Лесной маг - Хобб Робин - Страница 45

Меня беспокоило, что мать, брат и сестры не искали встречи со мной, но я подозревал, что отец запретил им ко мне подходить, чтобы им не пришло в голову принести мне еду. Не знаю, сколько дней длилось мое испытание, когда мой охранник вдруг спросил:

— Значит, твой папаша пытается заставить тебя похудеть, так?

— Похоже на то, — проворчал я.

Нарл наблюдал, как я гружу большие камни в фургон, чтобы потом отвезти их к строящейся стене.

— Но не похоже, чтобы ты сделался хоть чуть-чуть тоньше.

Я поднял в фургон особенно большой и тяжелый камень и остановился перевести дух. Во рту у меня пересохло, но я пока что не хотел тратить один из драгоценных перерывов на питье.

— Не похоже, — не стал спорить я и направился к куче, чтобы взять очередной камень.

— Так скажи мне, где и как ты берешь еду?

— Отец приносит мне еду один раз в день.

Я задумался, не отец ли велел ему задать этот вопрос. Неужели он еще и приставил ко мне шпиона? Я присел на корточки, откатил в сторону камень и поднял. Затем, с хрипом выдохнув, медленно дотащился до фургона и сгрузил его внутрь.

— Полон, — сообщил я.

— Похоже, что так. Пойдешь следом.

Видимо, мой охранник решил, что для меня полезнее будет брести пешком, чем ехать в фургоне к месту, где нужно выгрузить камни. Я не стал с ним спорить. Наверное, какая-то часть меня ненавидела мое нынешнее тело так же сильно, как и отец, и хотела наказать его как можно суровее.

— В таком случае почему же ты не худеешь?

Он стоял, поставив одну ногу на ступеньку фургона, готовый забраться на сиденье. По какой-то прихоти я решил сказать ему правду.

— Я проклят. Это магия. Я обречен вечно оставаться толстым.

— Ха, — только и сказал он.

В тот день он больше со мной не заговаривал, но почти каждый день с тех пор пытался завязать беседу. Я узнал, что он сирота, что его бросили и он не знает, чей он сын и кем должен был стать. Поэтому он пришел на восток в поисках новой жизни и нашел Приют Бурвиля и работу у моего отца. До того как отец выбрал его для этой работы, он ухаживал за свиньями. Он фыркнул, говоря об этом, и я решил, что он находит в этом нечто забавное. На другом берегу реки у него есть девушка, дочь владельца лавки, и он рассчитывает, что, когда ему удастся накопить денег, ее отец позволит ему на ней жениться. У ее отца нет сыновей, поэтому, если у них родятся мальчики, они смогут унаследовать его лавку и занять надежное место в жизни. Он завидовал тем сыновьям, которые знали, для какого будущего рождены.

Время от времени мне удавалось узнать от него обрывки новостей. Например, что все кидона исчезли из деревни беджави. Однажды кто-то доставил в их деревню припасы и увидел, что их нет. Они даже не взяли с собой палатки и то, что им дали солдаты из Излучины Франнера. Неблагодарные дикари. Еще он рассказал мне, что подкрепление, следующее в форт Геттис, должно вот-вот пройти через Приют Бурвиля. На мгновение у меня замерло сердце, когда я вспомнил, как сидел верхом на Гордеце на вершине холма, нависшего над дорогой, и смотрел на проходящие мимо войска, направляющиеся служить в диких местах на востоке. Строй всадников, марширующие пехотинцы, фургоны, помеченные полковыми цветами, — ничего роскошнее наши края не видели. Но мне не удастся даже увидеть кавалеристов Кейтона и пехотинцев Дорила, когда они будут проходить мимо, не говоря уже о том, чтобы присутствовать на обеде для офицеров, если они остановятся в Приюте. Я не сомневался, что мой отец сделает все, чтобы я не попался им на глаза.

От Нарла я узнал, что в Излучину Франнера пришла болезнь. Первыми она скосила бедные семьи, в основном полукровок. Поговаривали, что они недавно прибыли в Излучину. Ужасно грязные, так он слышал. Именно они привезли с собой болезнь. Ходили слухи, что заболевшие мрут как мухи. Лихорадка, сказал он, и страшная рвота. И понос. Так всегда бывает от жизни в грязи.

По спине у меня пробежали мурашки.

— Отец знает об этом? О болезни в Излучине Франнера?

Мой охранник пожал плечами. Нарл не думал, что моего отца могут интересовать такие вещи.

Тем вечером, вернувшись в комнату, я не мог усидеть на месте и мерил ее шагами, пока не пришел отец с моим обедом.

— В Излучину Франнера пришла чума спеков, — приветствовал его я, когда он наконец отодвинул засов и вошел. — Боюсь, Приют Бурвиля будет следующим.

— Что?

Он с громким, сердитым стуком поставил поднос на стол. Мой отец никогда не умел спокойно принимать дурные новости. Я сдержанно пересказал ему все, что знал. Выслушав меня, он покачал головой.

