Душехранитель - Гомонов Сергей "Бродяга Нат" - Страница 41

— Мыслю — следовательно, существую.

— Существуешь или живешь?

Николай помрачнел и примолк. Девушка усмехнулась:

— Да ну вас обоих! Лучше уж я магнитофон включу, может, хоть там чего доброго скажут... Надеюсь, никто не против? — и, заручившись молчаливым согласием спутников, Рената стала переключать радиоканалы, заполненные «белым шумом». — Кажется, пусто… Жаль… — но вдруг она поймала волну, на которой звучала песня, и оживилась: — Боже! Это Розенбаум! Папа так любил его слушать… Какой голос!

Рената прикрыла глаза. Читала она где-то о том, что, когда ищешь ответ на беспокоящий тебя вопрос, он приходит неожиданно, извне: из строчек в книге, из песен, из услышанной на улице реплики постороннего человека. Почему так повелось — неизвестно. Американцы называют это явление «ангел из библиотеки». Вот и теперь девушке показалось, что она как никогда близка к разгадке, что «ангел» уже осенил ее своим крылом, однако присутствие Гроссмана действовало ей на нервы и мешало сосредоточиться.

Рената была против настойчивого желания экс-мужа сопровождать их в опасном путешествии. Самое странное, что Саша принял Николая и убедил девушку смириться с присутствием третьего. Хотя нет. Самое странное заключалось вовсе не в этом. Телохранитель держался с Гроссманом так, словно они были уже сто лет знакомы. Девушка замечала: Саша знает все его слабые и сильные стороны. В точности так же он знал сильные и слабые стороны самой Ренаты, а потому она не удивлялась. Но то, что Ник на подсознательном уровне тоже поймет и примет своего соперника, девушка не ожидала. Саша и Николай вели себя скорее как старые друзья, и женская интуиция Ренаты подсказывала: это вовсе не затишье перед грядущей бурей, это что-то совсем иное, качественно иное. Они оба подначивали друг друга, но было это беззлобно, как шутливая игра между собакой и ее хозяином. Саша временами даже спорил с Гроссманом, что вызывало у Ренаты прилив непонятной ревности. С нею он не спорил никогда, и ей было обидно.

— Скоро будет Тула… — сообщил Саша. — Ты будешь звонить Иванченко, Рената?

— Да. Хотя мне и неудобно навязываться…

— Неудобно шубу в трусы заправлять! — снова вмешался Гроссман. — Я таки не прочь отдохнуть с дороги…

Девушка вздохнула:

— У меня теплится слабая надежда, что дядя Толя может что-нибудь знать о…

— Забудь! — отмахнулся Николай. — Ничего он не может знать! Это нереально.

— Умеешь ты утешить, Гроссман…

— А то! Обращайся, если что…

Николай острил, однако шутки его получались саркастическими, и молодой человек ничего не мог с собой поделать. Ситуация у них сложилась патовая. Он чувствовал себя в роли некой «собаки на сене», как в пословице: «Ни себе, ни людям». И невозмутимость Саши не могла его обмануть. Кто-то из них был третьим лишним. Гроссман знал, что телохранитель в любом случае сможет сгладить острые углы и не допустить конфликтов, и это, если говорить по совести, Ника раздражало.

Прежде Гроссману было незнакомо чувство ревности. Ревновали обычно его, он являлся для всех своих женщин светом в окошке. Даже уход жены был (в его понимании) показателем слабости. Ее слабости. Она хлопнула дверью, унося в сердце любовь к нему, пусть и омраченную бесконечными изменами. Его изменами. И Ник был уверен: рано или поздно она вернется. Перебесится и вернется. А вот теперь у Ренаты появился некто, занявший ее душу целиком, и места бывшему супругу здесь уже не было. В каждом движении бывшей жены и ее… гм… телохранителя, в каждом их взгляде чувствовалось то, что Николай когда-то не смог дать ей. Не мимолетное увлечение, а что-то, не поддающееся контролю рассудка. Не страсть. Не месть. А он-то надеялся…

