Проблема 2000 - Акунин Борис - Страница 4

– Мальчики, вы тут разбирайтесь, а я пойду, ладно?

– Стой, где стоишь, лярва, – шикнул на нее Генрих VIII. – И без базара, а то ноги выдерну.

У Луцкого потемнело в глазах. В его присутствии никогда еще так не оскорбляли даму!

Константин Львович шагнул вперед, отвесил наглецу две звонких пощечины и тихим от ярости голосом процедил:

– За такое платят кровью! Я пришлю вам своих секундантов. Завтра же.

Наглый господин схватился за битую щеку и весь побелел.

– Ты че беспредельничаешь? Че кошмаришь? – воскликнул он и попятился. – Кровью, блин. Мочилов пришлю… Из-за паршивой аренды? Неадекватно себя ведешь, Вова.

Судя по всему, принимать вызов этот жалкий трус не собирался.

– Как угодно, – пожал плечами Константин Львович, глядя на противника с гадливым презрением. – Но вам придется извиниться перед дамой.

– Не бери в падлу, цыпа, – немедленно обратился Генрих VIII к чаровнице. – Типа ай эм сорри.

– А теперь вон отсюда, – бросил ему Луцкий и отвернулся.

Барышня восхитительнейшим манером преобразилась – ее необычайно длинные и черные ресницы трепетали, а глаза светились таким восторгом, что было бы просто глупо не воспользоваться моментом. Константин Львович наклонился и жарко поцеловал тонкую белую руку. И – великий признак – красавица ее не отняла. О!

– Хрен с ним с бартером, – сказала она звонко. – Едем в твое Отрадное, Вовик! Только давай сначала где-нибудь как бы поужинаем, а то я жутко голодная – на самом деле за вечер только одну канапешку цапнула.

Полчаса спустя стремительное авто доставило Константина Львовича и Клавдию Владленовну (так звали умопомрачительную барышню) в ресторацию, где играла экзотическая музыка, а по потолку скользили красивые разноцветные пятна.

Луцкий принялся осторожно выведывать у спутницы, как сложилась история отечества в двадцатом столетии.

– Валенок ты раменский, – ласково молвила Клавдия Владленовна, глядя на него влюбленными глазами. – Чему тебя только в школе учили? Ничего, я сделаю из тебя человека.

И порассказала про минувший век такое, что Константин Львович мысленно возблагодарил Господа, Который в щедром Своем милосердии перенес раба Божьего Луцкого из 1900 года сразу в 2000-ый.

Время от времени Константин Львович прерывал импровизированный урок истории, целуя Клавдии Владленовне ручку. Во время очередного восхитительного антракта до него донесся обрывок разговора двух немцев, сидевших за соседним столиком.

– А вы говорили, герр профессор, что «новые русские» грубы и неотесаны, – сказал один.

Второй ответил:

– Очевидно, герр Штубе, это один из так называемых «новых новых русских». Я читал о них в «Франкфуртер альгемайне».

– Че, и бубль-гама у вас нет? – недоверчиво спросил Вован, почесывая мохнатый бампер (не свой, Костяшкин – свой, с татухой, остался дома, в двухтысячном годе).

– Что, милый? – не въехала Анька, елозя щекой по его плечу.

Он задвигал челюстями, типа жует, потом чпокнул губами, типа лопанул пузырь, но она все равно не врубилась – засмеялась тоненько так, звонко, как пейджер, и у Вована внутри потеплело. Он зацепил пальцем ее сиротский чулочек, свисавший с койки, и жалостно поцокал языком:

– Как бомжиха – в шкарпетках на ленточке. Че я, в натуре на колготки не набашляю?

– На что, на что?

Блин, у них тут и колготок не было! Вообще ни хрена моржовича: ни баночной жбанки, ни лифчиков, ни «марса» со «сникерсом». Полный голяк.

Мазы открывались такие, что дух захватывало. На каждом углу лохотронов понаставить – это перво-наперво, пальцевал сам с собой Вован. Пацанов найти без проблем, у них тут пролетариев до утопа. Потом – «макдональдсов» понатыкать: ну там типа квас, булка с колбасером, туда-сюда. Народ небалованый, схавают. А после можно и заводик чипсовый забабахать.

Так, спокуха, тормознул себя Вован, чтоб не зарываться. Где взять бабок на раскрутку?

– У твоего попа в натуре сбашлять можно? – спросил он Нюську. – Скажи ему, Костяха не крысятник, не соскочит.

Бабца была, конечно, супер, но на мозги не хакамада – простой вопрос, а долго не догоняла. Зато когда усекла, здорово Вована обнадежила:

– Если я скажу, что деньги нужны для дела, папа, разумеется, даст. Только он считает, что вкладывать капиталы в российскую промышленность неразумно. У нас в империи слишком неспокойно. Папа опасается революции и хочет перевести дело в Америку.

– Какая, блин, революция! – зауродило Вована. – Тут такие бабки ломятся! Не пузырься, Анька, прорвемся. Короче, тут у вас пахан один есть, в большом авторитете, кликуха – Ильич. Не слыхала? Чуть что не по нем, на БМП залазит и все, такая идет мочиловка – сливай воду, я по телеку видел. Забью с ним стрелку, обкатаем вопрос, сговоримся насчет лаве. Буду отстегивать его пацанам сколько положено. На кой им революция, они ж не лохи. Держись Костика, Нюсек, за ним не пропадешь.

– Обожаю тебя безумно, – сказала умотная Нюрка и всосала Вовану чмоку прямо в губешник.