Карибский сувенир - Иванов Юрий Николаевич - Страница 56

Кровавый, жестокий диктатор Кубы Батиста бежал из дворца темной ночью под новый, 1959 год. Бежал в бронированном «кадиллаке» на аэродром, где его дожидался специальный самолет. Бежал, когда на улицы города уже входили революционные войска Фиделя Кастро.

Над нашими головами, над небоскребами лениво ползли пухлые белые тучки и большими кругами парили орлы. Сморщив нос, Норма долго глядела на них, закинув голову, потом чихнула, засмеялась и протянула мне руку:

— Мне пора.

Тряхнув густыми волосами, она побежала к набережной. Ее белая кофточка, заправленная в брючки, исчезла за пальмовыми стволами.

Узенькой улочкой я спускаюсь вниз по склону к порту и выхожу на улицу Сан-Педро. Здесь тихо и знойно. Несильный ветер с гавани несет по разогретому асфальту бумажки, какой-то мусор. Из дверей ресторанчиков доносится музыка и позвякивание приборов — гаванцы обедают. Мне тоже хочется есть, и я спешу мимо старинной крепостной стены, которая когда то опоясывала весь город, а теперь часть ее оставлена как исторический памятник. Я тороплюсь, но все же задерживаю шаги в небольшом скверике около удивительного нагромождения металла. Представьте себе груду искореженного железа и рядом гигантскую ржавую шестеренку с выбитыми зубьями. Что это — скульптура?

Проходит в испачканной мазутом куртке парень. Oн курит сигару и щурит от ее едкого дыма черные глаза. Достав сигарету, прошу у него огня. А когда закуриваю, усмехаясь, киваю головой на груду металлолома:

— Абстракция?

Но парень но смеется. Он даже не улыбается. Брови ею сходятся над переносицей суровой складкой, и он говорит:

— «Ла Кувр».

Говорит и уходит, попыхивая сигарой.

«Ла Кувр» — французский теплоход. Я вновь обхожу нагромождение искореженного металла и другими глазами гляжу на этот страшный памятник: толстое железо и сталь скручены, свернуты, растерзаны какой-то необыкновенной силой. Края бортовой обшивки разодраны в лохмотья, и из нее одиноким, мертвым глазом смотрит сплюснутая дырка иллюминатора.

«Ла Курр» пришел в Гаванский порт весной 1960 года. Тысячи кубинцев, юношей и девушек, ребятишек и пожилых людей, в фантастических карнавальных костюмах пели, танцевали и красочным потоком, освещаемым вспышками иллюминации и прожекторов, двигались по набережной, а оттуда — к Капитолию, на ступеньках которого продолжался праздник. Весенний традиционный карнавал в этом году был весел и ярок, как никогда. Народ, завоевавший свободу, мужественно перенесший трудности прошедшего 1959 года, веселился и пел в эти дни от души. Французские моряки с «Ла Кувра» торопились разгрузить теплоход, чтобы повеселиться вместе с кубинцами.

В оставшиеся два дня праздника будет выбрана королева карнавала — самая красивая девушка Кубы.

«Ла Кувр» стоял у пирса напротив того места, где сейчас громоздится ржавое железо.

В то трудное время Кубе нужно было оружие, боеприпасы. Молодое правительство Кубы обратилось к Англии с просьбой продать оружие. Но английское правительство заявило, что под давлением Вашингтона оно отказывается продать Кубе оружие. Такой же отказ получила Куба от Франции и Швейцарии. Наконец Бельгия согласилась поставить на остров Свободы необходимое количество боеприпасов и оружия, и, несмотря на грубый нажим со стороны США, из Антверпена в Гавану вышел французский теплоход «Ла Кувр». Среди прочих грузов, закупленных в Бельгии, на его борту было 76 тонн боеприпасов, в которых так нуждалась кубинская революционная армия. Трудным и опасным был путь теплохода через Атлантический океан — можно было ожидать любой провокации. Но «Ла Кувр» благополучно дошел до Гаваны и стал под разгрузку. Днем и ночью матросы, грузчики и солдаты-повстанцы разгружали ценный груз. А потом Гавана содрогнулась от страшного взрыва. В небо взметнулись обломки железа, искореженные стены и крыши портовых складов, скрученная жгутами арматура, грязная вода, насыщенная илом, горящие грузовики, в кузовах которых уже над землей разрывались ящики с патронами и снарядами.

