Лесной маг - Хобб Робин - Страница 62

К тому времени, как мы добрались до дома Гаффа, Утес уже довольно разумно отзывался на мои пинки и нажатия коленями. Не лучший конь, но совсем не глупый и, похоже, исполнительный. Я не слишком изящно соскользнул с его спины и с раздражением услышал чей-то сдавленный смешок. Я обернулся, но дочь Гаффа уже скрылась в доме. Пунцовый от стыда, я подвел Утеса к поилке, а затем поставил рядом с Гордецом. Я стоял и смотрел на двух коней в загоне — Гордец был высоким и стройным, с длинными ногами, черным точно уголь, от носа до хвоста, не молодым, но еще не старым. Он поднял голову и покосился на меня, передернув ушами, — словно спрашивая, почему я так пристально его разглядываю. Ум, светящийся в его глазах, и годы, потраченные отцом на его воспитание, не вызывали сомнений, этот конь научил меня почти всему, что я знал про верховую езду в кавалле. И был самым лучшим и ценным имуществом, которым я когда-либо владел.

Рядом с ним Утес казался бесформенной глыбой. Он был большим. Везде. Огромная голова, толстая шея, мощный округлый круп. Его копыта походили на обеденные тарелки рядом с изящными ногами Гордеца. Кто-то некогда подстриг ему хвост, но сделал это неаккуратно, и теперь он свисал неопрятными прядями. Неуклюже выглядящая лошадь, как раз подходящая для толстяка вроде меня.

Мой конь подошел ко мне, обнюхал мою грудь и прижался ко мне головой. И я наконец произнес вслух уже принятое решение:

— Я не могу оставить тебя при себе, Гордец. Если я это сделаю, я тебя погублю. Ты охромеешь где-нибудь посреди степи. Ты заслуживаешь лучшей участи.

С огромным сожалением я снял с его седла свои сумки. Это было седло каваллы, напоминание об утраченной мечте, с тисненным на коже гербом моего отца. Я не хотел брать его с собой в свою новую жизнь. Но уздечку я оставил. Она была хорошо сделана, и я решил, что смогу подогнать ее к моему новому коню. Я затянул на Гордеце подпругу и сделал знак «Держись крепко». По моим щекам катились слезы, и я утер их тыльной стороной ладони. Бесполезные, бессмысленные вещи.

Вечер постепенно превратился в ночь, подходящее время для последних часов с Гордецом. Я провел его по извилистым улочкам Излучины Франнера. Прохладная ночь была пропитана сыростью, усиливающей запахи мерзкого города. Гордец припадал на больную ногу, и я его не торопил. Пока мы шли, я пытался убедить себя, что он всего лишь лошадь, а лошадей в кавалле иногда приходится менять. Лучшее, что я мог предложить Гордецу, — это долгий путь с поврежденной ногой и мало еды. Кроме того, я выглядел на нем смешно. Лучше расстаться с ним, пока он еще чего-то стоит, пока я его окончательно не загубил. Утес прекрасно мне послужит. Когда я доберусь туда, где решу остановиться, я подумаю о том, чтобы купить себе лошадь получше, если возникнет такая необходимость. Маловероятно. Если мне удастся записаться в армию, скорее всего, это будет пехота, не кавалла. Скорее всего, меня отправят на кухню, или поручат вести расчеты, или еще что-нибудь вроде этого.

За воротами крепости я на мгновение остановился и вытер слезы, которые самым бесстыдным образом текли по моим щекам, пока мы шли в темноте. Затем, как мальчишка, я прижался к плечу своего коня и попытался обнять его, прощаясь. Гордец все стерпел.

Придерживаясь задуманного, я провел его в ворота. Даже в столь поздний час так называемые часовые позволили нам беспрепятственно проникнуть внутрь. Я сразу же направился к штабу командира. Мне повезло застать его перед самым уходом. Я представился слугой и солгал адъютанту, чтобы меня к нему пропустили. Я сообщил командиру, что лошадь Невара Бурвиля захромала и ему пришлось сменить ее, чтобы продолжить путь. Затем я добавил, что Невар и его отец, лорд Бурвиль, будут очень признательны командиру, если он попросит полкового ветеринара осмотреть животное и отправит его в Широкую Долину, как только он сможет добраться дотуда без дальнейших повреждений. Как я и предполагал, командир был счастлив оказать эту услугу.

— Все, что угодно, для лорда Бурвиля, — заверил он меня.

Я с серьезным видом поклонился и сказал, что, как только нагоню хозяина, сразу сообщу ему, что его лошадь в надежных руках и будет ждать его, когда он вернется домой.

