Карибский сувенир - Иванов Юрий Николаевич - Страница 22

Итак, ярус. А что же это за штука и как им ловят рыбу? Ярус ничего общего не имеет ни с каким-либо видом сетей. Ярус — крючковая снасть, наподобие обыкновенного перемета: веревка, к которой привязаны на поводцах крючки. Но от обыкновенного речного или озерного перемета океанский перемет-ярус отличается своими размерами — он достигает гигантской величины: до шестидесяти морских миль (свыше ста километров). И оснащен такой «переметик» несколькими тысячами крепчайших крючков, способных выдержать до пятисот — шестисот килограммов живого веса.

Ставится ярус рано утром, и поэтому на другой день уже в четыре часа, еще в темноте, палубная команда была на ногах.

Вся снасть до выметки ее в океан разобрана на части: отдельно, в больших ящиках, лежит хребтина — крепчайший капроновый шнур, к которому крепится все остальное снаряжение яруса. В других ящиках, поменьше, свернутые поводцы с крючками; в сторонке громоздится груда пенопластовых поплавков и бамбуковых вешек с цветными флажками на концах.

— Начали! — командует бригадир Яков Павлович Болтенко. — Боцман, буй!

Боцман, поднатужившись, швыряет за борт, в темноту, концевой буй — шест с тремя флажками, к которому привязан конец хребтины. Судно идет малым ходом, и хребтина, увлекаемая вешкой — буем, извиваясь, будто змея, выползает из корзины и пропадает за бортом.

— Поводец! — говорит Яков Павлович, и один из матросов при помощи клевантов — металлических колец — соединяет поводец с хребтиной.

Другой матрос насаживает в этот момент на крючок наживку — рыбку и бросает поводец в воду. В воздухе он раскручивается и растягивается в воде на всю свою десятиметровую длину. Через каждые десять поводцев к хребтине прикрепляется поплавок или вешка. Вот и вся операция.

— Поводец… поводец… поплавок… поводец… — слышится голос бригадира. Вскоре он умолкает — матросы уже знают порядок выметки яруса, и дело идет быстрее…

Через два часа, к рассвету, двадцать километров океанского перемета ушло за борт. В воду полетела последняя вешка, судно развернулось и пошло вдоль яруса к его началу, откуда он будет выбираться. А команда отправилась по каютам — часок-другой отдохнуть. Пока команда спит, рыбы найдут нашу наживку, заглотают ее и… В общем, очень бы хотелось, чтобы рыбы обнаружили наш ярус. А то могут и не заметить его: ведь что для океана какие-то двадцать километров! Даже не для океана, а для того района, который мы обнаружили, — как иголка в поле. Вот если бы мы ставили промысловый, стокилометровый перемет, вот это было бы да! Но мы работаем коротким поисковым ярусом — времени, времени не хватает! Ведь на постановку промыслового яруса нужно потратить двенадцать часов! А потом столько же его выбирать!

Свесившись с верхнего мостика, я заглядываю в воду, туда, где в волнах прыгают белые поплавки и раскачиваются из стороны в сторону уходящие за горизонт вешки. Интересно, кто из подводных обитателей уже заметил наживку? Кто из морских рыб проглотил какую-нибудь из них и теперь рвется из стороны в сторону, пытаясь освободиться от жала крючка, вонзившегося в челюсть?

Сейчас мы это узнаем — команда собралась на палубе, и, пока боцман вылавливает «кошкой» концевую вешку, матросы выкуривают по последней сигарете: потом будет некогда.

— По местам, — говорит Яков Павлович. Он стоит на небольшом помосте у левого борта судна, около специальной машины — ярусоподъемника.

Принцип действия машины не сложен — хребтина зажимается между вращающимися навстречу друг другу шкивами. Шкивы, обутые в резину, крутятся и за счет трения вытягивают хребтину, которая тут же укладывается в ящик. Гудит ярусоподъемник, хребтина прячется в ящик, а матросы отстегивают от нее поводцы, вешки, поплавки. Поводцы тут же на специальной машинке койлаются, то есть скручиваются и укладываются в ящики; поплавки относятся в сторонку, чтобы не мешали работать.

