Особые поручения: Декоратор - Акунин Борис - Страница 31

– А по разговору он кто, барин или из простых? Как одет-то был?

– По одеже не поймешь. Может, из приказчиков, а может, и чиновник. Только говорил по-барски. И слова не все понятные. Я одно запомнила. Как на Матрешку глянул, сам себе говорит: «это не лишай, это редкий невус-матевус». Невус-матевус, вот как Матрешку мою обозвал, я запомнила.

– Невус матернус, – поправил Эрастик. – Это на дохтурском языке «пятно родимое».

Все-то знает, светлая головушка.

– Эрастик, пойдем, а? – Инеска тронула ненаглядного за рукав. – Коньячок заждался.

– А чего ходить, – вдруг пропела наглая курва Глашка. – Коли уж пришли. Коньячок и у меня для дорогого гостя отыщется, шустовский, на Светлую Пасху берегла. Как звать-то вас, кавалер пригожий?

Масахиро Сибата сидел у себя в комнате, жег ароматические палочки и читал сутры в память о безвременно оставившем сей мир служилом человеке Анисии Тюльпанове, его сестре Соньке-сан и горничной Палашке, горевать по которой японский подданный имел свои особенные основания.

Комнату Маса обустроил сам, потратив немало времени и денег. Соломенные татами, которыми был застлан пол, доставили на пароходе из самой Японии. Зато комната сразу стала золотистая, солнечная, и пол весело пружинил под ногами, не то что топать по холодному, мертвому паркету из глупого дуба. Мебели здесь не было вовсе, зато в одну из стен встроился поместительный шкаф с раздвижной дверцей – там хранились одеяла и подушки, а также весь Масин гардероб: хлопчатый халат-юката, широкие белые штаны и такая же куртка для рэнсю, два костюма-тройки, зимний и летний, и еще красивая зеленая ливрея, которую японец особенно уважал и надевал только по торжественным случаям. На стенах радовали глаз цветные литографии, изображавшие царя Александра и императора Муцухито. А в углу, над полкой-алтарем, висел свиток с древним мудрым изречением: «Живи правильно и ни о чем не сожалей». Сегодня на алтаре стоял фотографический снимок – Маса и Анисий Тюльпанов в Зоологическом саду. Прошлым летом снято. Маса в летнем песочном костюме и котелке, серьезный, у Анисия рот до ушей и из-под фуражки уши торчат, а сзади слон, и уши у него такие же, только намного больше.

От горестных мыслей о тщетности поисков гармонии и непрочности мира Масу отвлек телефонный звонок.

Фандоринский лакей прошел в прихожую через пустые, темные комнаты – господин где-то в городе, ищет убийцу, чтобы отомстить, госпожа ушла в церковь и вернется нескоро, потому что нынче ночью главный русский праздник Пасуха.

– Аро, – сказал в круглый раструб Маса. – Это нумер гаспадзина Фандорина. Кто говорит?

– Господин Фандорин, это вы? – донесся металлический, искаженный электрическими завываниями голос. – Эраст Петрович?

– Нет, гаспадзин Фандорин нету, – громко проговорил Маса, чтобы перекричать завывание. В газете писали, что появились аппараты новой усовершенствованной системы, передающие речь «без малейших потерь, замечательно громко и ясно». Надо бы купить. – Поззе дзвоните падзяруста. Передати сьто?

– Благодарю, – голос с воя перешел на шелест. – Это конфиденциально. Я протелефонирую потом.

– Прошу рюбить и дзяровать, – вежливо сказал Маса и повесил трубку.

Плохие дела, совсем плохие. Господин третью ночь без сна, госпожа тоже не спит, все молится – то в церкви, то дома, перед иконой. Она всегда много молилась, но столько – никогда. Всё это кончится очень плохо, хотя, казалось бы, куда уж хуже, чем сейчас.

Вот нашел бы господин того, кто убил Тюри-сан, кто зарезал Соньку-сан и Палашу. Нашел бы и сделал верному слуге подарок – отдал бы Масе этого человека. Ненадолго – на полчасика. Нет, лучше на час…

За приятными мыслями время летело незаметно. Часы пробили одиннадцать. Обычно в соседних домах в это время уж давно спят, а сегодня все окна светились. Такая ночь. Скоро по всему городу загудят колокола, потом в небе затрещат разноцветные огни, на улице станут петь и кричать, а завтра будет много пьяных. Пасха.

Не сходить ли в церковь, постоять вместе со всеми, послушать тягучее, басистое пение христианских бонз. Все лучше, чем одному сидеть и ждать, ждать, ждать.