— Это может быть какая угодно болезнь, Невар. С каких это пор ты стал таким пугливым? Заболевшие могли напиться грязной воды или наесться несвежего мяса. Чем представлять смерть и всякие ужасы, подбирающиеся к нашему порогу, лучше сосредоточься на том, чего мы пытаемся добиться. Чума спеков. Как бы она могла сюда добраться? — Выпрямись, я хочу на тебя посмотреть, — холодно добавил он.

Я не стал ему ничего отвечать, встал по стойке «смирно», а он медленно обошел вокруг меня. Когда он снова встал передо мной, я увидел, что он побагровел.

— Ты не потерял ни одного фунта, насколько я вижу. Ты подкупил охранника, так? Он приносит тебе еду. Это единственное объяснение. Что ты ему наобещал? Деньги когда-нибудь потом? Или у тебя есть средства, о которых мне неизвестно?

Во мне вспыхнула ярость, которая заглушила даже чувство голода, вгрызавшееся в мои внутренности.

— Я не делал ничего подобного! Я точно выполняю условия нашего соглашения. Я работаю каждый день, как ты приказал, и ем только то, что ты мне сам приносишь, отец. Как я уже пытался тебе объяснить, мой вес не вызван обжорством или нехваткой самодисциплины. Это магия. Что же сможет убедить тебя в этом? Или ты не способен признать, что ты не только ошибаешься, но и сам виноват в том, как я выгляжу?

Его лицо исказилось от ярости.

— Суеверный невежда!

Он так поспешно схватил поднос, что опрокинул бокал. Я почувствовал резкий запах пролитого вина. Невольно я протянул вперед руки, чтобы подхватить поднос и помешать отцу вывернуть на пол драгоценную еду. С яростным ревом он отдернул его в сторону и швырнул о стену. Я в ужасе смотрел на разбитую посуду и рассыпавшуюся еду. Большой осколок винного бокала прилип было к стене благодаря густому соусу мясного пирога, но под собственной тяжестью медленно сполз на пол. Не в силах скрыть потрясение, я повернулся к отцу.

Лицо у него дергалось, он попытался взять себя в руки, не сумел и выпустил гнев на волю.

— Вот твой обед, Невар! Наслаждайся! Это последняя еда, которую ты увидишь в ближайшее время. — Он резко втянул носом воздух. — Я думал, что могу тебе доверять, что ты будешь придерживаться условий нашего соглашения! Неужели я никогда не поумнею? В тебе не осталось ни капли чести, верно? Ты лжешь, ты готов обманывать и красть лишь затем, чтобы подтвердить свои дурацкие заявления! Почему? Потому что тебе отчаянно хочется обвинить меня в своих неудачах. Ты не желаешь отвечать за собственные ошибки. Тебе всегда хотелось, чтобы за тебя решал кто-то другой, и, боюсь, так будет до конца твоих дней. Ты никогда не поведешь за собой людей, Невар, потому что не можешь управлять даже самим собой. Но я покажу тебе, как поступает настоящий командир — как он делает все необходимое, чтобы держать солдат готовыми к бою. Между нами больше нет доверия. Ты останешься в этой комнате, и я сам буду следить за твоим постом. Ты увидишь, что магия здесь ни при чем. В твоем безобразном состоянии виновны лишь обжорство и распущенность.

Он задохнулся от ярости. Я стоял и смотрел на него. Милостью доброго бога, я никогда не забуду, с каким трудом мне удалось сдержаться и не броситься на колени, чтобы собрать еду, разлетевшуюся по полу. Словно поняв, что именно занимает мои мысли, отец ткнул в нее пальцем и рявкнул:

— И убери тут все!

После этого он развернулся на каблуках и вышел, захлопнув за собой дверь. Я услышал, как заскрежетал засов, и, уверившись, что отец уже не вернется, чтобы застать меня врасплох, бросился на колени и схватил большой осколок бокала, в котором еще плескался глоток вина. Тарелка не разбилась, и часть моего обеда оказалась под ней. Я порезал палец стеклом, пока, схватив ложку, старательно собирал ею остатки пирога с мясом. К счастью, корочка не дала ему развалиться совсем. Твердый зерновой хлебец не пострадал вовсе. Чашечка с компотом разбилась, и я разглядывал ее, пока опасение проглотить кусок стекла боролось с притягательностью спелых фруктов в пряном сиропе. Дрожа от едва сдерживаемого нетерпения, мучимый запахами разбросанной еды, я заставил себя внимательно изучить каждый кусочек, прежде чем подобрать его. Я сложил все, что мне удалось спасти, на поднос и отнес его на стол. Смотреть на то, что осталось разлитым и рассыпанным по полу, было почти невыносимо. Я накрыл все это грязной салфеткой и вернулся к еде. И лишь через час, проглотив последнюю крошку хлеба, я вздохнул и занялся наведением чистоты.