Светорада Медовая - Вилар Симона - Страница 21

Светорада часто задышала и прижала руки к груди, чувствуя, как сильно забилось сердце. Нет, этого не может быть!

Усмар смотрел на нее как будто с сожалением. Поймал ее ослабевшую руку, ласково пожал.

– Успокойся. Он просто не ведает, какое ты сокровище у него.

– Ведает, – тихо и как-то отстранение отозвалась Светорада.

Усмар же настаивал на своем:

– Да что нам с тобой до него? Где он? Когда еще явится? Пока не наскучит ему его лада новая? А я тут, я люблю тебя, а весна такая… Любиться-то как хочется…

– Вот и иди, любись со своей женой, – опомнилась Светорада и быстро отступила от тиуна. Подумала: а не хитрит ли он, стремясь добиться от нее милости? От этой мысли ей сразу стало легче дышать и все увиделось в ином свете. – Асгерд твоя – первая и самая родовитая женщина в Ростове, – сказала Светорада. – Она носит твоего ребенка. Прознай ее братья, как ты тут мне о любви говоришь… Не гневи Рода, тиун.

– Что мне ее краса, – дрожащим голосом ответил Усмар, чувствуя, что впадает в горячечный бред от ее близости. – Ее краса, как у Зимы-Морены, – холодная и колючая. А вот ты, Медовая… Сладкая моя, горячая… Я ведь знаю, чувствую, как ты откликнешься, как ответишь, истосковавшись по мужской ласке.

И Усмар вдруг крепко обнял ее, прижал к себе, стал страстно целовать. Опешившая Светорада даже замерла, растерялась, пораженная его пылким наскоком. А он целовал ее умело и глубоко, отчего по ее телу разлилась приятная волна, но уже в следующий миг все в ней восстало против собственной слабости. Не желая покоряться ему, она отвернула лицо, стала упираться в его грудь руками, силясь оттолкнуть.

– Пусти! Да пусти же, говорю!

– Нет уж, сладость моя! Я по тебе с первой нашей встречи сохну. Да и общие тайны у нас. Отчего же не скрепить их еще одной тайной, страстной…

Задыхаясь, он прижимал Светораду к себе все сильнее, тискал, оглаживая по бедру, почти опрокидывая и не обращая внимания на ее попытки высвободиться. Светорада была потрясена: этот не больно мощный с виду мужчина оказался на диво силен. Она только взвизгнула и, извернувшись в его руках, оказалась вдруг прижатой спиной к нему, а он схватил ее за грудь и тяжело дышал, не сдерживая больше своего вожделения. Светораде стало по-настоящему страшно. Она брыкалась, царапалась, разнимала удерживающие ее руки и стонала, отчаянно стыдясь закричать, опасаясь, что кто-нибудь увидит их и это породит слухи о ней. Все видели, как она уединялась с Усмаром, и могли спросить, зачем в лес-то ушла, когда он приехал. Потому к сдерживалась, рвалась молча, пока в какой-то момент не развернулась и, высвободив руку, с размаху ударила его по щеке. С тиуна упала высокая шапка с меховыми отворотами, темная прядь нависла на глаза, а сам он, опешив от неожиданности, вдруг обозлился и с такой силой тряхнул Светораду, что у нее с головы спал повойник. Узел ее золотистых волос растрепался, и он, схватив их в кулак, запрокинул ей голову, стал жадно целовать обнажившуюся шею. Когда же Усмар увидел неожиданно блеснувшую на нежной коже каплю сверкающего алого кулона, ему даже показалось, что это ее кровь, и он, словно схвативший добычу волк, заурчал, впиваясь в нее. Не обращая внимания на стоны Медовой, тиун привалил ее спиной к толстой березе и стал протискиваться твердым коленом между ее сжатых ног. В тот миг, когда Светорада с ужасом поняла, что он одолевает ее и может сделать с ней все, что угодно, в толстый ствол подле них вдруг с силой вонзилось жало копья.

Усмар замер, все еще обнимая Свету. Он посмотрел на длинное лезвие, потом глянул через плечо и увидел пробиравшегося к ним сквозь заросли Скафти. Его конь, брошенный на дороге, убежал прочь, а молодой варяг, красивое лицо которого было перекошено от гнева, спешил к ним.

