мелких вади. Вот обрушившийся мост, снимаем несколько кадров фильма. Усталость. Жара и влажный воздух обессиливают нас. Краткий отдых.

390-й — еще один снесенный мост, переезжаем речку вброд».

Мирек не успевает вносить в дневник краткие заметки, за которыми скрываются коварные подвохи, грозящие опасностью автомобилю, а в это время Иржи сидит за рулем и время от времени стирает слезы с глаз, утомленных постоянным напряженным наблюдением за труднопроходимой местностью впереди машины. Кажется, неприятным сюрпризам конца не будет.

На ближайшем километре перед нами новое препятствие, чрезвычайно опасное даже на первый взгляд. Останавливаемся, вылезаем из машины и идем выяснять ситуацию. Налево от сорванного моста — глубокая каменистая долина, из которой, к счастью, в сухое время года исчезает вся вода. После крутого спуска, усеянного глыбами камней, нас ожидает речное дно с глубоким мелким песком. Въезд на противоположный берег идет под углом влево, а за поворотом на самом крутом подъеме в одном лишь метре расстояния от дороги — трехметровая впадина с большими камнями на дне.