История советской литературы. Воспоминания современника - Леонов Борис Андреевич - Страница 21

— Товарищи, кого мы слушаем? Откройте последний ном советской энциклопедии под редакцией Бухарина и там прочитаете: «Илья Эренбург — враг советской власти, белоденикинское отребье».

Говорят, в этот момент Илье Григорьевичу стало плохо. Володя гневно продолжал, обращаясь к студентке:

— А о тебе я подумал, когда ты стояла за трибуной: стреляла бы ты в Ленина или нет? Так вот, когда ты сходила с трибуны, я понял: ты бы стреляла…

В зале разразился скандал.

Встреча была прекращена.

На следующий день был обнародован приказ ректора об исключении из числа студентов Герасимова за хулиганское поведение и срыв культурного мероприятия.

— И что же было дальше? — спросил я.

— А дальше мы, друзья Володи, обратились с письмом к Шолохову и Хрущеву, в котором рассказали о происшедшем. Просили помочь восстановить Герасимова в институте.

— И…

— И, как говорится, справедливость восторжествовала.

— Но, согласись, Герасимов-то вел себя по-хамски…

А Эренбург?! Что он не выглядел таким же хамом по отношению к Пушкину?!..

97

В одном из московских клубов на лестнице встретились Владимир Алексеевич Гиляровский и Александр Иванович Куприн. Последний был на хорошем веселе и поднимался из ресторации вверх по лестнице. Гиляровский же только направлялся в питейное заведение. Увидев старого доброго знакомого, Куприн попросил:

— Гиляй, скажи что-нибудь веселенькое, а то на душе кошки скребут.

— Ты помнишь стихотворение Блока «Незнакомка»? — спросил Владимир Алексеевич у Куприна.

Куприн вскинул голову, наморщил лоб, изображая попытку припомнить блоковское стихотворение.

Но Гиляровский тут же прочитал:

— А, помню, помню, — засмеялся Куприн. — Ну как же… Истина в вине.

— Вот именно, — подтвердил Гиляровский.

— Хорошо сказано, Гиляй, — одобрил Куприн. — Хорошо.

— А теперь слушай, — остановил его Владимир Алексеевич:

98

В октябре 1972 года меня пригласил к себе в редакцию журнала «Молодая гвардия» Анатолий Степанович Иванов, которого утвердили в должности главного редактора, и предложил стать его заместителем.

Для меня предложение было полной неожиданностью. И я попросил время на раздумье.

— Его уже нет! — улыбнулся Анатолий Степанович. — Ну, ладно!

Жду завтра в это же время с ответом….

При встрече с Ивановым на следующий день я промямлил что-то вроде отказа.

— Ну что ж, вздохнул он. И после паузы: — Вот так нашего брата все и происходит. Шумим, друг другу жалуемся, что нас-де не печатают, нам не доверяют. А как до дела: бери в свои руки журнал, публикуй то, что считаешь заслуживающим того, — тут же в кусты, тут же на попятную…

И этими словами, до сих пор отчетливо звучащими в памяти, он сразил меня…

На второй или на третий день моего пребывания в кабинете заместителя главного редактора утром я услышал стук в дверь. Затем дверь открылась и на пороге появился высокий седой человек. Густым басом представился:

— Бывший красный партизан, певец Дровянников.

— Очень приятно! Чем могу быть полезен?

— Хочу опубликовать у вас в журнале воспоминания о Шаляпине. Сердце у меня так и екнуло: «Вот повезло!» Но, стараясь не выдавать радости, спросил:

— А вы с ним встречались, вместе где-то жили или общались какое-то время?

— Да, был у него в Париже.

— В каком же году? — спросил я, уже проверяя достоверность «воспоминаний».

— В тридцать шестом.

Шаляпин был еще жив, но уже не очень здоров. Через два года его не стало.

— И что же? — обратился я к Дровянникову.

— Пришел к нему. Но слуга сказал, что Федор Иванович принимают ванну и попросил меня подождать.

Больше часа сидел я в прихожей.

Потом из ванной вышел Шаляпин. В халате, полотенцем перевязана голова. Подошел ко мне и спросил: «Поешь?» Я ответил, что пою. «Ну и пой!» — сказал Шаляпин и ушел к себе.

— Ну, а потом-то вы встретились с Федором Ивановичем?

— Да нет, — ответил Дровянников. — Не довелось. Ну, как, пойдут мои воспоминания?

— Видите ли, — осторожно начал я. — Это скорее не воспоминания, а всего лишь курьезный, забавный случай. Воспоминания предполагают хорошее знание человека или же мимолетные встречи с ним но такие, в которых интересный и известный человек открывается неожиданными сторонами своего характера или своего таланта.

— Ясно, — спокойно подытожил Дровянников. — Тогда, может, я выступлю у вас? Аудитория-то у вас кака?

— Да в основном все с высшим образованием.

— Ну тогда для начала «О скалы грозные», а там, как пойдет, — гремел голос Дровянникова.

— Видите ли, — опять начал я извинительно, — вряд ли у нас состоится встреча. Дело в том, что многие наши сотрудники находятся в командировках и собрать коллектив не удастся.

— Ну что ж. Тогда извиняйте!

Дровянников встал, поклонился и вышел из кабинета…

Через некоторое время у меня зазвенел телефон.

По голосу узнал заместителя главного редактора журнала «Сельская молодежь» Станислава Романовского:

— Аудитория-то у вас кака?..

99

Эту историю я вспомнил, когда оказался во главе группы авторов «Молодой гвардии», ехавшей на встречи с будущими подписчиками журнала. Раньше практиковалась пропаганда журнала в период подписной кампании. Выступали перед различными аудиториями того или иного региона, агитируя подписаться именно на наше издание.

Каждый из литераторов, конечно же, имел определенные «домашние заготовки»: то ли короткий спитч, то ли новеллку, то ли рассказ о реальном случае. А что делать мне, критику? И я, вспомнив о встрече с Дровянниковым, тоже выступал с рассказом, который назвал «Как я становился редактором»…

Долго не соглашался я занять место заместителя главного редактора в журнале.

— Да чего ты боишься?! — убеждал меня главный редактор. — Ничего особенного в редактировании нет. Читаешь текст. Если чего не нравится, вычеркивай.

— И все?!

— И все…

И вот я сижу в кабинете. Слышу стук в дверь.

После моего «войдите» в кабинет вошел почтенный старец в сюртуке, с бабочкой на накрахмаленной манишке. Я поднялся навстречу. Он протянул руку:

— Тютчев Федор Иванович.

— Очень приятно. Чем могу быть полезен? — спросил я.

— Да вот хочу предложить стихи в ваш журнал.

И протянул мне отпечатанный на машинке лист со стихами.

В правом верхнем углу стояли две буквы — КБ.

— Это что же, «конструкторское бюро»? — поинтересовался я.

— Да нет. Это тайное посвящение.

— Извините, я сейчас прочитаю и выскажу свое мнение, — попросил я разрешения у Федора Ивановича.

И я стал читать стихи:

Дочитав стихи до конца, я сказал:

— Федор Иванович, я бы предложил вам такую редактуру: «Я встретил вас и все…» Остальное, право слово, ничего не добавляет к сказанному. Вы согласны?