Княжья служба - Корчевский Юрий Григорьевич - Страница 17

Справа у горизонта показалась завеса из пыли. Она быстро приближалась, затем послышался топот копыт, и к нам подлетели на взмыленных конях дружинники – в пыли, в крови.

– Идут!

Все приготовились, прикрылись щитами сверху, лучники наложили стрелы на тетивы. Из-за поворота вырвался отряд татар, пока немногочисленный. С разбега, по инерции, подскакали ближе. Наши лучники не упустили момент, защелкали тетивы луков, и среди татар появились убитые и раненые.

Правда, уцелевшие быстро развернулись и бросились наутек. Через несколько минут послышался тяжелый гул множества конских копыт, и из-за поворота показалась конская лава. Татар было много, очень много. Но лог по ширине был узок и не мог вместить всех. Времени для перестроения было мало, кони смешались, и лава потеряла напор.

Наши лучники посылали в татар стрелу за стрелой, опустошая колчаны. Татары отвечали тем же. Стрелы летели с обеих сторон. Но если наши стрелы били напрямую в цель, то татарские втыкались в щиты, или, если татары стреляли через них, попадали в щиты дружинников, которые те держали над головами. Слышен был частый и сильный стук, щиты были утыканы стрелами, напоминая ежей.

Когда стрелы с обеих сторон поизрасходовались, князь подал знак, щиты на колесах раздвинулись в стороны, давая дорогу, и конная дружина ринулась на татар, давя копытами раненых и убитых противников. Я то и дело слышал противный хруст костей и чавканье живой плоти под лошадью. Меня поставили во втором ряду. Наклонив копье, я ждал сшибки.

Сейчас княжеская дружина была даже в лучшем положении, чем татары. Мы уже набрали скорость, тогда как татары топтались на месте. Появление щитов на колесах сломало их излюбленную тактику – издалека вывести из строя противника и деморализовать оставшихся, чтобы затем спокойно добить.

Удар! Дружина сшиблась с татарами. Стук столкнувшихся коней, щитов, оружия был так силен, что на мгновение заложило уши. Нам удалось за счет массы и скорости смять несколько первых рядов, но затем мы увязли. Сеча стояла жестокая, копья были брошены после столкновения, вытащить их из тел противников было просто невозможно, да и в тесноте они бы только мешали. Я остервенело рубил направо и налево, едва успевая различать всадников. Если в синем плаще и шлеме-шишаке – свой, если одежда и шлем другие – чужой, руби его. С головы до седла я был забрызган кровью, в такой толчее лучше уж быть убитым сразу, чем быть раненому. Конями превратят тело в кровавое месиво.

Прямо передо мной возник татарин с разинутым в крике ртом, почему-то в руке его был нож, а не сабля. Он прыгнул со своего коня на меня, но я успел повернуть клинок в его сторону, и он сам же напоролся на клинок.

Слева ударили в щит, и рука онемела. Я мгновенно обернулся – здоровенный татарин в смешном плоском шлеме-мисюрке замахивался снова железной булавой. Кто-то из наших успел раньше меня и мечом отсек ему руку. Куда он потом делся, я не заметил, так как справа ударили саблей в бок. Кольчуга выдержала, но боль была сильной, стало трудно дышать. Я в ответ тут же кольнул саблей, попав татарину в неприкрытую кольчугой грудь. Сделал новый замах и замер. Впереди – только удаляющиеся лошади и спины пригнувшихся к ним татар. Не выдержали татары жестокой сечи, дрогнули и побежали.

Сбоку от нас вырвался на рев трубы княжеский резерв – полсотни дружинников – и бросились их догонять. Мы же остались на месте. Почти все были ранены, в крови – своей и чужой, руки с трудом сжимают скользкие от крови рукоятки.

Все! Разбиты татары. Те жалкие остатки от двух тысяч в расчет уже можно не брать. Я обвел взглядом поле брани – оно было усеяно мертвыми людьми и лошадьми. Навалилась усталость. Повернув коней, мы съехались у щитов на колесах. В каждом из них торчали десятки стрел.

– Молодцы, не посрамили князя и землю русскую. Кто ранен – перевязывайтесь. Лучникам – обойти поле боя, собрать наших раненых, кто жив остался, потом собрать оружие.

Лучники, забросив луки с колчанами за спину, разбрелись по всему логу.

