Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Любовник смерти - Акунин Борис - Страница 10


10
Изменить размер шрифта:

Про безногого Боцмана, девятку, Килька рассказал, что он и вправду прежде был флотским боцманом, самым геройским героем на всем Чёрном море. Как начнёт про турку или морские плаванья рассказывать – заслушаешься. Ему на корабле котлом паровым ноги отдавило. Кресты у него, медали, пенсия геройская – шестнадцать целковых, но не тех кровей человек, чтоб тихо старость проживать. Ему куражу хочется, фарту да азарту. Он и доли из хабара своей никогда почти не берет, а у девятки доля немалая, не то что Килькина.

Седьмой с восьмым братья-близнецы с Якиманки. Лихие ребята. Их Князю знакомый городовой из Первого Якиманского участка взять присоветовал. Сказал: страх до чего ребята отчаянные, жалко, если к большому делу не пристроятся, даром пропадут. А прозвали их Авось и Небось, потому что лихости в них больше, чем ума. Авось-то ещё куда ни шло, оттого старшим поставлен, а Небось совсем шебутной. Вели ему Князь орла двуглавого со Спасской башни своровать – полезет, не задумается.

А под конец Килька вздохнул, ладоши потёр и говорит:

– Ништо, сегодня на всех наших в деле посмотришь.

– В каком деле? – У Скорика сердце так и сжалось – надо же, в самый первый день сразу на дело идти! – Бомбить кого будем?

– Нет, бомбить что. Тут дело аховое. Стык нынче у Князя с Упырём.

Сенька припомнил, как Очко про этот самый стык уже спрашивал.

– А, это который в седьмом часу будет? И чего там? Это который Упырь, Котельнический?

– Он. На московского туза с Князем метать будут. Понял?

Сенька присвистнул. Вон оно что!

Туз – это у фартовых навроде царя-государя, один на всю Москву. Раньше тузом Кондрат Семеныч был, большущий человек, вся Москва его трепетала. Говорили, правда, про Кондрат Семеныча разное. Что старый стал, ржавый, молодым ходу не даёт. Кто и осуждал за то, что в богатстве проживает, и не на Хитровке, как тузу положено, а в собственном доме, на Яузе. И помер он не по-фартовому – от ножа, пули или в тюрьме. На пуховой перине дух испустил, будто купчина какой.

Выходит, Обчество приговорило тузом одному из двух быть: Князю или Упырю.

Про Князя ясно – орёл крылатый. Стрелой вверх взлетел, такие дела делает – залюбуешься. Одним нехорош: больно шустро шагает и строптив. Килька сказал, «деды» опасаются – не задурил бы от такой власти.

Другое дело Упырь. Он из давних, тихих, которые не летают, а по-белочьи вверх карабкаются. Дел за Упырём громких не водится, пальбы от его колоды не слыхать, а боятся его не меньше, чем Князя.

Упырева колода не налётами промышляет, а делом новым, шума не терпящим: стрижёт лабазников и лавочников. Таких деловых «доильщиками» прозвали. Хочешь, чтоб лавка цела была, чтоб врач санитарный не цеплялся и псы не трогали – плати доилыцику мзду и живи себе, торгуй. А кто не хотел платить, на себя надеялся или так, жадничал, с теми всякое случалось. Одного упрямого бакалейщика стукнули в тёмном переулочке сзади по башке, он и не видел кто. Упал, встать хочет, а не может – земля в глазах плывёт. Вдруг глядит – на него лошадь с телегой едет, в телеге камни грудой, чем улицу мостят. Он кричит, руками машет, а возница будто не слышит. Лошадь-то бакалейщика копытами переступила, а тележные колёса прямо по ногам ему проехали, переломали всего. Теперь того бакалейщика в кресле на колёсиках возят, и Упырю он платит исправно. А у другого, мороженщика, дочку-невесту так же вот подкараулили, мешок на голову натянули и попортили – да не один, а с полдюжины бугаев. Она теперь дома сидит, на улицу носа не кажет, и уже два раза из петли вынимали. А заплатил бы мороженщик, ничего бы с его дочкой не было.

Но и Упырь не всем «дедам» по сердцу, объяснил Килька. Те, которые годами постарше и хорошо прежние времена помнят, не одобряют Упырева промысла. Раньше так кровососничать не заведено было.

Короче, на сегодня назначен стык, чтоб Князь с Упырём сами меж собой разобрались, кто кому дорогу уступит.

– Так порешат они друг друга! – ахнул Сенька. – Порежут, постреляют.

