Светорада Медовая - Вилар Симона - Страница 31

У Светорады слегка кружилась голова. Весь мир мелькал то ярким светом огней, то темнотой нависающего в вышине неба. Появилось странное ощущение, будто огни этой ночи зажигались в ней самой и она вся горит, но это был волнующий жар. Он разлился по ее телу, приятным теплом вспыхнул в ее лоне и горячечной волной прокатился по животу и ногам, сосредоточившись в груди, которая вдруг стала такой чувствительной, что даже трущаяся о соски ткань рубахи вызывала волнение и истому. Голова была непривычно легкой, и она тряхнула ею, сбрасывая нарядную повязку, наслаждаясь свободой рассыпавшихся по плечам волос. Ей было жарко, и Светорада жадно облизнула языком пересохшие губы. Ей вдруг очень захотелось, чтобы к ее устам прикоснулись… И не она сама, а кто-то иной… Ее даже качнуло в сторону прошедшего мимо мужчины. О матерь Макошь, да это же сам посадник! Обычно Светорада несколько робела перед ним, а тут проводила таким взглядом, словно только сейчас заметила, какая мощная и коренастая у Путяты фигура, сколько в ней, должно быть, силы! А Скафти… Он оглянулся, смеясь, и она тоже рассмеялась, не понимая, что с ней происходит. У Светорады было ощущение, что она стала непривычно легкой, почти невесомой, и, когда Скафти поднял ее и закружил, ей показалось, что она сама порхнула. Но особенно сладостно стало, когда он опустил ее, все еще не разжимая рук, и Света оказалась в кольце его объятий. Но когда сама обняла его, Скафти неожиданно отпрянул. Посмотрел пытливо:

– Когда это ты успела так охмелеть, моя сладкая липа пряжи?

– Сладкая? А вот ты попробуй меня на вкус, – смеялась Светорада, подставляя ему свои пухлые губы.

Чувствовала, как он напряжен, и сама едва не сходила с ума от нестерпимого горячего желания обнять его, прильнуть к сильному мужскому телу…

Но Скафти повел ее в круг танцующих.

По традиции молодежь уже начала прыгать через горевшие костры. Считалось, что священное пламя огней купальской ночи очищает от хворей и несет благость. В эту ночь дозволялось все, и в этом не было ни греха, ни темных помыслов, ни злых страстей, а только радость и любовь. Светорада сияющими глазами смотрела, как пары, взявшись за руки, визжа и хохоча, взлетают над кострами, как развеваются подолы, мелькают быстрые ноги, блестят в свете огней волосы.

Откуда-то вновь появился Усмар, протянул руку, приглашая прыгнуть с ним через костер. Света и пошла бы, да Скафти не пустил. Если прыгать, то только с ним, сказал. И стал увлекать ее, а Усмар застыл, глядя растерянно и почти несчастно.

Светораду тянуло к огню, как ночную бабочку к свету. Она чувствовала в себе некую сводящую с ума беспечность. Эх, была не была! Они разбежались и взлетели. Прыжок был долгим, но и мгновенным. И вот они уже оказались в толпе собравшейся за костром молодежи, побежали к следующим огням. Мельком Светорада опять увидела Усмара, который с кем-то говорил, указывая на Светораду. Неужели Согда? Что, и эту дикарку занесло на веселый купальский праздник? Но сейчас об этом думать не хотелось. Сегодня всякому воля. И Светорада, увлекаемая Скафти, неслась к следующему костру; они прыгнули – Светорада завизжала, Скафти хохотал.

Она опять прильнула к нему, обняла, ощущая, как страстно хочет его.

– Ну, поцелуй же меня, любый!

Но варяг довольно сильно тряхнул ее.

– Да что же это с тобой? Праздник совсем замутил голову?

Светорада не ожидала, что он может быть таким грубым.

И это в момент, когда ее неудержимо тянет к нему, хочется обнять его мощные плечи, коснуться бедра, провести ладонью по крутым ягодицам, взлохматить длинные волосы с вдовьей косичкой на виске. Сегодня такая ночь! Прочь все печали! И Светорада не удержалась, чтобы не прильнуть ртом к груди варяга, там, где расходились тесемки на рубахе. Скафти замер на миг, коснулся ее волос, тяжело задышал. Потом отстранился.

– Идем-ка в усадьбу! Ты сегодня сама не своя, Медовая.

