Боярин - Гончаров Олег - Страница 18

Вот только откуда грому-то так рано взяться? До первых гроз весенних еще не близко. Только лед с рек сошел, земля еще стылая, а вода ледяная. С чего гроза-то?

Когда вспомнил, где я и как очутился здесь, понял, что это не гром вовсе. Вот тогда совсем проснулся. Поморщился от барабанного стука и наружу из шкур полез. А барабанщик бьет ладно, и в ритм его уханию скрипят весла в укрепах. Спешат куда-то ладейщики, потому и часто громыхает над студеной рекой. А куда спешат? Вот и узнаем сейчас.

Выбрался я из-под помоста на свет Божий. Глаза на солнышко весеннее прищурил. А барабанщик вдруг с лада сбился, закричал гортанно, руками замахал. И гребцы весла побросали, на ноги вскочили. От такой прыти людской закачалась ладья, едва бортами реку не зачерпнула. Видно, решили ладейщики, что демон неведомый из Нави вырвался да на их суденышко утлое набросился. Загалдели, за оружием потянулись. Несдобровать бы мне, если бы я руки кверху не поднял да не закричал:

– Помогите, люди добрые! Не от хорошей жизни я к вам на ладью забрался!

Глаза-то прищурены, считай, что и не вижу ничего, только слышу, как притихли они. Ждут чего-то.

– Это что за невидаль такая? – кто-то по-булгарски спрашивает.

– Человек я, – отвечаю, а сам веки тру, чтоб быстрее к свету привыкнуть.

– Разбойник?! – разглядел я, кто это ко мне с расспросами пристает.

Мужик невысокий, волосами и бородой курчавой черен. Брови густые на переносице срослись, глаза с прищуром и кожа на щеках смуглая. Нос орлиный, а в усах проседь. Одет небогато, но ладно. И корзно на нем добротное, и сапоги справные. По всему видно, что он у них за главного. Вот к нему я в ноги и кинулся:

– Не погуби, добрый человек. Мне в Итиль-город скорее надобно. Уж не туда ли вы путь держите?

– А хоть и туда, – он мне с опаской отвечает. – Только с какой радости нам тебя до столицы Хазарской везти? Скинем за борт, и дело с концом. Нам лишний груз ни к чему.

– А я вот… – достал я кошель из-за ворота. – Заплачу за перевоз деньгою звонкой. Сколько вам надобно?

– А если пять дирхемов серебряных запрошу? – Понял купчина, что с меня приварок нежданный получить можно, торговаться стал, значит, пока убивать меня не собираются.

– Я вам и шесть отдам, – взмолился я, – только до Итиля в целости меня доставьте.

– А не обманешь? – спросил чернявый примирительно.

– Нет, не обману. Богами клянусь, что сполна рассчитаюсь, – вынул я из кошеля золотой. – Вот и задаток, – говорю. – А если поторопитесь, то еще сверху три дирхема дам.

– Проходи, гость дорогой, – попробовал купец золотой на зуб, кивнул одобрительно, шагнул в сторону, мне на помост путь открыл да рукой на шатер, что пристроили на носу ладейном, указал. – Мы люди честные и договор блюсти согласны.

Так и поплыли мы дальше. И первая гроза меня уже в Итиле-городе нагнала. Только я на пристань ступил, с попутчиками своими расплатился да у грузалей узнал, где дом Авраама бен Саула искать, тут она на меня и нахлынула. Я по раскисшей земле вперед скользил да с Перуном переругивался, а в душе у меня птицы радостные пели. Чуяло сердце, что недалеко теперь суженая моя, что увижу ее скоро, а сердце-то не обманешь.

– Эй, чего мешкаешь? – скрипучий голос старика Асира пробудил меня от воспоминаний. – Давай, поднимайся сюда. Ждет тебя Авраам.

– Иду, – сказал я.

– Ты не боись, – наставлял меня старик перед дверью. – Авраам – человек добрый. Он зазря никого не обижает. Говори смело, с чем приехал, а я толмачить буду.

Он распахнул ярко размалеванные створки, и мы вошли в просторную горницу. Здесь стоял маленький столик, накрытый расшитой скатеркой. На столе стоял чудной светильник о семи рожках, который освещал горницу. За столиком сидел благообразный, красиво одетый пожилой человек. Длинная, завитая кольцами борода спадала на его увешанную тяжелыми гривнами грудь. Курчавые седые волосы ниспадали на широкие плечи. Он внимательно оглядел меня с ног до головы, огладил бороду и поправил маленькую шапочку, прикрывавшую его макушку. Затем постучал пальцами по столешне, повернулся к Асиру и тихо сказал что-то, кивнув на меня.

