Вторая клятва - Раткевич Сергей - Страница 76

Наставник Шон пристально глядел на него.

— И вот, когда ты вроде бы уже выгребся… то самое будущее, куда ты так старательно плыл… вдруг плюет тебе в морду… — проговорил Керц, и рыбина задрожала в его руке.

А в следующий миг наставник Шон уже обнимал его.

— Да что ты! — шептал он. — Да не так же все! Это же не будущее, а всего-то-навсего мерзкие хамы! Остолопы и сволочи! Вот посмотришь, когда об этом гадстве в Ледгунде узнают, их другие рыбаки так обработают, что наша стража им медом покажется!

Наставник похлопал Керца по плечу и пошел к другим гномам, ободряя и утешая всех.

— Ничего, ребята! Селедка свое все равно возьмет! А проклятые ледгундцы еще будут драить якорь до зеркального блеска. Вот только гномского напильника мы им не дадим!

Гномы старательно раскладывали свой помятый товар. К ним подходили, утешали, даже покупали что-то… но настроение было безнадежно испорчено. Проклятые ледгундцы украли у них победу! Украли. И с этим ничего нельзя было поделать. Наставник Шон так и не смог вернуть своим подопечным душевное равновесие. День тянулся нескончаемо долго. Солнце висело в воздухе, словно прикованное к небосводу. Гномы до того были огорчены случившимся, что внезапно и громко прозвучавший голос показался им почти что гласом с небес.

— От имени и по поручению лорд-канцлера Олбарии, я покупаю весь ваш товар для стола Его Величества короля Джеральда! — промолвил потрясающе красивый всадник, восседающий на совершенно восхитительном коне.

Гномы застыли, боясь пошевелиться или моргнуть, страшась, что сие дивное видение исчезнет.

— А что… разве лорд-канцлер занимается закупками продуктов? — наконец осмелился спросить Керц.

— Такими, как эти, — да, — ответил всадник.

— А…, сколько… — осмелел один из гномов.

— Его Светлость порекомендовал мне заплатить за вашу селедку ту же цену, которую требовали ледгундцы за свою треску, — улыбнулся всадник. — Я надеюсь, вы не откажетесь погрузить ваш товар на подводу?

И Мастер Шон первым закричал «ура». Эх, они и обрадовались! В один миг погрузили всю рыбу на подводу. И проводили, конечно.

Они еще с полчаса радовались, пока кто-то не спросил:

— А он ее будет есть, эту рыбу, король-то?

— Король? — встрепенулся Мастер Шон. — Обязательно будет. Можешь мне поверить!

— Мятую? Давленую? — не мог успокоиться огорченный гном.

— Мятую, — кивнул Мастер Шон. — Давленую.

— Почему, наставник? Почему будет?!

— Потому что король, — ответил наставник Шон. — Потому и будет. Можете в этом даже не сомневаться, ребятки. Король своих не выдает и не бросает. Именно поэтому он и король, а не потому, что у него на голове корона…

И слезы опять сами собой наворачивались на глаза…

— …Керц!!!

Керц встряхивается, приходя в себя, поражаясь, как далеко и глубоко унесли его волны памяти.

— Керц, очнись! — повторяет Герд. — Ты чего? Я к тебе уже в пятый раз обращаюсь, а ты не слышишь! Таращишься куда-то и молчишь…

— Задумался, — виновато отвечает он.

— О чем? — тотчас спрашивает она.

— Да так, — ухмыляется он. — Вспомнил, как мы с тобой в первый раз кровать сломали…

— О! Ты решил повторить?! — в ответ ухмыляется она.

— Ну… надо же нам наконец купить себе какую-то обновку, — подмигивает он. — Все время пользоваться одной и той же кроватью — это так консервативно…

Керц, улыбаясь, смотрит на любимую, когда очередная волна вновь уносит его в прошлое…

… Наставник Шон умер через три дня после этой истории. Он уже немолод был. По человеческим меркам — так и вовсе старик. Вот только собравшимся у его тела юным гномам этого не объяснишь.

— Это они виноваты! — тяжело бросает чей-то голос.

И тотчас, многоголосым эхо:

— Точно — они!

— Он все нас утешал, а самому небось как обидно было!

— Они не нашу рыбу, они его мечту ногами растоптали!

— А он еще заступаться за них, сволочей, пытался!

