Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Изувер - Барабашов Валерий Михайлович - Страница 31


31
Изменить размер шрифта:

Глава 13

СУД ДЬЯВОЛА

Родители Юрка-«урода» снова пришли на прием к Кашалоту, снова мать его, Марья, рыдала в три ручья, а Степаныч вздыхал, хмурился, маялся оттого, что не смел закурить в кабинете Борис Григорича, и лишь тоскливо щупал у себя в кармане сигареты и спички.

Мать «урода» рассказала, что сынок пьет беспробудно, тащит из дома все, отнимает пенсию, а если ее не отдать, начинает драться. Степаныч, вон, успел продать «Жигули», купил сосед, какой и просил машину, ее перегнали в деревню, в другую область, где у этого человека живет замужняя дочка, и деньги все это время держал у себя — так они со Степанычем договорились. Сосед — человек надежный, из бывших военных, отставник, ему верить можно. Домашнюю ситуацию Степаныча он хорошо знает, согласился помочь ему хотя бы тем, что купил машину и с деньгами они вот так поступили. Теперь же вот они деньги забрали, принесли Борис Григоричу, помня про его обещание и уговор.

— Да ничего я вам такого не обещал, — нахмурился Кашалот, выслушав бывшую соседку. — Сказал же, чтоб вы в милицию шли или в суд.

— Были мы и в милиции, и в суде, сынок, — снова заплакала женщина — В милиции справку потребовали об этих… телесных повреждениях…

— Ну?

— Не пошли. Как я скажу чужим людям, что родный сынок ссильничать меня хотел?! Или отца родного ножиком резал! Ты-то не чужой, Борис Григорич, дурака нашего с мальства знаешь.

— А суд?

— А суд наш районный закрылся. Денег у них нет. Мы ходили со Степанычем, девчонки и говорят: зарплату, мол, нам не платят, чего работать?

Телефоны и свет отключили, батареи к зиме не поменяли — они у них текут, что ли? Конвертов нету. Как работать? Сидят просто, и все. Идите, говорят, жалуйтесь куда хотите, вы этим, может, и нам поможете. А куда нынче пойдешь? Раньше в райисполком можно было обратиться или там в партийные органы. А сейчас никому дела нету.

И слушать никто нас не хочет.

— М-да-а… — протянул Кашалот, вальяжно попыхивая сигаретой «Мальборо». — Вишь, как она, жизнь-то, повернулась. А когда выборы президента были, наверное, за Зюганова голосовали, а?

Старики переглянулись, промолчали.

— А пришел бы ваш Зюганов, что тогда? — продолжал рассуждать Кашалот. Экспроприировал бы у честных предпринимателей добро, отымать бы его стал, гражданскую войну развязал бы. И опять эту дурацкую идею в ваши головы вбивал бы: равенство, братство и скрытое партийное блядство.

Несчастные супруги, не сговариваясь, повалились перед столом Кашалота на колени.

— Боря! Зачем ты про это?

— Борис Григорич! Сынок! Да в мыслях даже не было что-то тако отымать у тебя. Что нажил — то и твое, кто этого не понимает? Своим трудом нажил, заработал…

— Да вы поднимитесь. Встаньте! — велел Кашалот довольно строго, хотя видеть ему бывших соседей у своих ног было невыразимо приятно. — Значит, Юра мудит по-прежнему?

Старики, кряхтя, помогая друг другу, поднялись.

— Ой, не то слово, Борис Григорич! — сокрушался Степаныч. — Еще хуже стал. Колется теперь каждый день, шприцы кругом валяются, вата в крови… У самого зенки дурные, желтые…

Злой, аки пес! Борис Григорич! Спаситель ты наш! Вот деньги, возьми. За восемнадцать «лимонов» машину продал, все тебе отдаем. Возьми! — Он протянул Кашалоту сверток с деньгами. — Избавь нас, ради Бога, от этого изверга. Дай нам пожить-то хоть перед смертью…

Кашалот, докурив сигарету, хмуро глядел на сверток с деньгами. Восемнадцать «лимонов», конечно, не такие уж и большие деньги, но и немало. Кому-то года на два жизни хватило бы.

Проучить, что ли, Юрка? Мочить его вроде бы не за что: дорогу «Братану», вообще фирме, не переходил, ничего плохого ему, Кашалоту, не сделал, а с родителями сейчас многие не в ладах живут.