Я, постанывая от боли в правом боку, сполз с лошади. С помощью кого-то из своих снял кольчугу и поддоспешник, задрал рубаху. Поперек груди вспух багровый рубец на месте удара. Прощупал грудь – похоже, сломана пара ребер. Тот же дружинник длинным холстом туго перетянул мне грудь. Дышать стало намного легче. Все вокруг оказывали друг другу помощь, перевязывались.

Я побрел к недалекому ручью – обмыть с себя кровь и почистить саблю. Смыл с рук и лица подсохшие брызги крови, протер пучком травы и сполоснул в ручье саблю, вложил в ножны. Лечь бы сейчас на траву да отдохнуть, но услышал рев трубы. Князь собирает.

Мы встали в строй. М-да, поредели наши ряды.

– Боевые побратимы! Понимаю, что устали, от ран не оправились, но прошу – погрузить на подводы наших павших и раненых, кто не может в седле удержаться. Надо возвращаться в Рязань. Один ворог разбит, но второй может подойти. Тогда нам в город не прорваться. За дело!

Все занялись делом, и через пару часов скорбный обоз с павшими и ранеными двинулся к Рязани. Впереди, далеко оторвавшись, скакал большой отряд во главе с князем. Малый отряд конных ратников шел в арьергарде.

До Рязани добрались беспрепятственно. Здесь узнали, что воинство литовское в двух дневных переходах. Времени, чтобы подлечиться и восстановить силы после сражения с татарами, было мало. Ратники отлеживались в воинской избе. Кто был цел – затаскивали на городские стены и башни пушки.

Из окрестных сел стекались в город селяне, гнали с собой скот, везли в телегах нажитое добро.

Обстановка была тревожной, чувствовалось, что напряжение с каждым днем нарастает. На четвертый день дозорные сообщили, что вдали видны дымы, не иначе – литвины села жгут. Дымы становились ближе, и через день вдали показалось неприятельское войско.

Когда вороги подошли ближе и в виду города разбили лагерь, стала понятна причина их медленного движения – войско наполовину было пешим. На конях были только шляхтичи и их слуги, большую же часть войска составляли пешие наемники, отличавшиеся одеждой и оружием. Плохо было то, что каждый второй литвин имел пищаль, коей пользовался искусно.

Войско расположилось на поле, стали разбивать шатры; многочисленные отряды стали обходить город со всех сторон, стараясь замкнуть кольцо осады. Со стен крепости за неприятельскими действиями наблюдали дружинники и горожане. Я, кряхтя и охая от боли в ребрах, нашел воеводу.

– Опять ты, лежал бы пока, сил набирался, не ровен час – и раненых на стены призвать придется.

– Прости, воевода, что мешаю трудам твоим. Задумка есть.

– Сказывай.

– Есть ли умелые пушкари при наряде?

– Есть, как не быть.

– Вели днем пушки подготовить, зарядить и навести на шатры, а ночью, когда ворог спать уляжется, все дружно и ударят. Думаю, урон большой будет.

– Так не стреляют ночью из пушек.

– На то и расчет, враги тоже так думают.

Воевода покрутил ус, подумал.

– Давай попробуем.

От воеводы во все городские концы поскакали посыльные, и вскоре пушкари засуетились у своих единорогов, тюфяков и мортир.

Опустилась ночь, я с нетерпением ожидал, когда последует сигнал. Вот на одной из башен взревела труба, одна за другой начали грохотать пушки, дав нестройный залп. В стане литвинов поднялся переполох, заметались факелы, закричали раненые. Поутру стали видны следы ночного налета: шатры разбросаны, повсюду лежат многочисленные убитые. Вся литовская рать под покровом ночи отошла подальше, побросав припасы и амуницию.

С городских стен с радостью наблюдали эту картину дружинники и горожане.

В этот день литовцы не пошли на приступ, видимо – зализывали раны и приводили себя в порядок.

Я почувствовал себя уже вполне сносно, решил провести ночь с пользой для дела. Выждав, когда ночь вступит в свои права, я взобрался на стену, огляделся. Никого. Прошел сквозь стену и пополз к вражескому стану.

Большая часть воинства литовского говорила по-русски, за исключением наемников. Ведь в княжество Литовское ранее входили такие исконно русские города, как Смоленск, Полоцк, да и многие поменьше.