План спасения - Горчев Дмитрий - Страница 53

Главное — ни в коем случае не смотреть, как этот кошмарный Женя Лукашин ест заливную рыбу без хрена. Все наши несчастия произошли от того, что Женя Лукашин ел заливную рыбу без хрена. И от Нади этой, ещё более кошмарной. Каждый год, как только мы собрались уже, чтобы всё было по-другому, она тут же споёт про то, как ей нравится, что мы больны не ей, и всё опять как всегда: просыпаемся мы на том же диване, и едим всё тот же прошлогодний салат, и поправляемся мы прокисшими ядовитыми напитками, и после второй же рюмки наступает ночь, и февраль у нас на носу, короткий месяц, в который ничего ровно нельзя успеть сделать, и весна потом наступает в мае, и лето прошло словно и не бывало, и арбузы потом все несладкие, и яблоки червивые, и вот уже опять темно и чавкает под ногами, и опять всё-всё просрали.

Зато, если мы не увидим Женю Лукашина, то завтра мы проснёмся, а там утро красит. И ночь нежна. И трава до того по пояс, что так бы её всю и съел. И прямо из подъезда вышел — а там поползень, бересклет и вереск, и мы всех их друг от друга отличаем. И люди все такие, что даже не противно: вопросы задают только те, на которые можно ответить, больше трёх не собираются, а если собираются, то не галдят. И вообще всё как-то эдак шелестит и повевает, а вовсе не скрежещет и пердит. И в небе что-то вращается само по себе, без нашего участия, но красиво. Вон там плещется слегка, но не брызгает, вон оттуда немного светит, но не так, чтобы прямо в морду, дождик идёт или снежок, но за шиворот не течёт и под ногами не чавкает. И даже сигарету если закурить не с того конца, то получается ещё вкуснее.

Вот так оно всё и должно быть. Непонятно, правда, почему всё это должно наступить именно первого января. Но почему бы и не первого января, в конце концов, какая нам в жопу разница.

Сойти с ума

Весь нынешний мир устроен таким образом, чтобы человек как можно быстрее сошёл с ума. Потому что если человек нормальный, то он доставляет всегда окружающим очень много хлопот: то ему не так и это ему не эдак. То сыро ему, то жарко, то электричество ему дорого, ато ещё, прости Господи, сам Президент ему чем-то не угодил.

Другое дело — человек сумасшедший. У него если и есть какие-то претензии, то все равно до окружающих он их никак донести не может, и даже если может, то получит пару раз дубинкой по рёбрам, да и успокоится.

Когда-то давно, при социализме, необходимая степень шизофреничности населения достигалась путём несовпадения реальности декларируемой и реальности настоящей. Социалистический житель всё время слышал, что собран небывалый урожай, отлито немыслимое количество чугунных болванок, повсюду вспахана зябь, в космос запущены очередные герои и чувствуют себя отлично. А в магазин зашёл — все то же самое: икра кабачковая и сок берёзовый в трёхлитровых банках. Значит, мало ещё вспахали, недостаточно ещё разведали и, скорее всего, не обошлось тут без неприятеля.

Но социализм давно кончился, доказав сам себе собственную неэффективность, и в наше с вами время, для того чтобы человек побыстрее сошёл с ума, внедрено множество позаимствованных на Западе прогрессивных технологий. Например, включает человек телевизор, а там ему говорят: «Сделай паузу!» И тут же, без всякого перерыва, кричат: «Не тормози!» Потом говорят: «Наше мыло гарантирует беспрецедентное увлажнение!» и тут же, опять без всякой паузы, скачут невероятно сухие младенцы. Только что обещали удалить все волосы навсегда и вдруг обещают пересадить их с затылка на лоб.

Этот метод, кстати сказать, давно известен цыганкам и лохотронщикам: необходимо одновременно говорить человеку в два уха совершенно противоположные вещи, тогда этот человек отведёт вас к себе домой, отдаст все свои сбережения, напишет на ваше имя завещание, сам ляжет в фоб и добровольно примет мышьяк.

Построены целых два противоположных мира.

