Джинн из подземки - Горбенко Людмила - Страница 51

– Я от крестного отца,– буркнула девушка, отводя глаза.– Прислана тебе, толстому дураку, в помощь. Чтобы шибче искал.

Уголки губ еле заметно дрогнули, но не растянулись в улыбку, а застыли в неком слегка асимметричном намеке на нее. Точно. Знакомая привычка.

– Чья же ты будешь, мохнатая отроковица? – не выдержал монах, на всякий случай не опуская «стрекозу».

– А ты не помнишь? – насупилась девушка.

– А должен? – еще больше заинтересовался Нилс.– Я среди нежити не вращаюсь. Не по чину это мне, знаешь ли. Ну-ка повернись! А ну, еще раз!

– Я не поняла! – Руки вервольфихи возмущенно уперлись в бока, а маленький рот выгнулся презрительной подковкой.– Ты что, решил поразвлечься танцами? Раз ему повернись, другой повернись! Еще скажи каблуками отстучать!

– О! – обрадовался монах.– Теперь, кажется, узнаю! Как скандалить начала, так сразу и вспомнил! Варуша, ты, что ли? А ну повороти… леший побери! – По мере внимательного всматривания в лицо разозленной девушки радость узнавания резко сменилась ужасом.– Варуша! Точно ты! Ты! Выросла-то как за год! Прямо девица на выданье, и все тут! И похорошела! Глазки, носик, ротик, даже этот дурацкий ошейник тебе к лицу. Постой-постой, как же это может быть… племяшка, ты– нечисть лесная?

Вервольфиха обиженно хмыкнула.

– Но в кого? – взвыл Нилс, вцепляясь свободной рукой в собственные волосы.– В кого же ты у нас такая хвостатая? Позор! Какой позор! В нашей семье отродясь никто на четырех лапах не скакал! И твоя мать вроде вполне приличная женщина, живут с моим братом душа в душу, как голубки, ни разу он на нее даже голоса не повысил!

– Попробовал бы он повысить,– тихо буркнула Варуша.

– Обходительная такая! – тоскливо продолжал Нилс.– Улыбается при встрече всегда!

– Ага,– согласилась племянница, вызывающе сверкая глазами.– Во все зубки. Дядька, ну успокойся ты! Да, я перевертыш! Какой меня родили, такая и живу; зато не страшно одной после гулянки домой через лес возвращаться. Ну что ты так переживаешь? Ничего же страшного не произошло!

– Ничего страшного?! – взвизгнул Нилс и, опомнившись, прикрыл рот ладонью.– Ох… Совершенно забыл о деле! Нам же бежать надо!

– Слава богу, вспомнил,– угрюмо съехидничала Варуша, убирая косы за воротник куртки.– Пузырек с настойкой давай. Да не трясись, сейчас все сделаем в лучшем виде.

Через несколько минут к карете раскачивающейся походкой подошел вполне благообразный монах. Худенький подросток непонятного полу, сопровождающий его и почтительно держащийся в тени, уверенно хлопнул задремавшего кучера по колену.

– Эй! Не спи, любезный, тебе поручение!

– Слушаю, ваше вс… пресв…

Монах благосклонно кивнул и толкнул не то мальчика, не то девочку. Тот послушно протянул растерявшемуся мужичку пузырек.

– Вот. Они через полчасика уже освободятся, подлей пока во флягу. Для сугреву.

– Чой-то? – недоверчиво покосился на подношение кучер.

– Секретная настоечка для усиления мужской привлекательности,– доверительно шепнул мальчик, прикрывая рот ладошкой.– Ваши купили. Смотри, сам не смей пить! За нее большие деньги плачены!

Заверения обрадованного кучера оказались столь цветисты, что можно было не сомневаться: едва парочка поручителей от особого отряда удалится за угол, он примет внутрь как минимум один приличный глоток «для сугреву», теша в уме надежду резко повысить мужскую привлекательность. Даром отведать то, за что плачены большие деньги, кто же откажется?!

Даже интересно, куда побежит мужичок, как только ощутит на себе действие настоя? Домой, к супруге под бочок? Или до ближайшего борделя?

– Ну что, пошли? – повернулась к задумавшемуся монаху Варуша.

– Пошли, э-э-э… – опомнился Нилс, не зная, как бы потактичней выспросить обо всем юную помощницу. На всякий случай решил вернуть комплимент.– Ловко ты ему настойку… да, и в лавке тоже. Спасибо, племяшка. Ты меня выручила.

– На здоровье. Мы, отпрыски вервольфов, вообще очень ловкие,– согласилась девушка, с легкой гримасой поворачивая шею в плотном ошейнике.