– Нельзя, закон запрещает. Ребра поломают или башку кому пробьют, но не боле того. С оружием на стык идти нельзя, Обчество этого не дозволяет.

В пятом часу пришли посредники от Обчества, два спокойных, медлительных «деда» из уважаемых воров. Назвали место для стыка – Коровий луг в Лужниках – и время: ровно в семь. Ещё сказали, Упырь желает знать, всей ли ему колодой приезжать или как.

«Дедов» посадили в передней комнате чай пить, ответа ждать, а сами столпились у Князя вокруг стола. Даже Боцман с улицы прикатил, боялся, обойдут его.

Небось первый крикнул:

– Все пойдём! Наваляем упырятам, будут помнить. Князь на него шикнул:

– Ты думай, башка, потом говори. У нас дама есть? Нету. Смерть же с нами на Коровий луг махаться не поедет?

Все поулыбались шутке, стали ждать, чего Князь дальше скажет.

– А у Упыря дамой – Манька Рябая. Она в прошлый год двух легавых лбами стукнула так, что не встали, – продолжил Князь, полируя щёточкой ногти. Он сидел нога на ногу, слова ронял неспешно – наверно, уже видел себя тузом.

– Знаем Маньку, женщина основательная, – подтвердил Боцман.

– Та-ак. Дальше глядите. Вот ты, Боцман, не в обиду сказать, калека. Какой от тебя на стыке прок?

Боцман запрыгал на своих обрубках, заволновался:

– Да я… Вон колотушкой как приложу – всякий напополам согнётся. Князь, ты ж меня знаешь!

– Колотушкой, – передразнил Князь, откусывая заусенец. – А у Упыря девяткой Вася Угрешский. Много ты против него своей колотушкой намахаешь? То-то.

Боцман закручинился, захлюпал.

– Теперь шестёрку взять, – кивнул на Кильку старшой. Тот вскинулся:

– А чё я-то?

– А то. У них шестёркой Дубина. Он кулачищем гвоздь четырехвершковый в бревно забивает, а тебя, Килька, соплей перешибёшь. И что у нас, господа фартовые, выходит? А то выходит, что ихняя колода на стыке забьёт нашу как Бог свят. А после скажут, что Князь при всей колоде был, не станут разбирать, кто там малый, кто убогий, а кого вовсе не было. Скажут-скажут, – повторил Князь в ответ на глухой ропот.

Тихо стало в комнате, скушно.

Сенька в самом уголке сидел, боялся – не погнали бы. Что на стык не возьмут, его не сильно печалило. Не большой он был любитель кулаками махать, да ещё против настоящих бойцов. Порвут недоростка и в землю утопчут.

Князь на ногти полюбовался, ещё один заусенец откусил-выплюнул.

– Зовите «дедов». Я решаю. И молчок мне, не вянь-кать.

Килька сбегал за посредниками. Те вошли, встали у порога. Князь тоже поднялся.

– На стык вдвоём идти, такое моё мнение. – Посмотрел весело, чубом тряхнул. – Королю и ещё одному, кого король выберет. Так Упырю и передайте.

Очко на эти слова зевнул, прочие насупились. Но ни слова сказано не было – видно, перед чужими собачиться нельзя, подумал Сенька.

Но и когда «деды» ушли, лаю не было. Раз Князь решил, значит всё.

Килька Сеньке мигнул: выдь-ка.

В колидоре зашептал, шмыгая носом:

– Я то место хорошо знаю. Там сарайчик есть, сховаться можно. Айда засядем!

– А если увидят?

– На ножи поставят, как пить дать, – беззаботно махнул Килька. – У нас с этим строго. Да не пузырься, не увидят. Говорю, сарайчик важнеюший. В сено зароемся, никто не допрёт, а нам всё-будет видать.

Сеньке боязно стало, замялся. А Килька сплюнул на пол и говорит:

– Гляди, Скорик, как хочешь. А я побегу. Пока они телятся, поспею раньше.

Пошёл с ним, конечно, Сенька – куда деваться. Не девка ведь трусить. Да и посмотреть хотелось: шутка ли – настоящий фартовый стык, где решится, кому на Москве тузом быть. Многие ль такое видали?

Бегать, конечно, не пришлось – это Килька так, к слову сказал. Денег у него, фартового, были полные карманы. Вышли на Покровку, подрядили лихача, покатили в Лужники, за город. Килька извозчику ещё рупь сверху посулил, чтоб гнал с ветерком. За двадцать три минуты по набережной докатили – Килька по своим серебряным часам считал.