В одном живут счастливые домохозяйки, варящие волшебные супы из бульонного кубика, женщины без единой морщины на всём теле и дети, поедающие полезные для ума и роста продукты. Но никто не знает, где они живут, откуда берутся, как размножаются и с каких небес свалился этот сияющий автомобиль. Почему у нас вроде бы всё то же самое, но пыльное, помятое и всегда чем-то недовольное? И совершенно непонятно, когда они там работают, видимо, вообще никогда. Они там всё время поют караоке, выжимают яблоки, бреют ноги и моют голову. Но тогда откуда у них на всё это деньги? И кому, спрашивается, верить? Глазам своим, которым чудится, что пятно с плиты не оттёрлось и не ототрётся никогда? А у них почему оттёрлось одним движением? Почему им там вкусно, а нам от того же самого — нет? Им пахнет хорошо, а нас тошнит? Почему у них кожа, как шёлк, а у нас — даже сказать неудобно. Каким-то людям показали лазерное шоу, а нам — три шатающиеся в небе зелёные палки.

Однако задача вовсе не заключается в том, чтобы человек навсегда затосковал по идеальному миру, как Фродо по пропавшему колечку, это никому не нужно. Нужно просто человека сбить с толку, чтобы он вообще уже больше ничего не спрашивал и делал, что скажут. Для этого придуман второй мир — кошмарный.

Этот мир обязательно показывают во всех последних известиях. Там всё сгорело, рухнуло, взорвалось и утонуло. Кто остался живой, тот заболел куриным гриппом. По улицам там ходят исключительно скинхеды, фашисты, маньяки и режут всех подряд. Кругом оборотни — в погонах и без. Остальные жители все заснули с непотушенной сигаретой и умерли. Там кончилась демократия, и по улицам скачут опричники с метлами и пёсьими головами, кругом цензура и сын пишет донос на отца.

Человек, насмотревшись новостей, с опаской выходит на улицу, совсем уже готовый к немедленному аресту и ограблению, а на улице всё как обычно: бомж роется в мусоросборнике, люди куда-то бегут по своим никому не интересным делам, возле метро скучает всё та же милиция, дожидаясь какого-нибудь чрезмерно чернявого прохожего.

Человек покупает в киоске газету, раскрывает — и волосы тут же встают на нём дыбом. Осторожно осматривается по сторонам — нет, всё тихо, люди как люди. Не сказать, что все до единого очень сильно приятные, но друг на друга не бросаются.

Человек начинает сомневаться: а вдруг это всё кто-то придумал?

Но нет, в тех мирах всё происходит как у настоящих людей: сегодня они съели одно, а завтра — другое, они там непрерывно изобретают зубные щётки, женятся, разводятся, дети ползают, а Пугачёва, вон, оказывается, уж целых десять лет замужем за Киркоровым — как времечко-то бежит.

Если там что-то утонуло, то это навсегда, и никогда не бывает так, чтобы одно и то же сооружение рухнуло два раза подряд.

И тогда человек понимает, что это его как раз не существует. Это он живёт где-то посередине, то есть нигде. И никуда его не берут — ни в ужасный мир, ни в прекрасный. Ему-то, конечно, хочется в прекрасный — к весёлым людям со здоровыми зубами, но туда совсем никак, не для него он сделан. Даже если пойти в магазин и накупить всего, что они советуют: чудесный какой-нибудь телефон или домашний кинотеатр, то всё это будет ненастоящее. Настоящее продают только там, внутри, и только там оно приносит счастье. А ему достаются одни гнилушки какие-то, золото троллей — купил, принёс домой, воткнул, включил, посмотрел, выключил. Потом тихо-тихо, чтобы не потревожить соседей, сошёл с ума и заснул.

А утром встал, намылился, чем предписано, побрился, чем указано, почистил тем, что так горячо рекомендовано лучшими стоматологами, посмотрел на себя внимательно в зеркало и ушёл куда-то.

Потому что сошёл ты с ума или не сошёл — это никого особенно не волнует, если ты, конечно, переходишь улицу на зелёный свет, держишься правой стороны, вовремя оплачиваешь, не пользуешься туалетом во время стоянки поезда и соответствуешь прочим, вовсе не таким уж непомерным требованиям.

Автомобилист

Нет в целом свете человека, более несчастного, чем автомобилист, — он ненавидит всех.