Усмар быстро опомнился, оттолкнул Светораду и, выдернув копье из ствола, резво повернулся, направив острие на Скафти. Светорада только слабо ахнула, ужаснувшись тому, что сейчас может произойти. Однако Скафти был умелым воином, его, похоже, нисколько не страшил грозный вид Усмара. А когда тот сделал резкий выпад, варяг, не замедляя шага, ловко уклонился от лезвия копья, а потом схватил его за древко и сильным движением вырвал из рук Усмара. В следующее мгновение свободной левой рукой Скафти залепил тиуну такую оплеуху, что тот кубарем покатился в кусты и оказался в ложбинке на сером холодном снегу.

Светорада стояла, кусая пальцы. Все произошло так быстро, что она и испугаться-то толком не успела. Она во все глаза смотрела на медленно поднимающегося Усмара и на Скафти, который тяжело дышал от обуревающей его ярости. А то, как варяг вытер руку о штанину, говорило о его брезгливости, которую он испытывал к тиуну.

– Убирайся, пес! И благодари богов, что тебя любит моя сестра. Иначе я бы насадил тебя на копье, как перепела на вертел. Пошел вон!

Усмар поспешно отполз в сторону, затем поднялся и помчался через подлесок на полянку, где за кустами виднелся его мерин. И только вскочив в седло, он словно опомнился. Поправил полы накидки, огладил волосы и, бросив взгляд на Скафти, стоявшего перед замершей Светорадой, крикнул издали:

– Ладно, сегодня твоя взяла, Скафти! Ты можешь утешить Медовую, пока ее Стрелок гуляет с Согдой. А мое время еще придет.

И, пришпорив мерина, поскакал прочь. Светорада только сейчас заметила, что плачет. Она стояла, прижав ладонь к губам, и вздрагивала. Скафти молчал, потом отошел в сторонку, поднял с земли повойник и протянул ей. Она же просто крутила его в руках под суровым, как ей показалось, взглядом варяга.

– Скафти, – всхлипывая, произнесла она, – Скафти, я не хотела. Он сам…

– Я догадываюсь. Усмар ко многим так приставал. И многие ему поддались.

Варяг смотрел на Свету, растрепанную, плачущую и беззащитную, и в глубине души понимал Усмара, не устоявшего перед ее влекущей красотой. Неожиданно он сам разволновался, ему захотелось прижать молодую женщину к себе, утешить ее, пропустить сквозь пальцы золото этих прекрасных волос, вдыхать их запах… Но вместо этого Скафти отошел в сторону и сел на поваленное бревно, поставив копье меж колен. Он смотрел на молодые листочки, на то, как они светятся на солнце, на тоненький стебелек ветреницы у корявого ствола дуба и думал о том, что весенний цветок такой же нежный и беззащитный, как эта молодая женщина. И еще Скафти думал о том, что, не подоспей он вовремя, еще неизвестно, что бы тут приключилось.

Света через какое-то время сама подошла к нему. Она уже взяла себя в руки, растрепанные волосы спрятала под повойник, и только пальцы еще возились с застежками на груди, пряча под одежду рубиновый кулон.

– Ну что, идем? – спросил Скафти почти буднично и поднялся, опершись на копье.

Светорада испытующе посмотрела на него.

– Скафти, поверь, я не виновна в том, что случилось. Ну, почти… Я ведь думала, что он ваш родич, поэтому и позволяла себе быть приветливой с Усмаром. Возможно, излишне приветливой…

Скафти поднял руку, принуждая ее умолкнуть.

– Давай так, Медовая: мы оба забудем о том, что тут приключилось. Посмотри-ка лучше, какой день ясный, какое солнышко. А то, что произошло… Просто забудь, как забыл уже я.

Он отошел, чтобы поймать своего коня, а потом они тронулись рядом по тропинке. Конь Скафти неспешно ступал за ними, хватая на ходу молодые побеги с ветвей. Светорада вспомнила, сколько раз заигрывал с ней сам Скафти, сколько раз она лукаво отвечала на его ухаживание, и ей сделалось не по себе. Он мог подумать, что она сама подтолкнула Усмара к попытке овладеть ею. К тому же теперь она не была княжной, которую никто не смел ни опорочить, ни обидеть. А ее привычка быть любезной с людьми… И разве то, что Скафти с момента ее отъезда в лес появлялся тут при каждом удобном случае, не указывало, что она ему небезразлична, и он смеет на что-то надеяться от приветливой Медовой? И вот сегодня варяг видел, как она едва не досталась еще одному, с кем была ранее любезна. Ах, как же ей изменить саму себя, как дать понять им всем, что ее расположение – это одно, а ее любовь к мужу – другое, гораздо более важное.