Психология будущего. Уроки современных исследований сознания - Гроф Станислав - Страница 3

Кроме того, частным образом я был вовлечён ещё и во многие другие занятия, более или менее непосредственно связанные с необычными состояниями сознания. Я принимал участие в ритуальных церемониях представителей первобытных культур различных частей света, встречался с североамериканскими, мексиканскими и южноамериканскими шаманами, а также обменивался сведениями со многими антропологами. Были у меня и продолжительные встречи с представителями различных духовных направлений, в том числе таких, как дзен, випашьяна, буддизм ваджраяны, сиддха-йога, тантра и христианский монашеский орден бенедиктинцев.

Другой областью, которой я также уделял много внимания, была танатология — молодая дисциплина, изучающая околосмертные переживания и психологические и духовные аспекты смерти и умирания. В конце 60-х — начале 70-х годов я участвовал в широком исследовательском проекте по изучению влияния психоделической терапии на людей, умирающих от рака. Наверное, стоит также добавить, что мне выпала большая удача быть лично знакомым и сотрудничать с некоторыми великими медиумами и парапсихологами нашего времени и с терапевтами — первопроходцами в области лабораторных исследований сознания, что развивали и практиковали высокоэффективные виды терапии переживания, вызывавшие необычные состояния сознания.

Моя первая встреча с необычными состояниями сознания оказалась испытанием неимоверно трудным и с эмоциональной, и с интеллектуальной стороны. В первые годы своей работы в лаборатории по исследованию психоделиков я ежедневно был буквально бомбардирован результатами опытов и наблюдений, к которым моё медицинское, в частности, психиатрическое образование меня не подготовило. По сути дела, я видел и переживал то, что в контексте научной картины мира, в соответствии с которой я воспитывался, считалось невозможным и предполагалось, что оно не должно происходить. И всё-таки эти явно невозможные вещи происходили.

Позже, когда я преодолел первоначальное концептуальное потрясение и сомнения относительно собственного здравомыслия, я стал осознавать, что проблемы могут заключаться не в моей способности к наблюдению и к критической оценке, но в ограничениях нынешней психологической и психиатрической теории и в ограниченности материалистической монистической парадигмы западной науки. Вполне естественно, что было нелегко прийти к подобному пониманию до тех пор, пока мне не пришлось начать борьбу с тем чувством благоговения и почтения, каковое студент-медик или начинающий психиатр испытывает по отношению к академическим установлениям, научным авторитетам, к пленяющим воображение дипломам и титулам.

За эти годы моё первоначальное подозрение относительно несостоятельности академических теорий, касающихся человеческой психики и сознания, постепенно превратилось в убеждение, которое подпитывали и укрепляли как тысячи клинических наблюдений, так и собственный личный опыт. Ибо в ту пору у меня уже не было никаких сомнений в том, что данные, полученные благодаря исследованию необычных состояний сознания, представляют собой решающее мировоззренческое испытание для той научной парадигмы, что ещё и по сей день господствует в психологии, психиатрии, психотерапии и во многих иных дисциплинах.

Эта книга представляет собой попытку более или менее методичным и всеобъемлющим образом определить области исследований, требующие решительного пересмотра, и высказать предположения относительно направления и природы необходимых изменений. Концептуальные возражения, представляемые исследованиями сознания, являются основополагающими и не могут быть разрешены посредством лоскутной перекройки некоторых второстепенных областей знания или же посредством нескольких поставляемых на данный случай вымученных гипотез. Я считаю, что природа и размах концептуального кризиса, с которым сегодня столкнулась психология и психиатрия, сравнимы с ситуацией в физике, спровоцированной в начале XX столетия результатами опыта Майкельсона—Морли.

Вводная глава книги предлагает некое общее обсуждение вопросов, связанных с необычными состояниями сознания, роли, каковую они играли в культурной и духовной, в том числе обрядовой, жизни человечества, и тех серьёзных возражений, которые они предъявляют материалистическому монистическому мировидению западной науки. Завершается эта глава обзором областей знания, в которых уже назрели значительные концептуальные изменения, и кратким описанием природы предполагаемых альтернатив. Эти альтернативы несколько глубже и шире раскрываются в последующих разделах книги.

Основная тема следующей главы — первая из этих областей, природа и источник сознания и измерения человеческой психики. Результаты наблюдений, которые демонстрируют исследования сознания, рассеивают общепринятый миф материалистической науки, гласящий, что сознание является эпифеноменом материи, продуктом нейрофизиологических процессов, происходящих в мозгу. Они показывают, что сознание — это исходное неотъемлемое свойство существующего, и что оно способно на многообразные виды действий, которые не может выполнять мозг. Согласно этим новым открытиям, сознание человека сопричастно широкому вселенскому полю космического сознания, пронизывающему всё существующее, и является его частью.

К тому же традиционная академическая психиатрия и психология пользуются моделью психики, ограниченной биологией, послеродовой биографией и фрейдовским индивидуальным бессознательным. Но если мы хотим всё же объяснить все феномены, происходящие в холотропных состояниях сознания, наше понимание человеческой психики должно быть коренным образом расширено. Очерченная в книге новая картография психики включает две дополнительные области: околородовую (связанную с травмой рождения) и надличностную (охватывающую все виды наследственной, расовой, коллективной и психогенетической памяти, кармические переживания и архетипические движущие силы).

На страницах этой книги подобное широкое представление о психике применяется и для объяснения разнообразных эмоциональных и психосоматических нарушений, которые не имеют под собой органической основы (так называемая «психогенная психопатология»). Чтобы объяснить такие состояния, традиционная психиатрия применяет модель, ограничивающуюся изучением биографических травм, происходящих уже после родов, в младенческом и детском возрасте или на протяжении последующей жизни. Новое понимание предполагает, что корни подобных нарушений залегают намного глубже и имеют в своём составе значительные доли, происходящие и из дородового уровня, и из надличностной области психики.

Одним из важнейших последствий такого нового понимания измерений человеческой психики является осознание того, что многие состояния, которые современная психиатрия рассматривает как патологические и лечит супрессивными медикаментозными средствами, в действительности представляют собой «духовные осложнения», духовно-душевные кризисы, таящие в себе целительные и преображающие возможности. Обсуждению природы этих состояний, вызывающих их ситуаций, форм их проявления и новых терапевтических стратегий посвящается отдельная глава книги.

Следующая глава рассматривает неявные практические следствия новых наблюдений и исследований, относящихся к человеческой психике. В ней обсуждаются основы психотерапии, использующей холотропные состояния, и механизмы исцеления, становящиеся доступными, когда процесс самопознания через переживание достигает околородового и надличностного уровней. Особый раздел данной главы рассматривает теорию и практику холотропного дыхания и показывает, каким образом в подобной форме терапии, целиком основанной на опыте, эти новые основы проявляются и используются.

Результаты наблюдений над холотропными состояниями всерьёз расшатали камень преткновения материалистического мышления — веру в первичность материи и в полное отсутствие духовного измерения в текстуре существующего. Они представляют собой непосредственное экспериментальное и эмпирическое свидетельство того, что духовность является решающим и основополагающим неотъемлемым свойством человеческой психики и мироустроения. Этой важнейшей теме в книге уделяется особое внимание. Здесь же приводятся доводы в пользу того, что духовность и наука, понимаемые правильно, не находятся и даже не могут находиться в противостоянии, но представляют собой два взаимодополняющих подхода к существующему.