Весенний подарок для девочек. Лучшие романы о любви (сборник) - Иванова Вера - Страница 23

— Идиоты! Неужели не понимаете, что дискотеку закроют? — сказал физкультурник. — Скажите спасибо, что за грохотом этих «Носорогов» директриса ничего не слышала. Даете слово, что прекратите драку?

Кура вырвался из рук Орловского и, ни на кого не глядя, пошел по направлению к выходу.

— Вася, подожди! — крикнула Милка и побежала за ним, скользя по линолеуму высокими каблуками.

Физкультурник отпустил Пороховщикова, погрозил ему кулаком и пошел к залу, дальше контролировать ситуацию в самой гуще веселящихся. Алексей прислонился к стене. Под глазом у него быстро набухал фиолетом синяк, из разбитой губы текла кровь. Лена, забыв свои неприятности, подскочила к нему и своим кружевным платочком начала вытирать разбитое лицо.

— Вы чего? — только и мог спросить у Пороховщикова удивленный Вадим.

Честно говоря, Алексей не знал, с какой стати Кура налетел на него и повалил на пол, но при Лене он такого сказать не мог. Он, скривившись, будто бы от жуткой боли, мужественно проронил:

— Так… Это наши с ним мужские дела…

— Больно? — участливо спросила Слесаренко.

— Терпимо… Но я ему тоже врезал не слабо…

По залу уже пронесся слух о драке парней из 9-го «Г», и к стенду о военно-патриотической работе стеклись одноклассники.

— Что тут случилось? — спросила Марго.

— Ты опоздала, — усмехнулся Вадим. — Уже все закончилось. Можно снова идти танцевать.

— Мне кажется, — сверкнула она глазами, — что я поспела как раз вовремя. Раз уже время танцевать, то я… приглашаю тебя!

Орловский удивленно отпрянул и посмотрел на стоящего рядом с Марго Рыбаря. У Богдана вытянулось лицо, он непонимающе взирал на происходящее.

— Спасибо за приглашение, — смутился Вадим, — но… я сегодня не танцую…

— Неужели ты сможешь отказать… влюбленной в тебя девушке? — в той тишине, которая только и могла быть в коридоре дискотеки в перерыве между танцами, с вызовом спросила Марго.

Одноклассники замерли в ожидании развязки. Орловский мучительно придумывал, как выйти из создавшейся ситуации, а Рыбарь не своим голосом проговорил:

— Рита, как же так…

— Так, как есть! Я его люблю! — И Марго ткнула длинным ногтем в грудь Вадима.

— Но Рита! — в отчаянии крикнул Рыбарь.

— А ты вообще молчи! — развернулась к нему Григорович. — Думаешь, ты мне нужен? Да ни одной минуты! Мне просто надо было наказать вашу Маринку… эту юродивую… эту кошатницу… Да-да, тебя! — и Марго ткнула ногтем в только что подошедшую к одноклассникам Митрофанову. — Гляди, как Рыбарь легко от тебя оторвался! Стоило только поцеловать его покрепче! А что, Орловский, — она повернулась к Вадиму, — хочешь я и тебя сейчас поцелую? При всех! Тут же забудешь свою Митрофанову!

Вадим с ужасом смотрел и на Марго, и на побледневшего до синевы Рыбаря, и на растерянную Марину, и на Феликса, еще держащего после танца ее за руку, и совершенно не представлял, что в этой ситуации лучше сделать. Наверно, произошло бы еще что-нибудь столь же ужасное, если бы вдруг неожиданно не погас свет. В зале сначала обрадованно закричали и завизжали, а потом поняли, что музыки вообще-то тоже не слышно, и загомонили уже встревоженно и возмущенно. По коридору забегали какие-то люди, потом в дверях началась давка. Из зала раздавались крики директрисы и учителей, которые призывали всех к спокойствию, поскольку, скорее всего, произошла какая-то авария электросети.

Дискотека, таким образом, была закрыта, и в темноте никто не видел, как выбрался из школы и поплелся к дому раздавленный Рыбарь. Он забыл в гардеробе свою единственную куртку, но ему и без нее было жарко. Он рванул ворот новенького джемпера. Нитки треснули, и оторвавшийся голубой лоскут дал возможность холодному ноябрьскому ветру охладить его пылающую отчаяньем грудь. Что же это с ним случилось, невероятное и невозможное? За что он так наказан? Что такого ужасного он сделал? Богдан задавал себе все новые и новые вопросы только для того, чтобы не отвечать на них, потому что сразу, еще в школьном коридоре, понял, в чем провинился. Это ему за предательство. Это ему за Марину, за то самое «нет!» в телефонную трубку.