Нет, не состоялся в ту весну выбор звезды карнавала. Вместо пышного фантастического карнавального шествия по улицам Гаваны в молчаливых колоннах прошла траурная пятисоттысячная процессия. Плакали женщины, сурово сжимали губы мужчины; над рядами провожающих колыхались стволы винтовок и автоматов, в развернутые полотнища знамен падали монеты, часы, кольца, браслеты — народ собирал деньги на оружие.

На кладбище Кастро произнес гневную речь. Предупреждая агрессоров, он заявил: «Пусть они знают, что мы будем сражаться с ними до последней капли крови. Оружием, которое у нас есть и которое мы купим у тех, кто продаст нам его просто и открыто, и оружием, которое мы умеем отнимать у врага…»

Действие этого оружия было проверено двумя годами позднее на Плайя-Хирон.

Вот что означает груда железа на портовой улице Сан-Педро.

…Тихо и знойно. Каблуки мягко вдавливаются в асфальт, рубашка прилипла к спине. Идти еще далеко, и я поднимаю руку. Первая же машина — голубой «крайслер» — притормаживает, открывается сверкающая дверца, и я удобно устраиваюсь на широком мягком сиденье.

— Салют, амиго! — говорю я шоферу, молодому светловолосому парню в белой рубашке.

Тот смеется и отвечает:

— Здорово, компаньеро. С какого теплохода?

— С «Олекмы», — растерянно говорю я, вглядываясь в смуглое лицо амиго.

Через несколько минут выясняется, что шофер «крайслера» — русский инженер из «Конгломерадо пескеро», организации, строящей в гаванском порту холодильники большой емкости для рыбы и скоропортящихся продуктов.

— Вот и порт. — Тормоза машины мягко скрипнули, она осела и остановилась. — А я работаю вон в том здании. Там у нас контора. Аста ла виста, компаньеро!

— До встречи! — говорю я вслед «крайслеру» и вхожу в портовые ворота.

Рыбный порт. Резко пахнет свежей рыбой и солью. На пирсе горы ящиков, рыболовного оборудования, упрятанного под брезенты, пофыркивают двигателями бело-голубые рефрижераторные автомобили с надппсью на кузовах: «Флота Кубана де Песка». У пирса виднеются два траулера — «Олекма» и «Олюторка». Чуть дальше стоит теплоход «Корсаков» и возле него еще несколько советских рыболовных судов.

Вместе с русскими разгружают траулер «Олюторка» и кубинцы. Нет, это не грузчики — кубинцы тоже матросы с «Олюторки». С русскими парнями ходят они на промысел в Мексиканский залив, и на прохладный для них север — к Ньюфаундленду, на Джорджес-банку за селедкой. На промысле они учатся тралить рыбу, работать на лебедке, изучают сложное дело судовождения и обслуживания главного двигателя судна. Пройдет несколько месяцев, и ребята из Гаваны сами поведут корабли на промысел. А пока они еще ученики. Ученики внимательные, вдумчивые, старательно исполняющие все указания товарищей из России.

Мелькают сильные умелые руки. Картонные ящики, чуть дымясь на солнце морозом, один за другим исчезают в кузовах автомобилей-рефрижераторов. Пройдет час-другой, и свежемороженая вкусная рыба появится на прилавках магазинов, поступит в кухни столовых, больниц, детских садов.

…Прежде чем пойти на свой теплоход, я захожу на «Олюторку». Капитан на траулере мой хороший знакомый — Юрий Васильевич Парфенов. Да вот и он — стоит на палубе и поторапливает ребят: быстрее, быстрее! Мороженая рыба не терпит теплого воздуха.

Парфенов невысокого роста, но широкоплеч, крепок. Лицо у него широкое, с особым устройством рта: кажется, что он все время улыбается. Лицо молодое, да и лет-то ему не так уж много — всего двадцать девять. Всего двадцать девять, но в волосах уже серебрится седина… Сжав мою ладонь, как тисками, он ведет меня к себе в каюту и молча достает из рундука великолепную раковину. Он мне обещал выловить ракушку в Мексиканском заливе.

— Послушай, как гудит. Слышишь — в ней волны плещут и ветер в снастях свистит, — говорит он мне. — Засидишься на берегу — послушай раковину, и сразу в море потянет.