На похороны старого рыбака собрался весь Гномий остров. А над его могилой все до единого рыбаки поклялись: "Чертовы лягушатники даже у себя дома не смогут продать ни одной рыбины! Ни единой проклятой трески!" Что ж, у себя дома они ее по-прежнему продают. Уже хотя бы потому, что олбарийская селедка запрещена ко ввозу в Ледгунд. Зато на всех остальных рынках треска терпит сокрушительное поражение от селедки. А все Герд!

Керц вновь с нежностью и гордостью посмотрел на супругу. Они все тогда ломали головы, как победить треску. Выходило, что нужно научиться лучше сохранять селедку. Селедка — не в пример треске — рыба нежная. Пока добирается до засолки — успевает испортиться. Мнется, аромат теряет, вкус уже не тот… Герд первая сказала — а что, если… и когда он насмешливо спросил, как она себе все это представляет, на лодке ведь попросту места не хватит, чтоб все как следует оборудовать, она спокойно, как о чем-то само собой разумеющемся, сказала: "Корабль!"

— Думаешь, нам кто-нибудь даст корабль? — фыркнул тогда, помнится, Керц.

— Даст, — сказала Герд. — Тот, кто купил мятую селедку, тот и корабль даст.

Керц недоверчиво покачал головой, а Герд отправилась к владыке. Через десять дней у них появился первый собственный корабль. А через месяц ледгундцы увезли всю свою треску туда, откуда привезли. Дешевая, отличного качества селедка покорила всех.

— Эти горлопаны даже кошке на корм не продали! — радовались гномы.

А вернувшись на остров, устроили пир. И пригласили всех желающих. Так и образовался этот праздник. Так или почти так…

— Керц!!!

— Да, любимая?

— Может, ты пойдешь и немного поспишь? А то когда ты спишь стоя, да еще и с открытыми глазами… Я-то — ничего, а вот другие пугаются… — насмешливо проговорила любимая женщина.

— У нас же праздник, — виновато возразил Керц. — Я могу его проспать. Это будет обидно.

— Не проспишь, — целуя мужа, ответила Герд. — Я тебя разбужу к самому началу.

— Как скажешь, любимая…

И Керц отправился к себе домой, с легким сердцем возложив все хлопоты по дальнейшей организации праздника на плечи любимой женщины. Все равно от него, с его воспоминаниями, толку мало. Лучше и в самом деле немного поспать…

…Керц лежал, закинув руки за голову, закрыв глаза, слушал, как волны мерно накатываются на берег.

Мягко шумит прибой. Пахнет солью и водорослями. Великое море продолжает свою извечную непостижимую работу. Медленно и мягко стачивая берег в одном месте, оно тотчас наращивает его в каком-то другом.

Сколь завидна участь Мастера, впереди у которого вечность и ничто не отвлекает его от работы! Сколь совершенное произведение выйдет в конце концов из-под его мерно шумящего резца!

И ведь подумать только! Когда-то, еще не так давно, это самое море вызывало у гномов безотчетный ужас! Многие даже смотреть на него не могли. И если бы не мужество Владыки Гуннхильд… кто знает, чем бы все кончилось? Гномы просто отказались бы садиться на корабли и плыть к месту, которое приняло их, стало их домом. Вот к этому самому месту. Ведь подумать только — они могли бы никогда всего вот этого не увидеть! Этой красоты, этого покоя, этой свободы… А вместо всего этого был бы омерзительный и бессмысленный бунт, сметающий все живое. А потом люди взялись бы за оружие всерьез.

Владыка тогда спасла всех. Весь народ, хоть многие этого так и не поняли. Она просто вошла в воду и показала, что ничего страшного в море нет. Что это всего лишь много воды, а вовсе не конец света.

Что ж, теперь-то любой дурак на это способен. Вот только теперь это никто подвигом и не назовет, а тогда, впервые… она-то ведь и сама не знала, что такое эта небывалая вода… она шагнула в неизвестность, в бесконечность, в бездну…

Она всех спасла, а ее окрестили предательницей. Ее чуть не погубили в награду за ее самоотверженный подвиг. Теперь все, кто это бормотал, выкрикивал и нашептывал, все, кто принимал участие в том мерзком заговоре, при встрече с ней кланяются до полу, величая ее не иначе как "милостивая владыка". И не потому, что они сменили свое мнение, а потому что по их логике победивший предатель — уже и не предатель вовсе. Победивший предатель — это властелин. И раз он настолько сильней, то ему все можно.