Маг-новобранец - Горбенко Людмила - Страница 4

Оскару встречались за стойкой хронические пьяницы, тайком отпивающие из стаканов посетителей, абсолютные трезвенники, под неодобрительным взглядом которых даже глоток слабого пива застревал в горле, и прочие оригиналы. Чего стоил только один глухой как пень старичок, которому приходилось выкрикивать заказ непосредственно в ухо! Но еще ни разу Оскару не приходилось видеть несчастного трактирщика. Плачущий трактирщик – нонсенс, столь же неестественное явление, как радостно хохочущий гробовщик.

Оскар молча, но выразительно мотнул головой «племяннику», намекая на то, что лучше выйти на улицу и поискать другое заведение. Страдающий от жажды Хендрик успел с ворчанием отклеить зад от высокой табуретки, как произошло нечто уж совсем странное.

Трактирщик встретился взглядом с Оскаром и вдруг расплылся в изумленной улыбке, словно бы нечаянно узрел чудо. В сочетании с заплаканными глазами и ножом в дрожащей руке, улыбка производила жутковатое впечатление. Пока компаньоны, не сговариваясь, пятились к двери, хозяин успел выскочить из-за стойки с резвостью козла и преградить им путь. Широко расставив руки, словно тореадор, идущий на быка, он заключил Оскара в крепкие объятия и присосался к его щеке.

Оскар, который как дипломатическая персона искренне считал, что обматерить незнакомого человека на иностранном языке значит оказать ему уважение, от неожиданности громко выругался сразу на трех. Трактирщик отвалился от его щеки словно сытая пиявка и радостно заорал:

– Мама миа! Робертино! Теперь я уверен – это точно ты! Кендрино, сынок, посмотри сюда – это же мой лучший друг Робертино!

Вялый юноша вежливо наклонил голову.

– Друг? – осторожно повторил Оскар, продолжая отступать задом к выходу и толкая плечом Хендрика.

– Это же я, Солли! – закричал трактирщик.– Неужели ты не помнишь меня, Робертино? Захолустная деревушка Дольчезадо, наша веселая компания и ты– ее душа! Мио мафиозо! Тино!

Оскар резко затормозил. Всего секунду его лицо выражало замешательство.

Потом он решительно раскрыл объятия, растянул свой большой рот в самую широкую улыбку, на которую был способен, и с преувеличенной аффектацией, свойственной провинциальным актерам, заорал:

– Солли! Старина Солли! Прости, не признал тебя сразу, ты немного изменился!

– Прего, Тино! И ты, каро мио, ты тоже очень изменился! Но эти хитрые глаза я узнаю даже через тысячу лет! Ох, Тино, шельма синьоре!

– Сколько же мы не виделись? – осторожно осведомился Оскар.

– Уно, дуе, тре, кватро… почти десять лет, Тино, друг! Помнишь, как ты приходил к нам в гости? Джульетта частенько тебя вспоминает. Особенно когда готовит твои любимые фетучини или лазанью и они пригорают. Ты так любил чуть пригорелое! Поздравь меня, каро Тино. Перед тобой отец семерых сыновей и двух белла-беллисима дочек! Кендрино – мой младшенький!

– Солли! Как я рад за тебя! Твой сын такой красавец, вылитый ты в молодости! Огромный привет Джульетте! Разве можно забыть ее горелые фетучини? А угольки на боках лазаньи? Мне до сих пор снится этот вкус! Просто божественно!

– Да, Джульетта готовит, как богиня! У нее золотые руки.

– И непростой характер,– лукаво хохотнул Оскар.

– Это точно! – расхохотался Солли.– Каро мио! Помнишь, как она швыряла в нас тарелки?

– Еще бы! – с притворным испугом потер лоб Оскар.– Джульетта никогда не промахивалась!

– Садись, Тино. Я лично подам тебе и твоему спутнику…

– Это мой племянник.

– Я сам обслужу дорогих гостей! Темпо-темпо!

– Одну минутку, Солли. Сначала я должен позаботиться о нашей лошади. Все копыта сбила, бедняга.

– О чем речь, дружище! Моя конюшня к твоим услугам!

– Кто этот ненормальный? – спросил окончательно проснувшийся Хендрик, когда возбужденный трактирщик в сопровождении сына укатился за занавеску.

– Понятия не имею,– шепотом признался Оскар.– Первый раз в жизни вижу этого типа.

– Но ты обнимался с ним!