О чем думал Саша, было непонятно. Он препоручил Гроссману обязанность размышлять, рассуждать и рассчитывать, а сам контролировал события как бы со стороны. Если Гроссман решал, что поступить нужно так, а не иначе, телохранитель беспрекословно подчинялся. Но стоило малейшему сомнению закрасться в голову Николая, Саша тут же угадывал его нерешительность (каким образом он делал это — анализу не подлежало) и провоцировал беседу. В процессе разговора завязывался спор, приводящий, как это ни странно, к незаметной корректировке первоначальных замыслов Ника. Именно такой исход и удивлял Ренату, готовую к любым инцидентам. Девушка терялась и недоумевала: по логике вещей, эти двое должны были ссориться — из-за нее. Но вместо этого они действовали как единый слаженный механизм, обоюдно. С одной стороны — чудесно: стало гораздо легче и проще. С другой — слегка настораживало…

…Лес поредел. Дорога слегка вильнула, и в туманной дымке вдалеке показался город…

Раечка Мезудина вышла из лифта первой. Фобосов последовал за своей «утешительницей».

Мезудина первой заметила, что дверь в квартиру не заперта.

— Снова у тебя гости… — проворчала женщина. — Я поехала. Надоело мне это до делов…

Она развернулась, но Михаил удержал ее.

— Стоп.! Никаких гостей. Не должно. Быть.!

— Может, ментов вызвать? — Раиса попятилась и понизила голос до шепота.

Фобосов тоже не решался войти и мялся у порога. Тут раскрылась дверь. На пороге стоял Саша:

— А… это вы… — бесцветно проговорил он, медленно извлекая руку из кармана черного плаща (весьма дорогого, подметил журналист, поправляя очки). — Привет, — и посторонился в дверях.

— О! Здорово.! Ну. Ты жук.! — журналист поправил очки, коротким жестом толкнув их в перемычку на носу. — А ты. Почему. Не уехал?

— Куда? — заинтересовался Саша.

— Ну… куда. Вы. Там. Собирались.? — «печатал» Фобосов. — Откуда. Мне. Знать.?

— Вернулись, — неожиданный гость поморщился.

— Чего. Стряслось.?

Мезудина обратила внимание, что Алекс нездоров: под глазами — темные круги, голос простуженный, с хрипотцой.

— Мы одну вещь у тебя забыли... Извини за беспорядок, я тут порылся второпях... немного...

Раечка с приоткрытым ртом оценила, что в понимании Алекса означает «немного»: в Мишиной квартире и так-то невозможно ступить, не споткнувшись о какой-нибудь хлам, а после «рытья второпях» все завалено лазерными дисками. Алекс просто вытряхивал их из упаковок, проверял содержание на компьютере и отбрасывал в сторону. Мезудина даже не думала, что у Фобосова так много этих дисков.

Хозяин квартиры тоже в замешательстве смотрел на учиненное безобразие и не мог подыскать слов, только руками развел:

— Что за… вещь?

— «Кадэшка». Я тебе давал ее. Помнишь? — испытующий взгляд исподлобья.

— Когда?! — остолбенел Фобосов. — Ты… путаешь. Что-то. Александр.!

— А тебе, Рая? — колючий взгляд впился в Мезудину.

— Ч-что? А! Нет! Я понятия не имею… У меня и компьютера-то, реально, нет…

Саша утомленно повел головой.

— Черт! — сквозь зубы бросил он. — Ну, вы тут... сами как-нибудь приберитесь...

Михаил и Рая проводили его взглядом. Посмотрели друг на друга.

— А как он. В квартиру. Попал?! — опомнившись, вымолвил журналист.

— Ты ему ключи давал, — подсказала Мезудина.

— Он их. В прошлый. Раз. Вернул…

Раиса почесала в голове, лохматя и без того растрепанные волосы, подумала и отправилась на балкон.

Алекс вышел из подъезда. Все, на первый взгляд, в нем было по-прежнему: идеально прямая спина, гордо приподнятая голова, легкая походка… Но что-то не так, подсказывало Мезудиной женское чутье. Что-то не то.