– Авраам бен Саул спрашивает, – проскрипел старик, – кто ты? Зачем пришел к нему, скромному слуге Создателя?

Я учтиво поклонился, коснувшись кончиками пальцев пола.

– Дядя твой, Соломон-лекарь, велел тебе, Авраам бен Саул, поклон передать. А с поклоном вместе вот это доставить, – вынул я из кошеля рубин.

Асир осторожно взял у меня камень, с бережением поднес его к столику и положил перед Авраамом. Тот мельком взглянул на рубин, потом бросил взгляд на меня и снова сказал что-то старику. Асир попытался возразить, но иудей жестом остановил его и повторил свои слова.

– Он велел, – пояснил мне Асир, – чтобы я оставил вас, – вздохнул он тяжко и вон поковылял.

– Я вижу, – сказал Авраам, как только старик прикрыл за собой дверь, – что ты честный человек.

– Во лжи уличен не был, – склонил я голову.

– Ты не удивляйся, что я на вашем наречии говорю, – улыбнулся Авраам. – Меня еще в детстве Асир выучил. Состарился он совсем, – вздохнул иудей. – Жалко его, вот и попросил его толмачом побыть, чтоб он себя при деле чувствовал.

Он встал из-за стола, подошел ко мне и сказал негромко:

– Как умер Соломон?

Рассказал я ему о смерти друга и наставника своего. Все рассказал, без утайки. И как его в порче обвинили, и как на правиле казнить хотели, и как помиловала его Ольга в последнее мгновение. А за окном продолжала бушевать гроза. Словно сама природа оплакивала ушедшего из жизни хорошего человека.

Смахнул украдкой слезу Авраам, когда я рассказ свой закончил, потом помолчал немного и сказал наконец:

– Я знаю тебя. Ты княжич древлянский, сын Мала Нискинича?

Я от удивления даже рот раскрыл. А иудей со стола светильник взял, подошел ко мне и прямо в глаза заглянул с интересом великим.

– Писал мне про тебя дядя, – сказал он. – Обо всех делах, что в Куяве творятся, сначала я узнавал, а потом уже кагану докладывал. Хорошо о тебе Соломон отзывался. Говорил, что Куяве такой правитель, как ты, очень даже полезен будет.

– Не правитель я, до сих пор полонянином у Святослава считаюсь, – смутился я и в сторону глаза отвел, пристального взгляда не выдержал.

– Это ничего, – сказал Авраам. – Разве может постичь человек промысел Создателя? Вон, каган наш тоже по молодости у отца хуже раба последнего был. С челядью за одним столом питался, со слугами вместе спал. Только однажды Создатель так его жизнь повернул, что он на самой вершине оказался. Как знать, что завтра будет? Как знать?

– Я к тебе не только из-за рубина пришел, – сознался я и на Авраама взглянул. – Соломон сказал, что ежели нужда у меня будет, то можно к тебе за подмогой обратиться.

– Вот поедим сейчас и расскажешь, – кивнул иудей и светильник на стол поставил, взял со скатерки рубин алый и сквозь него на пламя взглянул. – Наверное, проголодался с дороги-то?

– Длинным рассказ получится, – пожал я плечами и меч на кушаке поправил.

– А я не спешу никуда, – Авраам рукой на скамью, что у стены стояла, указал. – Присядь, а я пока велю, чтобы нам еды и питья подали.

После того как поели мы и вина доброго выпили, Авраам дверь поплотнее притворил и сел напротив.

– Ну, рассказывай давай, в чем нужду терпишь. А потом решим, чем я тебе помочь смогу.

– Ну, и чего же ты остановился? Проходи, Якоб. Давно ты меня, старика, не навещал, – Авраам был сама любезность, и это сильно озадачило телохранителя кагана Хазарского.

Осторожно, словно в логово дикого зверя, Якоб вошел в дом ребе.

Он не ожидал, что Авраам позовет его, тем более что в последнее время их отношения совсем испортились. И вдруг сегодня утром к Якобу пришел старый Авраамов слуга и принес приглашение на обед. Воин долго думал, прежде чем решился ответить на приглашение. Сослаться на занятость он не мог, ведь только вчера при всех каган наградил его свободным днем. Авраам, конечно же, слышал это, и теперь отказ мог быть воспринят как неуважение к почтенному ребе. А сейчас начинать открытую войну Якобу совсем не хотелось.