– Ну да,– не удержался от шпильки монах.– Вижу. Как же ты докатилась до такой жизни, девочка моя? Родители хоть знают, где ты сейчас?

– Мать, может, и догадывается,– вздохнула Варуша.– Все-таки ее кровь. А отец ни сном, ни духом. Меня три дня назад на Бирючьей Плеши словили. Сонной стрелой пальнули, я и брякнулась под куст, как дохлая овца. Когда опомнилась – сижу в мешке, вся заговоренными веревками опутанная, на шее эта дрань с шипами.

– Далеко забралась!

– Для голодного вервольфа семь верст… Слышал, наверное, мы около дома не охотимся,– ослепительная улыбка с наверняка продуманной дружелюбной гримасой наползла на лицо и тут же сменилась оскалом.

– Однако зубы у тебя сейчас, Варуша,– не выдержал монах.

– Нормальные зубы,– буркнула девушка, отворачиваясь от чересчур пристального взгляда и приглаживая растрепанные косы. Забрав у Нилса арбалет, явно рисуясь, она двумя пальцами легко переломила болт, после чего располосовала плащ Михаила и перевязала лоскутом запястье, туго затянув узел острыми зубами.

– Поранилась, что ли? – встревожился Нилс.

– Нет. Так удобнее, запах будет под носом. Тебе арбалет больше не нужен?

– Нет, и надеюсь, уже не понадобится,– вздрогнул Нилс.

– Вот и ладно,– легко согласилась Варуша, останавливаясь у старой седельной мастерской, на углу которой боголюбивый мастер выдолбил святую сценку прямо в наружной стене. Бережно погладив «стрекозу», короткие пальцы пристроили ее на фигурке одного из ангелов.

– Богохульствуешь, племяшка? – не одобрил Нилс.

– Помогаю,– серьезно возразила юная вервольфиха, сдвигая оружие так, чтобы оно ловчее легло под ангельское крыло.– Добро должно быть с кулаками! А еще лучше с арбалетом и полным комплектом болтов! Вон, какие времена настали! Не успевает приличный богобоязненный человек зайти в лавку, как ему на голову падают вооруженные бойцы. Поневоле станешь нарушителем закона, жить-то хочется! Или ты не согласен?

Нилс, которому на миг представилось жутковатое добро с оскаленными зубами, держащее в каждой руке по ведру с бетоном, счел за лучшее промолчать. Девушка тихонько хихикнула и с хрустом расправила плечи.

– Да ты не думай, я своих не кусаю. Мне, как и тебе, брата Михаила позарез найти надо. Ошейники повиновения – штука сильная, но работают на пойманном вервольфе только один раз. Так что у нас с настоятелем договоренность: я привожу беглого юродивого – и сразу свободна. Одежку я у края деревни под приметным кустом припрятала, дождей не было, значит, все сухое. Вернусь домой, разревусь, скажу, что лешак пугнул, что в чаще заплутала, все кинутся меня жалеть и откармливать, отосплюсь, отъемся…

Будущее свидание с безутешными родными было обрисовано столь уверенно, что Нилс понял: не первый раз племяшку «лешак пугнул». Было уже такое. Если в тот раз и не словили Варушу, заковав ошейником, то значит, сама о времени забыла и по лесу несколько дней за зайцами бегала.

– Ох, племяшка,– вздохнул Нилс.– Даже не знаю, что сказать. Однако и увлечения у тебя… Нет чтобы как нормальная девица с подружками вечером собраться и тихонько вышивать…

– Ты что, дядька? – изумилась Варуша.– Вроде и не маленький уже… Неужели честно веришь, что девчонки на своих сборищах голову от вышивания не поднимают?

– А что? – запротестовал Нилс.– Нитяные узоры – это дело непростое. Один только воротник у праздничной рубахи недели три работать надо.

– Ага. Особенно если в компании. Если в одиночку, то и за два дня можно управиться: ведь болтать и сплетничать не с кем!

– Ну и молодежь пошла,– неодобрительно заметил Нилс.– Но ты, Варуша, все равно всех переплюнула. Не понимаю, как же ты дальше жить станешь, с таким секретом?

– Обыкновенно стану,– вздернула худым плечиком девушка.– Замуж выйду, детишек нарожаю! Как четверть деревни живут, так и я!

Четверть деревни? Вот это новость…

Нилс тихо сглотнул и решил не форсировать опасную тему. В конце концов, у Варуши имеются родители, и если их устраивает то, что их ребенок ежемесячно шляется в чужие леса гоняться за барсуками, то не его дело заставлять племянницу обходиться домашними курами. Пусть бегает. А что? Вон какая здоровенькая – трое суток мотается по городу, и хоть бы хны. Только щечки побледнели, ушки заострились и бровки… скажем так, погустели. Свят-свят-свят…