Темные пространства - Горбачев Владимир - Страница 32

Но самым известным из явлений, не поддающихся классификации, стал так называемый паданский муравейник. Так прозвали строение — точнее, два строения, — возникшее на севере Италии.

Началось с того, что жителей деревни Абруска охватила строительная лихорадка. Сначала многие, а затем все поголовно начали перестраивать свои дома. У кого был один этаж, тот достраивал второй, у кого уже имелось два — выводил третий; к домам делались пристройки, ставились новые ограды и т.д. Вдовам и одиноким старикам помогали сообща, причем участвовали в этом все — от местного богача, владельца лучших виноградников, до последнего лентяя. Новое увлечение не принимало характера коллективного помешательства: жизнь шла своим чередом, люди занимались обычными делами и даже успевали после работы перекинуться парой слов с соседом за стаканчиком домашнего вина. Просто, в отличие от прежнего, достроительного времени, беседы эти не затягивались: каждый брал инструменты и продолжал начатое накануне. На расспросы знакомых из других деревень, удивленных этим приступом трудолюбия, житель Абруски обычно отвечал, что он-де давно хотел кое-что переделать, да все руки не доходили: он понятия не имеет, почему то же самое делают остальные. Обитатели Абруски сами не знали, почему их тянет строить, и скрывали свою растерянность за шутками, называя друг друга не иначе, как «господин главный каменщик» или «синьор муравей». Поскольку в этом строительном буме не было ничего таинственного, пугающего, то к нему отнеслись как к забавному курьезу. Несколько коротких заметок в местных газетах, несколько сюжетов в выпусках новостей — и о «муравьях» на время забыли. Тем более что работа вроде бы подходила к концу, заметно подросшая и похорошевшая деревня готова была, казалось, вернуться к прежнему размеренному существованию.

Потом произошли два события, вновь поставившие Абруску в центр внимания. Во-первых, замершая на время работа возобновилась, вступив в новый этап: используя уже сделанные пристройки, жители начали застраивать пространство между домами, соединяя их в одно целое; через улицы перекидывались крытые галереи, над ними надстраивались еще этажи…

Во-вторых, такая же лихорадка охватила жителей города Верончино, служившего центром округа. Здесь, как и в Абруске, перестраивалось абсолютно все, включая мэрию, школу и здание полицейского участка; полицейские, почтальоны и сам мэр принимали в этом самое активное участие. Речь шла уже не о курьезе или чудачестве — о коллективном психозе, может быть, о бедствии, требующем вмешательства общества.

Когда бригады, составленные из ученых, сотрудников спецслужб и вездесущих журналистов, прибыли в Абруску, их глазам предстало поразительное зрелище. Деревни больше не было. На ее месте возвышалось странное сооружение, имевшее форму соединенных, вдвинутых одна в другую нескольких пирамид. Внутрь вели два входа, расположенных на значительной высоте. Внутренность пирамиды лишь отчасти составляли прежние дома. Верхняя часть сооружения, многогранная, сложно организованная, поражала воображение.

Второй «муравейник» (выражение возникло сразу же и было принято всеми), гораздо более крупный, возникал на месте Верончино. Его строители уже не могли отделаться от настырных ученых шуточками. Они искренне хотели объяснить, что заставляет их поступать таким образом, но кроме фраз о том, что им «пришло в голову», ничего сказать не могли. Никакого плана работ, как и руководителя, не существовало. Люди не знали, что будут делать завтра, но утром, проснувшись, они знали, что необходимо сделать сегодня.

К изучению муравейников привлекли специалистов по египетским пирамидам, и те обнаружили кое-что общее — ориентацию по сторонам света, зашифрованные в частях сооружений размеры Земли и т.д. Было и кое-что иное: в разных частях муравейника магнитная стрелка вела себя по-разному, более того, менялась сила тяжести. Материалы исследований обоих объектов к настоящему времени занимали несколько десятков томов, работа продолжалась. Можно было еще добавить, что население Абруски и Верончино покинуло свои бывшие места обитания.