Натужено гудит машина. Гудит, выволакивая из воды тяжелый намокший ярус. Быстро мелькают матросские руки, заполняются ящики с поводцами, растет штабель поплавков. Гудит ярусоподъемник; в его сердитом гудении мне чудятся нотки нетерпения: дескать, а где же рыба? Действительно, рыбы пока нет…

Жаров, Виктор и Брянцев стоят у борта и нервно курят. Я не курю, но тоже нервничаю, и тоже стою у борта, и с нетерпением заглядываю в воду: где же рыба? Сегодня мы, научная группа, как бы сдаем экзамен: будет рыба, значит, не подкачала наука, а вытащим «пустышку», что тогда? Конечно, бывают и просчеты, но не хотелось бы, нет…

— Рыба! — кричит бригадир.

Хребтина туго натягивается; прикрепленный к ней поводец гудит, будто басовая струна, и режет воду; внизу, в синец глубине, мечется какое-то крупное, взбесившееся от боли существо.

И снова работа, поиск рыбы. На этот раз мы не тралим, а ловим рыбу ярусом — многокилометровым океанским переметом. С напряжением всматривается в бурлящую воду бригадир: попадется сегодня что-нибудь или нет?.. А на мостике берет координаты судна старший помощник капитана Виктор Литун. Уже много рейсов совершил он в далекие теплые моря. И всегда точно определяет местонахождение теплохода по солнцу, звездам и маякам…

Мы спешим к лазпорту — отверстию, через которое на палубу судна поднимается рыба. Ну-ка, где она, голубушка? Кто сидит на крючке, кто первый из морских обитателей окажется на палубе «Олекмы»? Поводец отсоединяют от хребтины, и Петрович с матросом Виктором Герасимовым, коротко остриженным парнем, состоящим из одних упругих мышц, подтаскивают рыбину к лазпорту. Краснея от натуги, боцман и матрос упираются ногами в палубу и, напрягая все силы, выводят рыбину из глубины к поверхности. Ну, еще немного, ну, еще чуть-чуть… У лазпорта уже дожидается ее, крепко сжимая в руках багор, Виктор Жаров. Первую рыбину, попавшуюся на ярус, ему хочется извлечь из океана самому.

— Подтягивайте!.. Еще чуть-чуть! — просит он, наклоняясь над водой.

В этот момент, всплеснувшись, из волн выскакивают длинный острый бивень и фиолетовая голова с выпученными глазами.

— Марлин! — восклицает Жаров и, нагнувшись, вонзает острие багра в упругое тело.

От страшной боли рыба делает мощный рывок, капроновый шнур звонко лопается, а багор выскакивает из рук Жарова и вместе с рыбой исчезает под днищем судна в вскипевшей окровавленной воде. Боцман испуганно ахнул, но нет, не ушел марлин — багор накрепко привязан сезалевым канатом к борту судна. От ярусоподъемника бегут матросы, сильные руки вцепляются в канат, и вот уже показался кончик багра… Снова видна остроносая марлинья голова, и в нее тотчас впиваются еще несколько багров. Утомленная рыба всплывает и, широко разинув рот, выплевывает розовую пену. Марлин еще пытается вырваться — он ворочается в воде, хлопает по волнам метровым хвостом, но нет, уже поздно. Люди там наверху, на палубе судна, сильнее его. Через несколько мгновений под команду Петровича: «Еще разик!..» — марлин переваливается через борт. Вот и все. Рыба на палубе.

Глаза ее быстро тускнеют, по телу волнами прокатывается судорога. Кожа становится то почти черной, то светлеет и покрывается поперечными сине-фиолетовыми полосами…

Вокруг рыбы стоят люди. Матросы дымят сигаретами, заглядывают в необъятную рыбью пасть, шлепают по марлиньему телу. Вот уж рыбка так рыбка! Только увидев такого красавца, только выловив такую рыбину, понимаешь, почему рыбацкие суда покидают свои порты и идут промышлять рыбу за тридевять земель. Мясо у тунцов и марлинов очень вкусное, оно пользуется большим спросом на мировом рынке. Японцы, например, ходят ловить марлинов и тунцов к берегам Южной Америки.

— Хороша рыбка! — почесывает затылок Яков Павлович. — Недаром я все колдовал про себя: «Ловись рыбка большая и маленькая…»

— Ох и рыбочка, — поддакивает ему пахнущий гороховым супом кок, — из одной такой можно с тысячу рыбных блюд приготовить!