Он забрался с ногами на подоконник у своей квартиры в вечно темном подъезде. Здесь его поцеловала Марго, и он сразу расплавился и растекся маслом. Как же! Самая красивая девушка школы — и в его объятиях… Как хорошо, что сейчас никто его не видит! По лицу Богдана, обжигая, текли самые настоящие горючие слезы. Последний раз он плакал лет в шесть, когда у него во дворе отобрали игрушечный паровоз. Уже тогда, будучи еще совсем карапузом, он дал себе слово никогда больше не плакать, чтобы не радовать своим отчаяньем врагов, но сегодня удержаться не мог. Такого кошмара с ним еще никогда не случалось.

А в школе под неверный свет свечей, которые принесла запасливая завхоз, девятиклассники пытались найти в гардеробе свои вещи. Вадим повесил куртку с краю, поэтому сразу нашел ее, а потом довольно быстро отыскал и ярко-красный Маринин пуховик. Они оделись и вышли на крыльцо.

— Сегодня уже поздно и для цирка, и для хоккея, — сказал Орловский. — Давай просто пройдемся по улице, а то от всех этих впечатлений аж голова кругом.

Марина, не отвечая, зашагала рядом. С крыльца завистливым взглядом их провожал Феликс и думал о том, что у него так ничего и не получилось сегодня, как, впрочем, и всегда. В отличие от Чернобога, у него все-таки очень нерешительный характер. Вот, к примеру, сейчас он вполне мог бы, как Кура на Лешку, налететь на Орловского и дать ему в ухо, повалить его в грязь, а потом, может быть, даже и здорово пострадать от тяжелого кулака Вадика. Марина наверняка как-нибудь на это среагировала бы. Может быть, даже бросилась вытирать с его лица кровь, как Слесаренко — с Лехиного. Так нет, он, Феликс, стоит, смотрит вслед любимой девушке, уходящей с другим, и даже не трогается с места. Так вообще можно все на свете растерять. Вот и Лены что-то уже не видно рядом… Эх, зачем родители воспитали из него такого интеллигента, которому очень непросто вмешаться в чужие отношения и настаивать на своем? Взять Вадика! Все знают, что Митрофанова к нему равнодушна, так он все равно от нее не отстает, что, кстати, очень правильно. Капля камень точит… Может, и Орловскому чего отвалится, учитывая мерзкую историю с Рыбарем. Феликс горько вздохнул, поднял ворот куртки, защищаясь от порывов почти уже зимнего ветра, и понуро потащился домой к своим очень интеллигентным родителям.

…Марина с Вадимом шли в сторону сквера, не замечая холода, и молчали. Каждый вспоминал то, что с ним произошло за последнее время, взвешивая все на собственных весах справедливости. Орловский считал, что Рыбарь получил от Марго по заслугам, а Марина, как всегда и всех, жалела Богдана. Она представляла, как тяжело теперь ему будет явиться в класс, и понимала, что помочь ему уже ничем не сможет. Она жалеет его, но не простит… Никогда… Как ни старалась бы…

Одноклассники дошли до знаменитого куста барбариса, уже абсолютно голого и некрасивого, и Марина замедлила шаг. Она незаметно глянула на Орловского. Почему она так упорно отказывается от него? Он вовсе не так плох, как она раньше о нем думала. Во всей этой истории он, пожалуй, держался достойнее всех. А какой чистый у него профиль… И эти чудесные густые волосы… Марина остановилась, повернулась к молодому человеку и еле слышно попросила:

— Вадим, поцелуй меня…

Орловский вздрогнул от неожиданности. По лицу его пробежала волна не очень понятных Митрофановой чувств, и она повторила, громче и настойчивей:

— Поцелуй меня… пожалуйста…

Вадим едва коснулся губами ее щеки.

— Нет, не так… — прошептала Марина. — По-другому, как говорила Марго…

Орловский не очень хорошо представлял, как это «по-другому». Несмотря на свой имидж школьного плейбоя, он не целовался никогда в жизни. Конечно, в фильмах он видел и кое-что покруче поцелуев, но жизнь — это вам не кино… это совсем другое… Собрав в кулак всю свою волю, он обнял Марину, приник к ее губам, и они оба чуть не задохнулись этим своим первым настоящим поцелуем. Наверно, именно его им и не хватало, чтобы их отношения наконец сдвинулись с мертвой точки. Вадим, правда, смог еще подумать, что мамин амулет все-таки сделал положенное ему дело, а вот Марина ни о чем не думала. Она вся растворилась в новых ощущениях, не замечая ни ветра, свистящего в ушах, ни первого снега, который будто специально посыпал с черного неба аккурат к их первому поцелую.