Несомненно, воля этих людей была подавлена, они действовали, подчиняясь чьему-то внушению. Кто же был этот незримый архитектор, кто отдавал приказы? Оставим пока в стороне вопрос «зачем» — он может увести нас весьма далеко, — а сосредоточимся на вопросе «кто мог это сделать». Люди Кан-дерса, несомненно, могли. И не напоминает ли сложная конфигурация «муравейников» необычные формы «темных пространств»? А раз так, то не следует ли мне отправиться в Ломбардию и показать бывшим обитателям Абруски и Верончино имеющиеся фотографии — вдруг они вспомнят, что вот этот, да, синьор, этот человек появлялся несколько раз в их селе? Или мне следовало побеседовать с теми, кто блокировал космопорт в Кайенне? А может быть, с теми, кто сжигал ведьм на Ставрополье?

Риман был прав — похожее действительно отыскалось, его было много, слишком много. Но я уже убедился на двух примерах, что эти следы могут вести в никуда. Какое же из направлений выбрать? Так я раздумывал, уставившись в экран, на котором еще возвышался поражающий воображение «муравейник», когда раздался сигнал вызова. Я включил визор и увидел одного из своих помощников. Вид у него был такой, словно он только что выиграл на конкурсе виллу во Флориде.

— Мы нашли его! — выпалил он.

— Кого?

— Руперта, Джона Руперта! Одного из группы.

— Где?

— Гавайи, остров Мауи. Передаю точный адрес. Вот. У него там дом с поместьем. Все оформлено на имя некоего Лопеса — и дом, и земля, и страховка. Все сделано очень чисто, просто класс!

— Да, действительно, — согласился я, просматривая документы, которые один за другим появлялись на втором экране. — Молодцы, поздравляю. Как же вы на него вышли?

— Дело в том, что… В общем… — Теперь младший инспектор уже не походил на счастливого победителя. Кажется, он готов был признаться в том, что во время конкурса слегка отравил основных соперников. — В общем, нам помог мистер Сибилл.

— А, вот что… — глубокомысленно протянул я. — Что ж, вовремя обратиться к оракулу — это тоже…

— Да, конечно… Только…

— Что?

— Понимаете, тут произошла какая-то странная штука… Я сам не знаю, как это объяснить…

— Что объяснить? Да не тяните же!

— Видите ли, дело в том, что мы не запрашивали мистера Сибилла. Не посылали ему никакого запроса, понимаете? Просто он вдруг включился — знаете, как он это всегда делает, совершенно бесцеремонно — и выложил нам все данные. Сам. Вы можете это как-то объяснить?

Глава 14

МИШЕНЬ

В этот утренний час шестой трансконтинентальный коридор для судов класса XI7, к каковым относился и мой «головастик», был почти пуст. Радар показывал лишь три судна впереди, да в двух километрах сзади шел тем же курсом флайер, похожий на мой. Изгибаясь вначале к югу, коридор затем вел на восток до Гонконга, где превращался в маршруты № 2 и № 87. Впрочем, я собирался свернуть раньше. Можно было, конечно, лететь обычным рейсом, но флайер давал мне полную автономию, обеспечивая надежную связь с Управлением, а главное — доступ к архивам. Вот и сейчас, задав программу полета, я вызвал на экран все полученные к этой минуте данные и принялся их изучать.

Джон Фитцжеральд Руперт родился в 1916 году в Нортоне, штат Огайо. Колледж, Принстонский университет, Сорбонна. Магистр архитектуры, один из авторов проекта нового делового центра Абиджана. В возрасте 29 лет поступил в школу Кандерса — как раз накануне ее бегства из Голландии. В школе он был одним из самых молодых. Да и сейчас не совсем стар — 59. После смерти Кандерса, как и все, бесследно исчез. Поместье куплено в 64-м году. С тех пор Лопес-Руперт безвылазно живет в нем, ничем себя не проявляя. Впрочем, никто и не следил за мистером Лопесом — с какой стати? Посещал его кто-нибудь? Неизвестно. Совершал ли он сам какие-то поездки? То же самое. А главное — чем он занимался? Все это мне предстояло узнать.