Лесной маг - Хобб Робин - Страница 67

— Я принесу, — тут же предложил я и поднялся, стараясь не задевать своим огромным телом жалкую мебель маленькой комнатки.

Я распахнул скрипучую дверь и вышел в прохладу ночи. Утеса я привязал в переулке, чтобы он мог пощипать остатки сухой травы и сорняков, но теперь отвел его в сарай, некогда служивший кому-то домом. Он едва протиснулся в дверь, но явно был рад укрыться от дождя и ветра. Прежде я отнес туда упряжь и седельные сумки. Теперь же, вспомнив об отчаянной нищете соседей Эмзил, решил прихватить их с собой в дом.

Я поставил их на пол посреди комнаты и опустился рядом с ними на колени. Дети столпились вокруг, когда я открыл их и принялся рыться внутри. Эмзил стояла в стороне, но с не меньшим любопытством наблюдала за мной. Я отыскал брикет черного чая. Когда я снял обертку, Эмзил затаила дыхание, словно я держал в руках сокровище. Она уже повесила котелок с водой на огонь, но мне показалось, что прошел целый год, прежде чем вода закипела. У нее не оказалось заварочного чайника, и нам пришлось использовать мой походный котелок. Дети столпились вокруг него, словно поклоняясь святыне, пока Эмзил лила кипяток на сухие листья.

— Листья разворачиваются! — удивленно воскликнул ее сын Сем.

Мы в молчаливом предвкушении ждали, пока чай заварится, затем Эмзил разлила его по мискам. Я осторожно опустился на пол, чтобы сесть вместе с детьми около огня, и обхватил миску ладонями, наслаждаясь теплом напитка сквозь ее толстые стенки.

Даже малышка Диа получила свою долю чая. Она попробовала, поморщилась от его крепкого вкуса и посмотрела, как мы все пьем маленькими глоточками. Тогда она снова отхлебнула и поджала розовые пухлые губки — чай показался ей горьким. Я улыбнулся серьезному выражению ее лица, с которым она нам подражала. Малышка была одета в простое платье, явно перешитое из остатков взрослой одежды, очень аккуратное, но грубая ткань больше подошла бы для мужских брюк, а не детского платьица. Эмзил прочистила горло, и я, отвернувшись от ее дочери, увидел, что она с сомнением хмурится, глядя на меня.

— Итак, ты приехала из Старого Тареса, — сказал я, когда молчание сделалось слишком неловким.

— Из него, — ответила она, явно не намереваясь беседовать со мной.

— Выходит, ты оказалась довольно далеко от дома. Наверное, тебе здесь очень трудно.

Я прощупывал ее словами, пытаясь завязать разговор, но она обернула мою тактику против меня.

— А ты бывал в Старом Таресе?

— Бывал. Я там учился в школе один сезон.

Я не стал упоминать Академию. Мне не хотелось долго объяснять, почему я там больше не учусь.

— Школа. А-а. Я никогда не ходила в школу. Если ты учился в школе, значит, моего города ты никогда не видел, — категорично заявила она.

— Не видел? — осторожно переспросил я.

— Ты знаешь район у речных доков? Кое-кто называет его Крысиными гнездами.

Я покачал головой, предлагая ей продолжать.

— Так вот, я оттуда. Я жила там всю жизнь, пока не приехала сюда. Мой отец был старьевщиком. Мать шила. Она могла взять старые тряпки, собранные отцом, выстирать их, отгладить и превратить в прекрасные вещи, каких ты в жизни не видел. Она и меня научила. Люди выбрасывают вещи, которые всего-то и нужно что как следует выстирать и чуть подлатать, чтобы стали как новенькие. Иногда целую рубашку выбрасывают из-за пятна на рукаве, словно нельзя сделать ничего хорошего из уцелевшей части. Богатые люди много тратят впустую.

Она сказала это с вызовом, словно предлагая мне ей возразить. Я промолчал. Она отпила глоток чая.

— Мой муж был вором, — признала Эмзил и поморщилась, произнося это слово. — Он был вором, как его отец и дед. Он смеялся и говорил, что добрый бог хотел, чтобы он следовал по стопам отца. Когда родился наш сын, он даже рассказывал, как научит его срезать кошельки, стоит ему подрасти. А потом Рига поймали и заставили выбирать — лишиться руки или отправиться на восток строить Королевский тракт. — Она вздохнула. — Это моя вина, что мы здесь. Я уговорила его ехать сюда. Они так красиво рассказывали. Да, моему мужу придется два года тяжело трудиться, но зато потом у нас будет собственный дом в городе, который они построят у Королевского тракта. Они так красиво рассказывали. У нас будет маленький домик, и сад в городе, и собственная земля за городом. Они говорили, что любой может научиться охотиться, а значит, у нас будет бесплатное мясо, а со своим огородом нам больше никогда не придется голодать. А еще они сказали, что по Королевскому тракту, прямо мимо дверей нашего дома, будет течь нескончаемый золотоносный поток путешественников и купцов. Я представляла, какая же нас ждет замечательная жизнь.