Возвращаясь в свою комнату, я заглянул в таверну, напился там и заплатил светловолосой шлюхе в три раза больше, чем она обычно брала. Если я и рассчитывал, что мне станет легче, то я ошибся. Я потратил деньги, которые едва мог позволить себе потратить, на то, чтобы узнать, что постельные утехи стали для меня своего рода вызовом. Когда выпуклость чьего-то живота превышает длину его члена, для подобных сношений требуется изобретательность в выборе позиции, а также партнер, готовый тебе помогать. Шлюха вряд ли отвечала этому требованию и делала лишь то, что должна была, чтобы отработать полученные от меня деньги.

— Теперь видишь, — справедливо заявила она, когда я слез с края кровати, где стоял на коленях, — почему мне пришлось попросить с тебя больше. Мне пришлось нелегко. Ты едва не разорвал меня надвое!

Она осталась лежать, где я оставил ее, на краю кровати с задранными до пояса юбками и расставленными ногами. Я тогда еще подумал, что это наименее соблазнительная поза из тех, какие только можно вообразить.

— Я закончил, — резко сообщит я.

— Ясное дело, — язвительно протянула она.

Я оделся и ушел.

Колени у меня болели, когда я возвращался в снятую на ночь комнату. Я не испытал ни малейшего удовольствия от происшедшего. Физическое облегчение было необъяснимым образом смешано с унижением от того, как она ко мне отнеслась. Вместо того чтобы утешиться с женщиной, я окончательно показал себе, как сильно изменилась моя жизнь всего за несколько коротких месяцев.

ГЛАВА 12

КОРОЛЕВСКИЙ ТРАКТ

«Добрый бог не хотел, чтобы здесь селились люди».

Слова этой женщины надолго задержались в моей памяти. Она жила в одном из шести обитаемых строений жалкого поселка в предгорьях. Здесь не было почти ничего, кроме нищеты. Древесные пни усеивали поля за городом. Непрестанный ветер, пропитанный сырой прохладой, напоминал о приближении зимы. Мертвый город был «дорожным городком», временным поселением, наспех возведенным для каторжан и их семей, когда Королевский тракт начал продвигаться дальше на восток.

Когда-то я верил в мечту короля Тровена о широкой дороге, проложенной через равнины и горы к морю, дороге, которая возродит могущество Гернии как морской и торговой державы. Но чем дальше я продвигался на восток, тем труднее мне становилось представлять себе эти замечательные картины.

Назвать хибару, в которой она жила, домом, с моей стороны, было великодушием. Хижина была возведена из крупных камней и плохо очищенных от коры стволов, кривых и куда меньшего обхвата, чем я взял бы для строительства. Щели между кое-как пригнанными бревнами были заткнуты камышом и мхом и залеплены поверх глиной. Я знал, что в пору приближающихся зимних дождей все это быстро размоет. У женщины было трое маленьких детей, но мужа, если он вообще существовал, я так и не увидел.

У меня вышли запасы еды, и я остановился, чтобы что-нибудь прикупить. Меня уже прогнали обитатели двух других домов — они и сами бедствовали, а пользы с моих денег им не было никакой. Соль шутки заключалась в том, что я слишком поздно обнаружил себя отнюдь не таким бедным, как полагал. Когда я перепаковывал свои вещи, перед тем как покинуть Излучину Франнера, я нашел среди рубашек маленький желтый кошелек с пятнадцатью гекторами — внушительной суммой для юной девушки. Когда Ярил успела его туда положить, я не знал. Я дал себе слово правильно распорядиться этими деньгами и вернуть их сестре, как только мы снова встретимся. Лишние средства не помогли мне восстановить утраченное уважение к себе, но дали почувствовать себя увереннее. Часть неожиданного прибытка я потратил на потрепанное седло для ломовой лошади, подходящее Утесу и относительно удобное. После нескольких бесплодных попыток я был вынужден признать, что уздечка и удила Гордеца не годятся для моего нового коня, и обменял их на сбрую для тяжеловоза, несколько ремней, чтобы закрепить седельные сумки, и пару теплых одеял на случай, если мне придется ночевать под открытым небом. На рынке я набил сумки сухарями, копченым мясом, изюмом, чаем и, экономии ради, колбасками, которые делают жители равнин из мяса и фруктов, перемешанных с подслащенным нутряным салом. Еще я купил то, без чего не обойтись в дороге: маленький топорик, вощеные серные спички и полоски кожи, чтобы сделать пращу. Я хотел бы иметь какое-нибудь огнестрельное оружие, но не мог его себе позволить. Приобретенная мной сабля отличалась плохим балансом, клинок ее выщербился от небрежного ухода, но и она была лучше, чем ничего. Когда я выехал из Излучины Франнера, я чувствовал себя прекрасно подготовленным к дальней дороге — насколько это вообще возможно в моем положении.