Психология будущего. Уроки современных исследований сознания - Гроф Станислав - Страница 27

Зоофобия — боязнь животных, причем это могут быть существа различных видов, как звери большие и опасные, так и маленькие и безвредные. По своей сути она никак не связана с той действительной опасностью, каковую представляет для людей то или иное конкретное животное. Тем не менее, в классическом психоанализе ужасное животное рассматривалось в качестве символической репрезентации кастрирующего отца или злой матери и всегда несло на себе дополнительное сексуальное значение. Но работа с холотропными состояниями выявила, что подобная биографическая интерпретация зоофобий просто неверна и надуманна, что сами по себе чрезвычайно значимые корни страхов при подобных расстройствах залегают в околородовой и надличностной областях.

Если предметом боязни выступает какое-то большое животное, то важнейшими составляющими, по всей видимости, выступают либо боязнь быть съеденным, проглоченным им или воплощенным в него (в случае волка), либо же его связь с беременностью и кормлением (в случае коровы). Ранее уже отмечалось, что архетипическая символика начала БПМ-2 связана с переживанием того, что вас проглатывают или воплощают в себя. Этот страх поглощения, связанный с рождением, может переноситься на крупных животных, особенно на хищников.

Кроме того, некоторые животные имеют конкретную символическую связь с процессом рождения. Так, образы огромных пауков часто появляются на начальной стадии БПМ-2 как символы всепожирающего женского начала. Вероятно, это отражает то обстоятельство, что пауки ловят в свои сети свободно летающих насекомых, а затем их обездвиживают, закутывают в кокон и убивают. В такой последовательности событий нетрудно заметить глубокое сходство с переживаниями ребёнка во время биологического рождения. И, по всей видимости, именно такая связь существенна для развития арахнофобии.

Другой зоофобией, имеющей важную околородовую составляющую, является офиофобия, или серпентофобия, — страх змей. Образы змей, которые имеют побочный фаллический оттенок, видимый на самый поверхностный взгляд, выступают как общие символы, представляющие муки рождения и, тем самым, как уничтожающее и пожирающее женское начало. Ядовитые гадюки обычно символизируют угрозу неминуемой смерти, тогда как огромные удавы — неумолимое сдавливание и удушение, присутствующие в ходе рождения. То, что заглотившая свою добычу змея или удав похожи на беременных женщин, ещё больше усиливает их дополнительное значение как символов, связанных с рождением.

Но символика змеи, как правило, распространяется дальше, в надличностную сферу, где может иметь множество различных конкретных культурных значений: змей из райского сада, кундалини, змея Мучалинды, охраняющего Будду, Ананты бога Вишну, Пернатого Змея Кетцалькоатля, Радужного Змея аборигенов Австралии и множество других.

Фобия мелких насекомых также может часто прослеживаться вплоть до взаимодействующих сил перинатальных матриц. Так, пчёлы связываются с принесением потомства и беременностью из-за их роли в переносе пыльцы и опылении растений, а также и из-за их способности, жаля, вызывать опухоли. Мухи же из-за их близости к экскрементам и предрасположенности к переносу инфекции, связываются со скотологической стороной рождения, а она, как уже отмечалось, имеет тесную связь и с боязнью грязи и микроорганизмов, и с навязчивой потребностью мытья рук.

Кераунофобия, или патологический страх перед ненастьем, во взаимодействии психических сил связан с переходом между перинатальными матрицами БПМ-3 и БПМ-4, а значит, и со смертью эго. Вспышки молний представляют энергетическое взаимодействие земли и неба, а зарницы — физическое выражение божественной энергии. По этой причине грозовая буря символизирует то соприкосновение с божественным светом, которое происходит в наивысшей точке события смерти и возрождения. Во время работы в Праге я несколько раз наблюдал пациентов, которые в своих психоделических сеансах вновь сознательно переживали электрошок, который ранее, в предыдущие периоды их жизни, им предписывали. И переживания эти случались именно в тот момент, когда их духовно-психическое преображение подходило к точке смерти эго. Самой же знаменитой личностью, страдавшей кераунофобией, был Людвиг ван Бетховен. И он сумел противостоять этой теме собственного страха, когда включил величественное музыкальное изображение грозы в свою Пастушескую симфонию.

Пиромания, или патологический страх огня, также имеет глубокие корни в переходе от БПМ-3 к БПМ-4. Когда мы разбирали феноменологию перинатальных матриц, то заметили, что индивиды, приближающиеся к событию смерти эго, как правило, имеют видения огня. Они также часто переживают чувство, что их тело горит и они проходят сквозь полыхающее пламя. Стало быть, тема огня и очищения огнём является важным сопровождением конечной стадии духовно-психического преображения. Когда же эта сторона бессознательного взаимодействия движущих сил достигает порога сознания, то тесная связь между переживанием огня и приближающейся смертью эго даёт повод к пирофобии.

А у тех индивидов, кто способен предчувствовать благоприятные возможности такого события, то есть догадаться о том, что окончательным выходом станет духовно-психическое возрождение, следствие его может оказаться совершенно противоположным. У них возникает ощущение, что с ними произойдёт что-то изумительное, если они смогут пережить уничтожающую силу огня. Такое упование может стать настолько сильным, что порой приводит к неодолимой тяге действительно что-нибудь поджечь. Но зрелище происходящих от этого пожаров приносит только временное возбуждение, которое вскоре проходит. Тем не менее, чувство, что переживание огня должно всё-таки принести феноменальное освобождение, столь очевидно и убедительно, что эти люди снова и снова повторяют свои попытки, становясь злостными поджигателями. Таким парадоксальным образом пирофобия связана с пироманией.

Гидрофобия, или патологическая боязнь воды, как правило, также имеет сильную околородовую составляющую. Это отражает то, что вода неразрывно связана с деторождением. Но если беременность и роды протекают нормально, то связь эта благоприятна. Ибо в этом случае вода представляет для ребёнка благополучие внутриматочного существования или послеродового периода, когда совершаемое омовение указывало на то, что опасности, связанные с рождением, уже позади. Однако различные дородовые осложнения, вдыхание внутриматочной жидкости во время рождения или несчастные случаи во время послеродового омовения могут придать воде явное неблагоприятное значение. А лежащие в основе водобоязни СКО также, как правило, содержат и биографические элементы (связанные с водой травматические переживания во младенчестве и в детстве), и элементы надличностные (кораблекрушение, потоп или утопление в предыдущих воплощениях).

Этот психоневроз был гораздо более распространён во времена Фрейда, нежели теперь, и сыграл важную роль в истории и развитии психоанализа. Несколько пациентов самого Фрейда и многие пациенты его последователей принадлежали именно к этой диагностической категории. Превращённая истерия имела богатую и цветистую симптоматологию и была, в соответствии с психоаналитической схемой психогенеза, тесно связана с группой фобий, или тревожной истерией. А это означало, что базовая фиксация этого расстройства связывалась с фаллической стадией развития полового влечения, и что психо-сексуальная травма, которая лежала в его основе, происходила в то время, когда ребёнок находился под сильным влиянием комплексов Эдипа или Электры. Из нескольких защитных механизмов, вовлеченных в психогенез истерии, самым характерным являлось превращение, которое и дало этому виду истерии своё название. И понятие это обозначает символическое преобразование бессознательных противоречий и инстинктивных побуждений в физические симптомы.