Она поджала губы и уставилась в огонь. На мгновение вернувшись в мечту, она вдруг сделалась моложе, и я с удивлением понял, что она, похоже, не многим старше меня. Но задумчивое выражение сменилось сердитым.

— Уже поздно, — бросила она, не оборачиваясь ко мне.

Теперь я уже не просто хотел задержаться у очага, мне было интересно услышать ее историю до конца. Я собрал всю волю в кулак, заставляя себя смириться с потерей.

— У меня осталось немного сахара в сумке, — сообщил я. — Не выпить ли нам по последней чашечке сладкого чая перед сном?

— Сахар! — с восторгом воскликнула старшая девочка. Двое остальных детей озадаченно посмотрели на меня. Так я купил себе еще времени у очага. Эмзил придвинула к огню скамейку и продолжила свою печальную историю: длинное, тяжелое путешествие на восток, остановки на ночь у дороги, грубость стражников, насиловавших их каждый день, жалкие условия жизни в лагере. Я видел скованных узников, проходивших мимо нашего дома в Широкой Долине. Лето за летом цепочки каторжан, приговоренных к работе на тракте, и их стража следовали мимо нас. Я всегда подозревал, что это тяжкое путешествие, но рассказ Эмзил заставил меня это прочувствовать. Она говорила, а лицо ее старшей дочери становилось все печальнее, видимо, она вместе с матерью снова переживала эти воспоминания.

— Мы добрались до конца дороги. Там был всего лишь рабочий лагерь, где другие люди отбывали наказание за преступления. Никакого города с маленькими домиками и садиками для нас! Простой холст, натянутый на доски, жалкие хижины, грязь и работа. Палатки для сна, ямы вместо туалетов и река, чтобы таскать из нее воду. Вот такая новая жизнь! Но нам сказали, что теперь это наш «дом» и что от нас зависит, станет ли он городом. Каждой семье дали немного парусины, кое-какой еды и инструменты. Мы с мужем, как могли, соорудили себе укрытие. Наутро мужчин увели на работу, а их семьям предоставили справляться самим.

Днем мужчины уходили строить тракт, ночью возвращались, слишком усталые, чтобы делать что-нибудь, кроме как спать.

— Или ругаться, — устало проговорила Эмзил. — Мой муж часто проклинал лжецов, заманивших нас сюда. А потом Риг начал проклинать и меня за то, что я поверила в это вранье. Во всем виновата я одна, так он говорил, и добавлял, что в Старом Таресе даже с одной рукой смог бы о нас лучше позаботиться. Пока они строили этот участок дороги, было не так уж плохо. Конечно, шумно и пыльно. И всюду тяжелые фургоны и большие лошади. Рабочие копали, выравнивали, скребли и постоянно что-то измеряли Мне казалось глупостью то, как они выкапывали в земле ямы, громоздили большие камни, а потом засыпали их мелкими чтобы заполнить просветы. А сколько времени они тратили на то, чтобы все это утрамбовать! Я так и не поняла, почему дорога не может быть просто широкой тропой. Но они строили ее по принципу — как они говорили — крепостного вала, с кучей щебня и толпой людей, которые расхаживали с измерительными приборами и без конца переживали, все ли выровнено и проделаны ли стоки. Прежде я никогда не видела, как строят дороги.

Темные волосы Эмзил выбились из шнурка, которым были перевязаны сзади, и теперь обрамляли лицо, смешиваясь с тенями у нее за спиной.

— Но зато тогда здесь было много народу. Они поставили большую кухню, чтобы всех кормить, и мы раз в день получали еду. Простую и не очень хорошую, но, как ты сказал, любая еда лучше, чем ничего. Кроме того, здесь было больше семей, других рабочих и стражников. Женщины, с которыми я разговаривала, пока стирала в реке, и те, что помогали мне, когда родилась моя дочь. Те, что уже жили тут, когда мы приехали, кое с чем успели освоиться и научили нас. Но большинство из нас не знали, как жить вне большого города. Мы пытались. Почти все дома, что ты здесь видишь, возведены женщинами. Некоторые разваливались раньше, чем мы их достраивали, но мы помогали друг другу. — Она покачала головой и на мгновение прикрыла глаза. — А потом все пошло прахом.