Он говорил строгим голосом, да и вел ее за собой почти грубо. А она все смеялась, потом стала упираться и рвалась туда, где молодежь покатила со склона зажженные колеса, которые неслись, как маленькие солнышки, а затем с шипением гасли в воде. Вокруг все кричали радостно и возбужденно. Это была традиция – смешать огонь и воду, – ибо огонь и вода очищают душу и тело. Это знак, что пора и Купале вспыхнуть жарким пламенем. Вокруг его разгорающегося соломенного изваяния уже побежал хоровод, все, стар и млад, влились в него с радостными криками. Даже строгого Путяту увлекли в пляску молодицы, и он шумел, крича вместе со всеми. Ибо в это мгновение нет хворей, нет возраста, а есть только сила и ликование!

Светорада тоже визжала, вырываясь из рук Скафти, устремляясь туда, где шло веселье и от горящего Купалы полетели в туманное небо яркие искры.

– Отпусти, если сам не хочешь меня, варяг!

Она видела, как люди, на ходу сбросив одежду, кинулись в воду и теперь плещутся, весело дурачась. Даже степенные бабы, оставив расшалившихся с девушками мужей, спешили избавиться от длинных рубах и бухались мясистыми телами в сверкающую от огней воду. А нагие парочки уже бежали вдоль берега в темень, чтобы предаться священной любви этой колдовской ночи. Некоторые даже не стремились укрыться, плескались в воде, обнимались и целовались на глазах у всех, ошалевшие и счастливые в меркнущем свете догорающего изваяния Купалы.

По знаку волхвов стали заливать костры, потянуло дымом, но в потемках шум как будто только больше усилился. Визг, смех, тяжелое дыхание, топот ног. Светорада и не заметила, как оказалась среди взбудораженной толпы, чьи-то руки обнимали ее, она тоже кого-то обняла, но тут опять рядом оказался несносный Скафти, вырвал ее из чьих-то объятий, подхватил на руки, понес. Она извивалась, урча, словно кошка, и не понимала, что делает, когда стала покрывать его лицо быстрыми поцелуями.

– Отстань, Света! Опомнись!

И это слывущий первым любостаем в округе Скафти сын Аудуна? Светорада смеялась, но и злилась, понимая, что варяг сейчас отнюдь не настроен любиться. А он попросту унес ее в сторону от беснующегося люда и, отойдя подальше по кромке берега, почти швырнул в воду.

– Остудись немного!

Холодная вода с отдаленными бликами сверкающих огней, казалось, чуть остудила ее. Светорада смеялась, пытаясь встать, но путалась в длинном подоле и падала. Тогда она стала раздеваться, бросила куда-то платье, стянула намокшую в воде рубаху. В какой-то миг заметила, что возле Скафти стоит Согда. Шаманка что-то говорила, хватая за руки варяга. Он отстранялся, отвечая: потом, потом… Варяг не видел, как из мрака возник Усмар, подкрался сзади и обрушил на его голову дубину.

Когда Скафти упал, и Согда склонилась над ним, Светорада на мгновение опомнилась:

– Вы что творите?

Но Усмар уже шагнул к ней, жадно огладил по мокрому бедру, прижал к себе.

– Говорил же, все одно моя будешь!

Светорада глядела в склоняющееся к ней лицо, ощущая разом и ужас, и восторг. Ее переполняло чувство полета, потому что тому, кто стоит над пропастью, уже нечего бояться. Ей даже хотелось кинуться в открывающуюся перед ней бездну – это было страшно, но упоительно. От жаркого шепота Усмара, от его отдававшего вином дыхания у нее отяжелела голова. И когда Светорада склонила ее на плечо тиуна, когда ощутила его жаркие прикосновения к своему телу, она стала растворяться в пожирающем ее желании, жадно отвечая на его исступленные поцелуи. Возникшая рядом Согда раздражала ее. Но та была настойчива, теребила тиуна, обнимавшего мокрую, нагую Светораду.

– У меня тут лодка, – сказала шаманка. – Лучше бы нам исчезнуть, уплыть подальше, не привлекая к себе внимания.

Светорада поняла только, что Усмар взял ее на руки, а потом стал укладывать на днище лодки, на мягкий подстеленный мех. Согда гребла, а они все целовались с Усмаром, и он быстро и резко скидывал с себя одежду, почти стонал от ласки давно желанной им женщины.

Потом они как будто пристали к берегу. Согда разожгла огонь и, подняв вспыхнувшую лучину, увидела, как охотно жена Стрелка опрокинулась на овчину, брошенную на каменистую почву небольшого островка. Уже раздетый Усмар жадно навалился на нее. Приподнявшись на руках, он быстро и сильно двигался, владея красавицей с разметавшимися волосами, которая извивалась под ним и стонала. Потом тоже приподнялась, опершись на локти и откинув голову, словно увлекаемая потоком длинных струящихся волос. В последнем отблеске догоравшей лучины Согда заметила, как подрагивают груди молодой женщины, крепкие и округлые, с бледными, возбужденно вздернутыми сосками.