– Я подумал, что иметь в незнакомом городе близкого друга, знающего тебя много лет, не помешает.

Хендрик недоверчиво ухмыльнулся.

– Ты разыгрываешь меня, да? Точно разыгрываешь. А как же Джульетта? Ее характер, то, как метко она метает тарелки?

– Господи, какой же ты еще наивный, Хендрик! Мы путешествуем вместе не один год, за это время ты наставил столько рогов, что хватило бы на приличное оленье стадо. Я понимаю, ты просто не успевал изучить своих избранниц подробно, но признайся – хоть одна из них могла похвастаться простым характером?

– Но тарелки…

– Хендрик, запомни на всю жизнь и расскажи сыновьям, если они у тебя когда-нибудь будут. Если женщина берет в руки ружье и целится в утку, она в лучшем случае ни в кого не попадет. Но стоит ей как следует разозлиться и взять в руки тарелку… Она не промахивается. Понял?

Хендрик кивнул.

– Вот и не задавай больше глупых вопросов.

– Оскар?

– ?

– Последний глупый вопрос. Что такое лазанья?

– А черт ее знает,– искренне ответил Оскар и широко зевнул.– Какой-нибудь вонючий овощ, судя по названию. Да что ты скалишься? Что ты скалишься, осел? Сделай грустное лицо, ты же страдаешь! И не дергайся так, сними куртку, расслабься. Не могу же я бросить старого друга после многолетней разлуки, сам понимаешь. Значит, придется вместе выпить, поесть, а может быть, и заночевать. Естественно, за счет Солли, чтобы его не обидеть. Кстати! Пока он на радостях добрый и щедрый, прикажи слугам покормить Подлюку.

– Будет сделано! – выкрикнул страдающий от горя Хендрик, высовывая счастливое лицо в окно.– Эй! Гарсон или как тебя там! Бой! Парень с совком! Да откликнешься ты или нет?

Оскар насмешливо покачал головой и покровительственно похлопал Хендрика по плечу.

– Никогда не унижайся до вульгарного крика, племянник. Родственнику известного дипломата это не по чину. Смотри и учись, красавчик.

Оскар величественно вышел на улицу, но воспитательную сценку чуть было не испортил слуга, подвернувшийся ему под ноги. Красный как рак паренек даже не заметил, что кому-то помешал. Он обеими руками держался за свой совок и визгливо кричал. С другой стороны совок тянула к себе желтыми от табака зубами Подлюка, косясь на предмет раздора: огрызок плюшки, попавшийся среди прочего мусора. Судя по напряженным лицам, ни кобыла, ни человек уступать не собирались.

– Не ори на лошадь, она тебе в матери годится!– строго сказал Оскар, отряхивая штаны и хватая двумя пальцами слугу за ухо.

От неожиданности паренек взвизгнул и выпустил совок из рук. Мусор рассыпался по крыльцу, а Подлюка тут же сцапала вожделенную плюшку.

Прокрутив пареньковое ухо несколько раз вокруг оси, так что оно покраснело и стало похоже на перезрелый помидор, Оскар подчеркнуто брезгливо вытер руку о вышитый носовой платок и коротко рыкнул, указывая на Подлюку:

– Быстрро! Припарковать и заправить!

База. За кадром

На экране появилось красное изображение циферблата. Дрожащая стрелка застыла на шестерке.

Как же, как же, отлично помню это утро!

Третьего только что увезли прямо с борта капсулы в лазарет с жестокой диареей (во время выполнения нашего прошлого задания толстяк не смог себе отказать в устрицах, но не потрудился убедиться в их свежести); дежурная бригада ликвидировала последствия крестного хода; трое опытнейших полевых работников по закону подлости застряли в пентаграммах; а на меня в качестве внеочередного подарка свалилась вся их работа. Спасибо, хоть временного напарника взамен выбывшего по болезни Третьего обещали дать в помощь.

Как сказал куратор:

– Думаю, это будет сюрприз для тебя, ха-ха.

Сюрприз? Наверное, дадут в напарники какого-нибудь древнего ископаемого старичка со склерозом, у которого на срезе рогов уже восемь колец, а оставшуюся девятую жизнь он проводит, постоянно рассказывая молодым о своих подвигах.

Я вошел в архив и остановился перед грифельной доской, на которой мелом были отмечены инвентарные номера и титулы работников. Вот это номер моего нового помощничка, самый дальний стол. Всего-навсего начальный ранг? Да это оскорбление.