Но ждать больше не пришлось. Хлопнула дверь, раздались крепкие, уверенные шаги. Господин вернулся!

– Что, один горюешь? – спросил господин по-японски и легонько коснулся Масиного плеча.

Такие нежности меж ними были не заведены, и от неожиданности Маса не выдержал, всхлипнул, а потом и вовсе заплакал. Влаги с лица не вытирал – пусть течет. Мужчине слез стыдиться нечего, если только они не от боли и не от страха.

У господина глаза были сухие, блестящие.

– Не всё у меня есть, что хотелось бы, – сказал он. – Думал с поличным взять. Но ждать больше нельзя. Времени нет. Нынче убийца еще в Москве, а потом ищи по всему свету. У меня есть косвенные улики, есть свидетельница, которая может опознать. Довольно. Не отопрется.

– Вы берете меня с собой? – не поверил своему счастью Маса. – Правда?

– Да, – кивнул господин. – Противник опасный, а рисковать нельзя. Может понадобиться твоя помощь.

Снова зазвонил телефон.

– Господин, звонил какой-то человек. По секретному делу. Не назвался. Сказал, позвонит еще.

– Ну-ка возьми вторую трубку и попробуй понять, тот же самый или нет.

Маса приставил к уху металлический рожок, приготовился слушать.

– Алло. Нумер Эраста Петровича Фандорина. У аппарата, – сказал господин.

– Эраст Петрович, это вы? – проскрипел голос, тот же самый или другой – непонятно. Маса пожал плечами.

– Да. С кем имею честь?

– Это я, Захаров.

– Вы?! – крепкие пальцы свободной руки господина сжались в кулак.

– Эраст Петрович, я должен с вами объясниться. Я знаю, все против меня, но я никого не убивал, клянусь вам!

– А кто же?

– Я вам все объясню. Но только дайте честное слово, что придете один, без полиции. Иначе я исчезну, вы меня больше не увидите, а убийца останется на свободе. Даете слово?

– Даю, – без колебаний ответил господин.

– Я вам верю, ибо знаю вас как человека чести. Можете меня не опасаться, я вам неопасен, да и оружия при мне нет. Мне бы только объясниться… Если все же опасаетесь, прихватите вашего японца, я не возражаю. Но только без полиции.

– Откуда вы знаете про японца?

– Я про вас много что знаю, Эраст Петрович. Потому и верю только вам… Сейчас же, немедля, отправляйтесь на Покровскую заставу. Найдете там на Рогожском валу гостиницу «Царьград», такой серый дом в три этажа. Вы должны приехать не позднее, чем через час. Поднимайтесь в 52-й нумер и ждите меня. Убедившись, что вы действительно пришли только вдвоем, я поднимусь к вам. Расскажу всю правду, а там уж супите, как со мной быть. Я подчинюсь любому вашему решению.

– Полиции не будет, слово чести, – сказал господин и повесил трубку.

– Всё, Маса, теперь всё, – сказал он, и лицо у него стало чуть менее мертвым. – Будет взятие с поличным. Дай мне крепкого зеленого чаю – опять ночь не спать.

– Что приготовить из оружия? – спросил Маса.

– Я возьму револьвер, больше мне ничего не понадобится. А ты бери что хочешь. Учти: этот человек – чудовище. Сильное, быстрое, непредсказуемое. – И тихо добавил. – Я решил и в самом деле обойтись без полицейских.

Маса понимающе кивнул. Без полицейских в таком деле, конечно, лучше.

Признаю свою неправоту, не все сыскные безобразны. Этот, например, очень красив.

Сладко замирает сердце, когда я вижу, как сужает он круги, подбираясь ко мне. Hide and seek.[6]

Такого неинтересно раскрывать миру – снаружи он почти столь же хорош, как внутри.

Но можно поспособствовать его просветлению. Если я в нем не ошибаюсь, он человек незаурядный. Он не испугается, а оценит. Я знаю, ему будет очень больно. Сначала. Но потом он сам меня поблагодарит. Как знать, не станем ли мы единомышленниками? Мне кажется, я чувствую родственную душу. А может быть, целых две родственных души? Его слуга-японец происходит от народа, который понимает истинную Красоту. Высший миг бытия для жителя этих далеких островов – раскрыть перед миром Красоту своего чрева. Тех, кто умирает этим прекрасным способом, в Японии чтут как героев. Вид дымящихся внутренностей там никого не пугает.