Главное задание - Астахов Андрей Львович - Страница 18

— Скука, — сказал Ванбрахт, когда Хатч в последний раз дернул струну. — Пой монахам, приятель, они любят это гнусавое вытье.

— Якоб, не богохульствуй, — одернула его баронесса. — Благодарю вас, мессир Алекто. И вас, маэстро Хатч. Мне понравилось. Только почему вы не спели нам про любовь?

— Только для вас, миледи, — сказал я с поклоном и заметил, как злобно сверкнули глазенки Ванбрахта. — Мои любимые строки одного очень известного в наших краях менестреля.

Я собрался с мыслями, попросил Хатча подыграть какой-нибудь барочный переборчик и начал читать балладу, которую однажды скачал в сети, переписал и положил в почтовый ящик Вики:

— Какая прелесть! — сказала Памела, когда я дочитал стихи. — Это вы написали?

— Если бы, миледи. Это написал величайший поэт нашего мира по имени Франсуа Вийон.

— Очередной бумагомарака, — отозвался Ванбрахт. — Ненавижу поэтов.

— Это заметно, сэр, — сказал я и поклонился рыцарю.

— Никогда не слышала о мэтре Вийоне, — произнесла Памела. — Как жаль. Спасибо за чудную балладу, Алекто.

— Миледи, я бы хотел поговорить с менестрелем с глазу на глаз, — сказал я.

— Извольте. Мы будем ждать вашего возвращения. Куршавель, заплатите менестрелю.

— А я не дам ни полушки, — заявил Ванбрахт.

— А я у тебя и не возьму, — прошептал Хатч.

Глава пятнадцатая. Невеста для лоха

В миру Хатча звали Валерой. Если я питерский, то Валера был из Нововолжска — есть такой маленький городок близ Самары. Его история сильно отличалась от моей — он не получал уведомления по «мылу», не встречался с Консультантом, не проходил профилирования. Человек просто пришел домой после работы, сел за компьютер, загрузил любимую сетевую ходилку-стрелялку, вошел в игру и…

— Что-то вдруг мигнуло, и компьютер завис, — рассказывал мне Хатч, и было видно, что он сильно волнуется. — Я подумал, что опять на подстанции химичат, решил выйти из игры. Нажал на Esc, и тут кааак грохнет!

— А потом?

— А потом я очнулся уже здесь. В этой одежде, с гитарой и с несколькими монетами в кармане. Полдня просидел в какой-то роще и выл от ужаса. Понимаешь, я решил, что умер. Правда, потом дошло, что я попал в какое-то другое измерение. Знаешь, как в фантастических романах. Идет человек себе по улице, идет и вдруг — на, получи! Ты больше не в Москве, не в Питере, не в Нововолжске, а в палатах царя Ивана Грозного. Или в какой-нибудь тюряге с иномирскими урками кантуешься. Да еще со смертным приговором в активе!

— Ну и что было дальше?

— А ничего. Пришел в себя, подумал-подумал и решил, что надо что-то делать. Взял гитару и пошел, куда глаза глядят, пока не добрался до этого замка.

— А Консультант тебе не встречался?

— Какой Консультант?

Я понял, что должен рассказать Хатчу, как я сам попал в этот мир. Он выслушал меня внимательно, а потом сказал:

— Да, подбросили они тебе подлянку, ничего не скажешь!

— Это ты о чем? — насторожился я.

— Да о профиле твоем.

— Пустяки. Мне тут одна девчонка объяснила, что слово «лох» у них не ругательство. Что-то вроде «чужак». А мы и есть чужаки. — Я посмотрел на Хатча. — Не, здорово, что я тебя встретил. Теперь вдвоем будет веселее.

— Скажешь тоже! — Он пожал мне руку. — Играем в одной банде. В четыре руки.

— А ты что, музыкант?

— Ага. В группе играю на гитаре и клавишах. Слышал такую группу «Визит Воланда»?

— Не приходилось. Я вообще-то русским роком не интересуюсь. Так, Макара иногда слушаю, «ДДТ».

— А в замке ты как очутился?

— Нужно мне тут отыскать одну вещь. Только вот не знаю, как правильно к этой Памеле подкатить.

— Слушай, какая тетка! — Хатч восторженно округлил глаза. — Она же вылитая…

— Понял уже. Тут слепой увидит. Еще и имя одинаковое. Но не про нас карамелька. Видел, какой лось при ней? Ну, ничего, я умный, я что-нибудь придумаю. Ты куда сейчас?

— Пока не знаю.

— Знаешь, подожди меня во дворе. Я попробую со своими делами разобраться и тебя найду.

— Слово?

— Обижаешь, Хатч. Встретить в чужом мире земляка и потом слызнуть от него — это не по-нашему.

— Прости, — Хатч глубоко вздохнул. — Я ведь таких страхов натерпелся, что теперь больше всего боюсь один тут остаться.

Я хотел сказать ему что-нибудь ободряющее, но тут появилась Куршавель.

— Мессир Алекто! — позвала она уже гораздо более дружелюбным тоном, чем раньше.

— Ладно, до встречи, — сказал я менестрелю. — Жди, как договорились.

Хатч кивнул и вышел в низкую дверь, ведущую на галерею. Куршавель немедленно подошла ко мне поближе.

— Должна признаться вам, мессир Алекто, что вы так замечательно пели. И стихи о любви растрогали меня, — объявила она, почему-то перейдя на шепот. — Это было так… волнующе. Я бы еще с удовольствием послушала стихи мэтра Павильона.

— Вийона, сударыня. Рад, что угодил вам.

— Вы еще почитаете стихи?

— Как вам будет угодно.

— Миледи попросила узнать, закончили вы свою беседу с менестрелем, или нет.

— Да, уже все. Я иду в зал.

— Погодите немного, — она запнулась и покраснела. — Я хотела вам сказать… если вам что-нибудь понадобится, то вы…

Бедненькая, подумал я, глядя на девушку. Природа обидела тебя по самое не могу. Каково это — иметь такую серую невзрачную внешность и при этом каждый день видеть свою шикарную госпожу, которой природа дала все в избытке? Наблюдать, как все без исключения мужики теряют рассудок от одного появления ее госпожи и знать при этом, что нет ни единого шанса, что кто-то из них посмотрит на тебя? Наверное, это страшно тяжело. Мне почему-то захотелось сказать этой дурнушке что-нибудь приятное.

— Вы очаровательны, когда краснеете, — сказал я с любезной улыбкой.

— А когда не краснею? — спросила она.

Вопрос бы, что называется, не в бровь, в глаз. Но я быстро нашелся.

— И когда улыбаетесь, — добавил я. — А еще когда задаете трудные вопросы.