У молодых одно на уме, у стариков-большевиков — другое. Вечная проблема отцов и детей, это известно, на Руси так всегда было… Но как в самом деле «урода» этого, наркомана, образумить? Чтобы понял, что предков надо бы пожалеть. Для него ведь жили-старались. И отказывать Степанычу с Марьей вроде бы неудобно. Люди второй раз приходят, рассчитывают на него. Он же пообещал… И деньги принесли. Куда им в самом деле идти? Власти нет, хоть караул кричи. Да и кто услышит? У самих рука на сынка не поднимается, в тот раз еще сказали. А так бы замочили сами, да и все проблемы. Вон, в местной газетке писали: какой-то дедок на двух своих сыновей обозлился так же вот пили-куролесили дома, над родителем изгалялись (мать померла). Дедок терпел-терпел, а потом, разозлившись как следует, спящим им черепа-то и попробивал молотком. Обоих — в «Скорую помощь», в реанимацию. Один из сынков вроде бы Богу душу отдал, дедок — в СИЗО…

— Вот что, — сказал Кашалот, скинув сверток с деньгами в ящик стола. Где сейчас Юрок-то?

— С утра дома был, а потом черти его куда-то понесли. За маком, не иначе, — отвечал Степаныч угрюмо.

— Ладно, идите пока. Сегодня парней за Юрком пришлю, судить его своим судом будем. Разберемся.

Марья вздела руки к потолку.

— Чего разбираться, Боря?! Бог с нас спросит, мы ответим.

— С вас, может, Бог спросит, а с меня — менты, — хмуро отвечал Кашалот. — Без суда нельзя, мать. Юрка ваш должен знать, за что его наказывают…

* * *

«Урода» отловили тем же вечером, когда он возвращался с очередного кайфа.

Мордовороты бугра Мосола сунули Юрки в салон бежевой «девятки», накинули ему на голову черную спортивную шапочку, опустили ее края до самого подбородка, и машина рванула с места.

— Вы!.. Козлы! — завопил непутевый сын еще более непутевых родителей. Куда везете, пидоры? Попишу всех, суки, на ленты порежу-у! А-аа-а-а… Пустите-е!..

Юрок бился и метался на заднем сиденье, парень был физически здоров, в свое время тренировался в секции бокса, справиться с ним было непросто. Но и мордовороты тренировались, накачивали мышцы, отменно питались. К тому же их было четверо против одного, и скоро «урод», которому сунули под ребро рукояткой «Макарова», затих и на какое-то время успокоился.

Его привезли к подвалу стройки — то ли дача, то ли коттедж в сельской местности, но, судя по времени, недалеко от города. Повели по каменным ступеням вниз, подталкивая в бок все тем же «Макаровым».

— Ну, козлы! Ну, суки! — скрежетал зубами Юрок, но сейчас уже с меньшей энергией.

В подвале горели свечи и электрические фонари. У стены, на ящиках, восседал суд: Кашалот (судья), Рыло и Маринка (народные заседатели), Мосол (прокурор), Колорадский Жук (адвокат, защита), народ (обывателей, жаждущих судебных разбирательств, представляли боевики Кашалота. Многие из них были в сильном подпитии).

— Ну, здоров, Юрок! — бодро сказал Кашалот. — Узнаешь?

— Б-Борька?! Ты?!

— Ну я. Только Борьку… забудь. Не пацаны.

— Понял. За что п-повязали-то? Что я тебе сделал? — завопил «урод», руки у которого были схвачены за спиной его же собственным ремнем, вытащенным из брюк. — Старое, что ли, вспомнил? Так не крал я у вас мопед! И не знаю, кто это сделал…

— Мамашу свою пытался трахнуть? — с ходу спросил Кашалот, игнорируя длинную бюрократическую процедуру, с которой начинаются все суды: оглашение его состава, объявления дела, уточнения личности подсудимых, обнародования имени обвинителя, адвокатов и тому подобное.

— Н-ну… Дак я же уколотый был, ничего не помню, Борис!

— Отцу живот резал?

— А он сам?! За топор хватался, грозился башку мне срубить.

— Отвечай по существу поставленного вопроса.

— Да, резал. И я его все равно замочу.

— Что так?

— Убью, и все тут. Ненавижу его. Жить не дает.

— А мать?

— И мамаша такая же. Пилят день и ночь. Горбатиться на заводе заставляют. Денег не дают.

— Они же пенсионеры! И то им пенсию не всегда платят.

— У предка есть башли. Машину, гад, толкнул, мне ездить не давал. А я у них один… Ты же все знаешь, Борис! Конечно, ты теперь богач, авторитет… Но меня-то сюда зачем привез?