История советской литературы. Воспоминания современника - Леонов Борис Андреевич - Страница 13

Как на грех, он увидел еще мандаринку на ветке елки.

Дальше все происходило по тому ритуалу, только в замедленном темпе…

Он впал в забытье.

Неожиданно сквозь сон услышал пронзительные детские крики:

— Дедушка Мороз, дедушка Мороз!

Усилием воли Евгений Петрович заставил открыться один глаз. Над собой увидел какие-то ребячьи физиономии. Рты ребят продолжали извергать клич:

— Дедушка Мороз! Дедушка Мороз!

Евгений Петрович спокойно, с достоинством заявил:

— Идите отсюда, детки! Захворал ваш дедушка!..

На внеочередном заседании профкома Федоровскому Е.П. был объявлен выговор за срыв утренника в детском саду, посвященного Новогоднему празднику.

60

Писатель Николай Корнеевич Чуковский, широкую известность которому принес роман «Балтийское небо», посвященный героической обороне Ленинграда в годы Великой Отечественной войны вспоминал о Детском отделе Госиздата в городе на Неве.

— Это было удивительное учреждение. Талантливое, озорное, веселое. Тут собирались искрящиеся юмором люди — Шварц, Олейников, Хармс, Андроников и многие другие. Возник этот отдел примерно в 1924 году по инициативе Самуила Яковлевича Маршака, который и стал фактически его руководителем.

Правда, официальным заведующим Детским отделом был небольшого роста человек, начисто лишенный чувства юмора и каких-бы то нибыло литературных дарований. Звали его Соломон Николаевич Гисин. Он ходил в косоворотке и в высоких сапогах.

Кто-то из веселой компании «учреждения» спросил у Маршака:

— Самуил Яковлевич, а почему товарищ Гисин — Соломон Николаевич?

Маршак серьезно ответил:

— Соломон — это он сам, а Николаевич — это его сапоги…

61

С Анатолием Константиновичем Передреевым меня познакомил азербайджанский поэт Наби Хазри. Анатолий переводил его поэмы. Одну из них они предложили в журнал «Молодая гвардия», где и состоялась встреча с Передреевым. Его я знал по знаменитому стихотворению «Окраина», которое он написал в 1964 году.

Я вспомнил, что к его стихам очень тепло относился Николай Николаевич Асеев, один из мэтров русской поэзии.

Анатолий подтвердил свое личное знакомство с Николаем Николаевичем и тут же поведал об одном из забавных эпизодов из жизни мастера.

В 1941 году страна отмечала памятную дату — столетие со дня гибели Лермонотова. Был создан юбилейный комитет, председателем которого стал К.Е.Ворошилов. Двумя его заместителями стали Николай Асеев и Отто Юльевич Шмидт.

И вот на заседании комитета Клемент Ефремович предложил программу проведения торжественного вечера в Большом театре.

— Сначала выслушаем доклад о жизни и творчестве Лермонотова, а потом послушаем оперу «Демон» на сюжет поэта.

Николай Асеев не согласился:

— Лермонотов был известен не тем, что он пел и танцевал. Поэтому давайте соберемся в театре имени Моссовета. Послушаем доклад, а затем посмотрим пьесу самого Лермонотова «Маскарад».

Ворошилов обиделся, но план Асеева оказался более реальным и его поддержали члены комитета.

После заседания Ворошилов подошел к Асееву и сказал:

— Все-таки не любите вы нас, Николай Николаевич.

— Кого вас? — удивился Асеев.

— Вождей…

Первая встреча с Передреевым не стала последней. Мы нередко встречались, делились литературными новостями. И во время очередного нашего общения я как бы ненароком спросил:

— Толя, а почему ты столько времени тратишь ша переводы, хотя мог бы писать свои стихи? Тем более, что они у тебя получаются превосходно?

После небольшой паузы он ответил:

— Понимаешь… Стихи — это праздник души. А праздников у нас, как ты знаешь, не очень-то много в жизни. В основном — поденка, работа на прожитье. Вот и мои переводы дают мне возможность доживать до праздников души. Тогда и начинаются стихи…

62

В небольшом рассказе-воспоминании «Пристрастность» о Юрии Павловиче Германе, известном по трилогии о докторе Владимире Устименко — «Дело, которому служишь», «Дорогой мой человек» и «Я отвечаю за все», И.И.Меттер передал характерный штрих в характере своего друга.

Юрий Павлович за свою недолгую жизнь написал немало всяких сочинений /он любил это слово/ за исключением, как он говорил, повторяя фразу Чехова, «кроме стихов и доносов».

Так вот он очень горячо и заинтересованно относился к только что написанному. А потом незаметно охладевал. Иногда несправедливо.

«Мне, например, — писал Меттер, — нравился его роман „Россия молодая“… Отлично помню, как поразила меня живопись „России молодой“: яркость характеров корабельного плотника Рябова и царя Петра; цвета, запахи, вкус изображенной эпохи; сплетение патриотизма с жестокостью и предательством. Книга имела бурный успех.

Юрий Павлович, отдавший этому роману несколько лет напряженной жизни, и притом скудной жизни, ибо именно в то время он перебивался весь в долгах, «стреляя» у друзей деньги без точной уверенности, что ему удастся вернуть их вовремя, — Юрий Павлович уже года через два-три после выхода в свет «России молодой» сказал мне как-то, когда я снова похвалил ее:

— Да брось, это опера.

А нежнее всего из написанного им Герман любил свой роман «Подполковник медицинской службы». Так мать любит ребенка, который прошел через клиническую смерть и чудом выжил».

И Меттер ставит тут точку, а между тем история этого «сочинения» Ю.П.Германа заслуживает того, чтобы о ней рассказать. Тогда и станут понятными эти проникновенные слова о матери, любящей своего ребенка, который чудом выжил.

В 1949 году Ю.Герман в журнале «Звезда» опубликовал четыре главы нового произведения — «Подполковник медицинской службы», завершение которого должно было осуществиться в следующем, 1950-м году.

Но именно в это время, как мы знаем, развернулась борьба с «безродным космополитизмом», проще говоря началась кампания антисемитизма. Главного героя повести звали Александр Маркович Левин. И этого оказалось достаточно, чтобы не дожидаясь окончания публикации, подвергнуть «сочинение» Германа жестокому разносу. Фигура Левина была признана не типичной для советского военного врача, более того, была названа пародией на такового.

Следствием такой критики оказался запрет публикации повествования о докторе Левине, который, заболев раком, почти умирая, буквально боролся за жизнь своих пациентов, каковыми были морские летчики.

И только в 1956 году Юрию Павловичу удалось издать роман «Подполковник медицинской службы» отдельной книгой.